Большой зал филармонии. Интерьер
Идет концерт. Исполняется кантата К. Орфа «Carmina Витала». Латинский текст переводится русскими титрами. Камера летит над залом поверх голов зрителей, наезжает на лица музыкантов и хористов.
В центральную ложу входит Капитан — неземной красоты мужчина, роскошно одетый и с портмоне из крокодиловой кожи.
Кивает суконным физиономиям серьезных мужчин в ложе напротив.
Оглядывает хор и оркестр на сцене.
Капитан откидывается к стене ложи, так что теперь его ниоткуда не видно. Расстегивает портмоне, достает шприц, вытягивает из маленькой баночки раствор, пережимает руку, вводит внутривенно вещество.
Камера взмывает над зрительным залом.
Титр:
О Фортуна!
Ты изменчива, как луна: то прибываешь, то убываешь.
И ничтожество, и могущество тает, словно льдинка.
Глаза Капитана закатываются, изо рта идет пена. Потом он берет себя в руки — сидит, как кремень. Он умирает.
Титр:
Судьба, которая то угрожает нам, то тешит нас
напрасной надеждой, ты вращаешься вечно, как колесо.
Все преходяще: и беды, и мимолетное благополучие.
О Фортуна,
окутанная мраком, как покрывалом! Улыбнись и мне!
Музыка продолжается. Зал. Хор. Оркестр. Дирижер. Снова зал.
Ложа Капитана. На его лице выражение глубокого удовлетворения.
Он мертв.
Титр:
По твоей вине я проигрался и остался гол.
Но нет! Не выпал на мою долю жребий, приносящий благоденствие и с ним добродетель. Удрученный и истомленный,
я вечно в горе.
Так пощупайте сейчас же,
бьется ли мое сердце: судьба сокрушила сильного и отважного.
Плачьте все со мною!
Квартира Максима. Комната. Интерьер. Ночь
Какие-то лампочки на пульте, все размыто, какие-то абстракции. Странные звуки — запись идет задом наперед. Потом смолкает.
Щелчок — начинает работать rhythm-box.
Образовалась картинка — мы впервые видим Максима. Он сидит за пультом — много приборов, лампочек, индикаторов.
Вообще, в квартире Максима причудливо сочетаются предметы самых различных времен и стилей — «бабушкин» антиквариат, предметы быта советских времен, современная западная техника.
Пользуясь различными движками, кнопками, ручками, компьютерной мышью и etc., короче, всем, кроме музыкальных инструментов, — Максим конструирует свою музыкальную композицию.
Микшер установлен вертикально перед ним в выпотрошенном фортепиано. Рядом компьютер, на мониторе которого музыкальная композиция показана в виде визуальной схемы (это очень наглядно).
Дверной звонок. Максим удивлен. Идет открывать. Дверь комнаты осталась открыта. Оттуда доносятся звуки барабанов.
Максим. Кто там?
Голос Отбойного (с мрачной иронией). Открывай, крыса, будем шпоры тебе вправлять...
Максим устало улыбается и открывает дверь. На пороге в угрожающих позах Отбойный и Миша — комическая пара молодых людей бандитского вида.
Отбойный. Зарылся здесь, да? Заберложить думал?
Максим (с усталой улыбкой). Работаю.
Миша (еще брутальнее, чем Отбойный). Нормально. Больше не будешь. Будем хорду гнуть тебе.
Максим отступает от двери, тоскливо улыбается.
Максим. Вы заходите. Может, кофе?
Отбойный. Спасибо, и так бодрые.
Проходит в комнату. Миша за ним.
Миша. А че, уютно тут засел. Культурно.
Разглядывает музыкальную студию.
Миша. Баян, конечно... Турбо...
Отбойный. Стучит так — неуперто. Ласково. Сам слепил?
Максим кивает.
Максим. Недолепил еще.
Отбойный (в восторге от звучащей музыки). Вот ты смешной все-таки — такие темы сочиняешь...
Отбойный. Здесь сядем?
Максим. Да, куда угодно можно, не комплексуйте.
Отбойный садится в рабочее вертящееся кресло Максима. Миша в такт музыке двигается по комнате, пытаясь танцевать, используя в своем танце предметы, находящиеся в комнате.
