Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
2025
Таймлайн
19122025
0 материалов
Поделиться
Режиссер-воспитатель
Из воспоминаний Амо Бек-Назарова

В Москве в середине 1915 года война ощущалась на каждом шагу. Открылось много госпиталей, на улицах появились раненые, в кинотеатрах демонстрировали военную хронику, газеты были полны сообщений с фронтов. Досрочные призывы в армию следовали один за другим. Меня пока что не привлекали: как студент, я пользовался отсрочкой. Жизнь моя в ту пору делилась поровну между съемками и лекциями в институте.

...Житная улица. Съемочное ателье Ханжонкова — одно из самых больших в Европе. Я, потупившись, стою перед невысоким человеком с пристальным взглядом умных, красивых глаз. Зовут этого человека Евгений Францевич Бауэр.

Кто из кинематографических актеров тех лет не мечтал сниматься в картинах Бауэра? Опытный профессионал, тонкий, взыскательный художник, Бауэр был превосходным режиссером-воспитателем. Этой стороне его дарования были обязаны своей славой многие тогдашние «короли» и «королевы экрана». Одна никому не известная актриса, снявшаяся в маленьком эпизоде фильма «Анна Каренина», получила от режиссера Гардина лаконичный приговор: «Безнадежна». Кто знает, какой была бы ее последующая карьера, если б случай не свел молодую актрису с Евгением Францевичем. Тот не побоялся доверить ей центральную роль в картине «Песнь торжествующей любви». Наутро после премьеры имя Веры Холодной было у всех на устах.

Легко представить мое волнение во время разговора со знаменитым режиссером. На его вопрос, какие роли мне приходилось играть, я в полной растерянности объявил, что умею делать трюки. Евгений Францевич улыбнулся.

— Чувствую школу Либкена. Нет, здесь вам не придется лазить по крышам и спускаться в пропасти. Ваша красота — вот что меня привлекает. Думаю, вы станете хорошим партнером Верочки. Главное — быть красивым и красиво одеваться... Умеете
носить фрак?

Тут я мог не волноваться. По отзывам знатоков, фрак сидел на мне так, будто я в нем родился.

— Ну и отлично. Вот вам сценарий. Прочтите и поразмыслите о своей роли.

Сценарий назывался «Юрий Нагорный». Между его страниц я с удивлением обнаружил афишку, возвещавшую, что в субботу в кинотеатре «Пегас» состоится премьера фильма «Юрий Нагорный» с участием Э. Бауэра, А. Ребиковой, А. Громова и А. Бек-Назарова.

Мой разговор с Бауэром происходил в воскресенье. Значит, фильм предстояло снять за шесть дней?

Ребиковой досталась роль, предназначавшаяся для Веры Холодной: знаменитая «звезда» неожиданно заболела испанкой — так в те годы называли грипп. Я, признаться, не был огорчен этой заменой. Перспектива в первом же фильме у Ханжонкова стать партнером «королевы экрана» пугала меня. А Ребикова была молодой, но весьма
многообещающей актрисой.

Но еще больше, чем срок сдачи фильма, меня озадачил сам сценарий. Это была шаблонная слезливая мелодрама: оперный певец безостановочно меняет возлюбленных, пока, наконец, сестра одной из его жертв не решается на жестокую месть: напоив селадона, она поджигает его дом. Герой остается жив, но лицо его изуродовано ожогами и, значит, теперь он никого не сможет увлечь.

На первой же съемке я сказал Бауэру, что сценарий меня разочаровал.

— Здесь нет ни новизны, ни своеобразия. Здесь нет идеи. Это очень недалеко от продукции Либкена.

— Вы так считаете? — лукаво спросил режиссер. — Ну так я адресую вас к самому автору. — И он указал на актера Громова.

— Мне кажется, вы невнимательно читали сценарий, — с раздражением заметил тот. — Своим произведением я ратую за нравственную чистоту нашего общества. Неужели вы
проглядели эту идею?

Мне оставалось только пожать плечами. Усмотреть в сценарии эту мысль я никак не мог, а настаивать мне, новичку, было неудобно.

Первым снимался эпизод выступления Юрия Нагорного в концерте.

В павильоне была построена сцена, поставлено несколько рядов кресел. Насколько я помню, никаких репетиций не было. Бауэр объяснил мне, что я должен подойти к рампе, принять красивую
позу и во время пения то и дело бросать пылкие взгляды на Ребикову, сидящую в партере.

Я повиновался.

— Стоп! Хорошо! — крикнул Бауэр. — Теперь снимем покрупнее.

Оператор Завелев перетащил камеру, и сцена была заснята с более близкой точки...

К назначенному сроку фильм был готов. Сидя в ложе кинотеатра, я с интересом наблюдал, как зрители принимают картину. В эпизодах, где мой герой-сердцеед клялся очередной жертве в вечной любви, публика не скрывала своего волнения. Но с особенным шумом был встречен финальный кадр: Юрий Нагорный с обожженным лицом вглядывается в зеркало и плачет. Шла надпись: «Кто же теперь меня полюбит?»

— Никто, — раздались реплики с мест.

— Так тебе и надо! — закричал кто-то...

В следующей картине — «Веселая кадриль» — я оказался партнером известной польской актрисы Е. Божевской, одаренной необыкновенным комедийным талантом. Ее веселый задор, искренность и простота буквально заражали юмором и энергией всех участников съемки. Комедия была в хорошем ритме отснята режиссером В. Ленчевским. Помню, расходясь после съемочного дня, мы, актеры, каждый раз сожалели, что работа над этим веселым сюжетом подходит к концу... Участие в этой картине закрепило мое положение у Ханжонкова в амплуа «салонного любовника».

