В среде кинематографических режиссеров выдвинулся Е. Ф. Бауэр. Нужно, по-видимому, обладать действительно талантом, чтобы завоевать прочное и признанное всеми положение в той среде, которая верит только в гору рекламы, обычно родящую мышь художественной ценности.
Мы не беремся составлять себе исчерпывающего суждения о талантах Е. Ф. Бауэра. Но думаем, что они также незаурядны, как многогранен и его житейский опыт.
Жизнь его хорошая школа для кинематографического режиссера.
Он был актером, художником-декоратором, журналистом. Хорошо знаком с фотографией и чуть ли не цинкографией. И как последний и блестящий экзамен на истинного работника искусства — он провалился на антрепризе.
Его постановки обычно художественно задуманы, красиво-декоративны, чужды шаблону. Размеренно комбинируются и сменяются впечатления отдельных картин. Всегда умелое освещение, точная перспектива.
Что особенно ценно в творчестве Е. Ф. Бауэра, это то, что оно ни на минуту не останавливается. Он ищет новых декоративных и световых возможностей, пытает новыми и новыми опытами тесное полотно экрана.
У него есть свои вкусы. Он не любит далекой перспективы. И в этом сказывается его вкус как художника. Далекие перспективы интересны только фотографу. Но у него есть и свои пристрастия, как у фотографа. И эти пристрастия составляют его слабую сторону.
В мизансценах Е. Ф. Бауэр дает больше позы, чем движения и игры. Эта другая сторона постановки представляет того второго зайца, за которым Бауэр не хочет или боится еще гнаться, боясь упустить первого.
Посвятив себя кинематографии, Е. Ф. Бауэр подошел к новому делу прежде всего как художник. Это было необходимо и своевременно. Первые опыты молодой русской кинематографии были крайне плачевны. В них недоставало буквально всего — и содержания, и внешности.
Что касается содержания, — то это было не так еще обидно. Иностранные картины, пожалуй, еще меньше заботились о психологической значительности своих драм и комедий.
Но отсутствие умелой художественной постановки и хорошей фотографии било в глаза и наводило на весьма грустные выводы, — о нашей неспособности тянуться за иностранцами.
Нужно отдать должное энергии и большому художественному умению Е. Ф. Бауэра. Он сумел поставить русскую кинематографическую картину на ту высоту, на какой давно
стояли картины заграничные. Такие его постановки, как «Песнь торжествующей любви», «Пламя неба», «Борис и Глеб», «Невеста студента Певцова», могут выдержать какое угодно сравнение, и даже
научить кой-чему новому иностранных фабрикантов лент.
Психологическая сторона сюжета и игры часто ускользает из поля его внимания, в ущерб цельному художественному и глубокому впечатлению. Мы не думаем, чтобы как раз здесь пролегала последняя черта Бауэровских исканий. Исчерпав с достаточной полнотой чисто внешние возможности экрана, он неизбежно должен прийти к углублению и разработке психологического материала пьесы. Это будет второй и самый крупный шаг в его творчестве, который откроет ему необозримое поле для работы художественной мысли.
Туркин В. Е.Ф. Бауэр // Пегас. 1916. № 2.