Отбойный. Короче, слушай, приехали тебе праздник порубить. Будем баян ваш дербанить.
Максим (отрицательно качает головой). Не... Нереально.
Миша. Че ты зябнешь? Все реально.
Максим. Не...
Отбойный. Нормально!.. А бабки — как? Монтер, короче — все, сгорел... Диджей Монтер — не реальный больше диджей. Не родной нам больше. Без доверия Монтер. Будем с тебя получать все дела. Монтер — все, серьезно отвечает, и так на счетчике. Машина у вас общая?
Максим кивает.
Отбойный. Так что, тусоваться?
Максим. Нереально. Я же сказал — Монтеру это все не нужно, а мне без этого — нельзя. Мы с ним договорились... Здесь от Монтера — один SPX остался. Я же сказал — я все отдам. В конце месяца...
Отбойный. А нам-то? Он тебе продлил, я ему нет. А вопрос жестко стоит — извини. Сейчас получишь по жбану и отдашь машину.
Максим. Слушай, нереально — у меня на пластинку договор.
Отбойный. Так есть бабки? Че тогда тормозишь?
Максим. Бабок нет, я тебе объяснил...
Отбойный. Значит — все, базара нет — вынимай шнуры.
Улица. В машине Игоря. Натура. Ночь
Дождь. Низкий туман.
Среди потока автомобилей, плывущих по ярко освещенному ночному проспекту, быстро и рискованно мчится машина Игоря.
Игорь за рулем. Борис сильно удолбан, сидит, выпятив губы, манерно курит.
Игорь. Смерть, в отличие от жизни, — не дана нам в ощущениях. Смерть — это такая, малыш... это такая тема, к которой следует относиться серьезно. Мы вообще-то считаем, что со смертью все кончается. Смерть избавляет нас от этого жуткого мира. А теперь прикинь — ты умираешь, думаешь все — теперь все в порядке. А тебя в такое место зашлют, что вся эта земная жизнь — вечеринкой покажется...
Борис (задумывается). А мне кстати — нормально, мне все здесь нравится. А когда получим бабки — станет еще лучше. Поеду туда, где мне будет совсем хорошо.
Игорь резко, не включая сигнал поворота, увеличивает скорость движения и перестраивается в другой ряд.
За окном пролетают огни.
Квартира Максима. Интерьер. Ночь
Максим с Отбойным ведут оживленную беседу.
Максим. Слушай, ну что ты душишь?
Отбойный. Меня душат — и я душу. Жизнь! Нужны бабки! Давай находи... Ты нам как брат — потом отбить поможем. Тебе эти бабки отбить — три ночи, где?
Отбойный. А прямо тебе негде!? У нас отобьешь. За Монтера играешь — и нет вопросов. Че ты? И мы на тебе кассу соберем — дальше сиди, пиши свои песни. Или все — иди шнуры выдергивай...
Максим. Слушай, ну мне сейчас по клубам играть — не катит совершенно.
Отбойный. Короче — тебе аппарат твой не нужен? Или тебе впадлу, может, у нас играть? Ты сам реши, а? Хочешь — давай, вырывай шнуры — забираем инструмент. Что мы трем тогда — я тебе вариант предложил, другого нет. Подходишь завтра утром, решаем все вопросы. Играешь у нас.
Максим. Ну вы душить, конечно... Ладно.
Отбойный. Смотри, короче — ты нас развел. Вариант один — утром подходишь, нормально, часа в два, все перетираем еще раз, вечером приносишь бабки, по ночам играешь, по утрам из кассы получаешь, да?..
Отбойный широко улыбается и идет к выходу. Миша за ним. Максим тоже.
Максим. Ну да...
Миша. Нормально живешь. Только... Надо дверь тебе, конечно, поменять...
Отбойный. Железную поставь. Такая — левая дверь.
Максим. Спасибо. Я сам давно собираюсь.
Миша. Только смотри, чтобы ручка была не приваренная. А то, это, знаешь как — крюком на эту ручку цепляешь, на шпагат стальной, блок вон туда, на окно... Дизелем дергаешь, и все — только так выносит, вместе с коробкой.
Парни уходят. Максим бродит по квартире.
Музыка как играла, так и играет.
Максим закуривает новую сигарету, подходит к окну. Потом — принимается щелкать пальцами на одну и ту же долю в сложном ритмическом узоре.
Смотрит в окно.
Полная луна. Ночной город.
Улица города. Натура. Ночь
По улице под окном Максима, по мокрому блестящему асфальту, с визгом проносится машина Игоря.
В машине Игоря. Натура. Ночь
Скрипят стеклоочистители.
Стремительно проносятся мимо огни, перекрестки, рекламные щиты. Оба окна опущены, шумит ветер, равно как и мотор.
Борис пытается поднять стекло, но кнопка не работает.
Борис. Закрой хоть одно окно, а? Сильно дует.
Игорь. Холодно? Конечно — это ветер смерти. Мы же едем к ней... А рядом со смертью всегда сквознячок! Все эти улицы ведут туда... И мы туда ломим, ломим вовсю! Мимо этих окон, где сидят все эти скоты — вон ощерились лампочками... видишь, они там спят, бухают, трахаются, смотрят свои телевизоры идиотские. Скоты прямоходящие...
Жмет на клаксон.
Игорь. Потребители!.. Вчерашние строители коммунизма!.. Им там, сукам, уютно, хорошо. Они никому ничего не должны. А мы... Мы двигаем мир!.. Потому что должен кто-то взбалтывать это все говно...
Снова жмет на клаксон, кричит сквозь долгий гудок.
Игорь. Не спать! Не спать, суки!
Борис. Слушай, ну вот это очень надо?
Игорь. Это надо! Надо, чтобы оно не застаивалось, чтобы правильно гнило. Иначе — плохими цветами взойдет. И это должны делать мы — те, кто плохо спит, но — кто видит эти цветы в своих снах...
Борис. Слушай, я все понял, давай компромисс — либо ты прекращаешь агитацию, тогда я готов терпеть окно, либо ты закрываешь окно — тогда ты можешь гнать сколько хочешь. И то и другое мне не выдержать — я слишком для этого чувствителен.
Игорь. Да какое чувствителен. Ты грубая тупая скотина!
Борис. Хочешь — я выйду!?
Игорь резко останавливает машину. С визгом тормозит машина, идущая сзади, лучи ее фар играют на стеклах.
Игорь. Выходи! Хочешь — выходи...
Борис теряется. Игорь снова рывком трогается с места. Машина уезжает, но мы остаемся на той же улице.
Улица. У подъезда театра. Натура. Ночь
На безлюдной ночной улице выделяются только освещенный подъезд театра и машина со Светиным Другом, припаркованная капотом к тротуару.
Из театра выходят Света, Режиссер, Пожилой Актер и Молодая Актриса.
Режиссер заканчивает глубокомысленный монолог, явно длящийся уже давно, очевидно, именно он и затянул репетицию.
Режиссер. ...наше время — другое время. С треском рушится старая парадигма, старая картина мира. И в новом свете предстают старые вопросы. И мы должны уже по-новому читать старые книги, чтобы новыми глазами увидеть — где мы?.. Что с нами происходит?.. Куда мы движемся?..
Света. Мы на Итальянской улице, только что закончили репетицию. Ау! Уже закончили! И движемся по домам.
Мигает фарами машина Светиного Друга.
Режиссер. Что же вы не сказали, что вас ждут? Мы так затянули репетицию — ясное дело, что ничего не получалось...
Света. Нет... Это никак не связано. Сколько надо — столько и будет ждать.
Света уходит к машине. Режиссер и актеры мрачно смотрят ей вслед.
Улица у театра. В машине Друга. Натура. Ночь
Света садится в машину.
Света. Привет. Извини, что я так задержалась.
Друг. Ничего себе задержалась — два часа здесь сижу.
Света. Ну а чего ты ждал? Мог бы ехать... Меня бы — вон, режиссер отвез.
Света строит гримаску, отыгрывая его недовольство.
Света. Или тачку бы взяла...
Света крутится на сиденье, словно бы не находя себе места. Обнаруживает бутылку шампанского.
Света. О! Шампанское... Как это изысканно! Это мне, правда?
Друг. Какая ты возбужденная. Что-то вы там делаете в этом вашем театре...
Друг запускает двигатель. Света крутит пробку.
Света. Высокое искусство делаем, дорогой друг. Духовную культуру человечества поддерживаем. Пьесу «Буря» знаешь, да? Буря мглою небо кроет, ветер тучи разгоняет, гордо реет буревестник — он, мятежный, ищет бури...
Друг трогается с места — для того, чтобы поехать, он должен сдать назад к середине улицы и развернуться. Резко хлопает пробка, столб шампанского вылетает из окна машины на улицу.
От неожиданности звука вылетающей пробки Друг резко тормозит и машина глохнет.
Света. Ну чего, заглох? [И дальше — как ребенку.) Ну ладно, ладно, не сердись.
Лезет его целовать, несчастный дорогой Друг не успевает ничего осмыслить, пытается упираться и сопротивляться.
Улица у театра. Натура. Ночь
Машина Светиного Друга резко заводится и отъезжает. Участники репетиции комментируют Светино поведение. Каждый по-своему.
Молодая актриса. Понимаете теперь, что ее волновало все это время?
Режиссер (многозначительно). Status malus, vana salus semper dissolubilis!
Латинская фраза переводится титром: «Все преходяще: и беды и мимолетное благополучие».
Молодая актриса. А что это значит?
Пожилой актер (как бы переводя для неё). Пожалуй, правда, что живому человеку в этом театре не место.
Музыка вдруг резко остановилась и с характерным звуком отматывается назад.
Квартира Максима. Комната. Интерьер. Ночь
Максим подбирает на сэмплере нужный ему звук, потом снова запускает свою композицию. Пальцы Максима зависли над клавиатурой, опустились — резким депрессивно-угрожающим аккордом (возможно, даже следует «живой» фортепианный проигрыш).
Глухая улица, ведущая к зданию морга.
В машине Игоря. Натура. Ночь
Из машины — глухая темная дорога, фары выхватывают влажные невысокие кусты. Резкий поворот, нависает огромное темное здание.
У освещенного дежурной лампочкой подъезда — машина «скорой помощи». Санитар и бригада «скорой» беседуют возле нес.
Подъезжая к этому подъезду. Игорь выдает Борису последние инструкции по поводу предстоящего дела.
Игорь. Главное — не буксуй и не тормози. Решимость! Мы должны быть для них неотвратимы, ты понял? Если человек по-настоящему принял решение что-то сделать — его уже нельзя остановить.
Игорь резко тормозит.
Игорь и Борис выходят из машины и решительной походкой направляются внутрь морга.
Санитар невнятно кричит им вслед и отделяется от «Скорой», которая отъезжает.
Морг. Коридор. Прощальный зал. Интерьер. Ночь
Игорь и Борис идут по коридору.
С обеих сторон невнятные очертания трупов, раскинувшихся на каталках. Санитар семенит за ними по коридору.
Борис. Неприятно здесь.
Игорь. Здесь как раз все нормально. Это у тебя одни кабаки в голове, с показами мод... А здесь — все как есть — мир в его неприкрытом виде. Самое ужасное в этом мире — что в нем абсолютно нечего бояться. Вот они как сидят, зяблики, в своих клетках, так они в них и крякают. Тоска... Хоть бы один пошевелился! Сделал что-нибудь!..
Санитар. Господа, а вы как, вообще...
Игорь не обращает на него внимания. Они с Борисом входят в прощальный зал.
Игорь. Вот, видишь, а эти уже упакованные... Готовые к употреблению... У! Зайчики!
Ходит по залу, заглядывая в гробы. Одному из трупов показывает «козу».
Санитар. Ребята!
В одном из гробов обнаруживают тело Капитана.
Игорь (Капитану). Здравствуй.
Санитар. Алё! Здесь вообще режим охраны...
Игорь. Мы в курсе — Царство Мертвых охраняет трехголовый Цербер. Но делать нечего — мы уже здесь. Мы уже прорвались.
Санитар. А что вы здесь... Что вам надо, короче?
Игорь. Мы пришли за нашим другом, который у вас по ошибке.
Санитар. Я чего-то не понял. А вы кто такие?