С Верой Холодной я встретился первый раз на читке сценария «Огненный дьявол». Она и в самом деле была поразительно красива.
Она буквально притягивала к себе взгляды всех, кто находился в комнате...

— Очень рада, — сказала она, подав мне тонкую, бледную руку, — Надеюсь, мы сработаемся, господин Амо Бек?

Что я мог ответить ей? Я только молча поклонился.

Постановку «Огненного дьявола» взяла на себя Антонина Ханжонкова, тогдашняя супруга главы фирмы. Официальной должности на студии у нее не было; фактически она ведала и производством и художественной частью. Однако чувствовалось, что лавры Бауэра не дают ей покоя.

Сценарий для своего режиссерского дебюта она выбрала на редкость дрянной. Сюжет его был таков: пылкому грузинскому князю приглянулась жена одного литературного критика, и князь похитил ее.

Роль князя Нирадзе я исполнял безо всякого удовольствия, и сейчас вспоминаю только такой забавный эпизод.

Дело было зимой. Съемки велись в Нескучном саду, возле маленького домика. Отсюда мне полагалось похитить Веру Холодную и нести ее на руках метров сто пятьдесят к саням. Я двигался очень медленно, увязая в глубоком снегу, а моя
партнерша, которой по роли полагалось находиться в полуобморочном состоянии, шептала мне на ухо:

— Бедненький! Мне вас так жалко! Большей чепухи Антоша, конечно, не могла придумать.

Тут я споткнулся, провалился по пояс в яму, присыпанную снегом, и не смог удержать свою драгоценную ношу. В испуге наклоняюсь к ней, ожидая восклицаний боли или упрека, но слышу в ответ:

— И прекрасно! Так ей и надо. Пусть придумает что-нибудь поумнее.

И вдруг раздается голос режиссера:

— Отлично! Очень выразительно!.. Ну, что ж вы стали? Поднимайте ее, несите дальше!

Оставшуюся часть пути я преодолел благополучно, хотя Холодная смешила меня, шепча на ухо всякие колкости по тому же адресу.

А по окончании съемки мы удостоились особой похвалы режиссера за необыкновенную естественность нашей игры,

С гораздо большим удовольствием я работал с Бауэром над фильмом «Загадочный мир». Там моими партнерами были Зоя Баранцевич и И. Худолеев. Мне казалось, что этим фильмом я как актер могу быть доволен; я считал, что мне удалось создать в нем нестандартный, несхематичный образ. Но напрасно я искал в кинопрессе сколько-нибудь серьезную оценку своей работы. С некоторых пор все рецензенты, будто сговорившись, твердили о моих ролях одно и то же: «Бек-Назаров был, как всегда, красив».<...>

Наряду с Я. Протазановым, с которым мне не пришлось работать, первое место среди дореволюционных кинорежиссеров надо отвести Е. Бауэру. В чем был секрет режиссерского мастерства Бауэра? Бауэр создавал впечатляющие образы новыми, тогда
еще неизвестными средствами. Он был одним из первых режиссеров, уделявших огромное внимание изобразительной стороне фильма. Все, что могло отвлечь внимание зрителя от
наиболее важного в развивающемся действии, Бауэр убирал из кадра.

Он ставил актера в наиболее выигрышное положение. Я помню, как он долго, пристально всматривался в Веру Холодную, игравшую роль Валерии в фильме «Песнь торжествующей любви» (по Тургеневу), пока, наконец, не нашел внешнего рисунка образа, передававшего те чувства, которые переживала героиня. Такой образ, созданный в значительной степени мастерством режиссера, так захватывал зрителя, что у многих слезы появлялись на глазах...

Бауэр любил все красивое. Он ставил актера в такую позу, которая гармонировала с окружающей обстановкой. Лирические березки (при натурной съемке) или изящная мебель в павильоне влияли на игру актеров в картинах Бауэра. Режиссер тщательно избегал всего резкого: острого жеста, «сухой» походки, передергивания плечами и т. д.

Даже плакать актеру в фильмах Бауэра полагалось красиво. Поэтому острых эмоций у Бауэра нет не только в обычных для его репертуара картинах декадентского характера, но и в реалистических фильмах, как, например, «Немые свидетели» (по сценарию А. Вознесенского), где была правдиво показана глубокая пропасть, отделяющая простых
людей от социальной верхушки...

Бауэр был, пожалуй, первым режиссером, который понимал, какое эмоциональное воздействие оказывает на зрителя уже сама композиция кадра. В разговорах со мной он не раз повторял как нечто выношенное:

— Кадр — есть пространство, ограниченное углом зрения объектива. В этом пространстве происходит та часть действия, которую художник намерен сейчас показать зрителю. Кадр вовсе не должен охватывать все пространство, а только то, какое необходимо художнику для его задачи. Все, что может отвлечь внимание зрителя от главного в данном куске, должно быть безжалостно выброшено.

В наши дни студенты киноинститута овладевают этой азбукой кино на первых же занятиях. В те годы, помню, эти слова я воспринимал как откровение.

— В композиции общего плана, — говорил еще Бауэр, — неминуемо затушевываются, скрадываются детали. Поэтому необходимо менять объективы, то приближая, то отдаляя действие от зрителя, тем самым давая возможность рассмотреть то общую картину действия, то его частности, детали...

Как видите, он использовал монтаж уже в качестве осознанного выразительного средства. <...>

Бек-Назаров А. Записки актера и кинорежиссера. М.: Искусство, 1965.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera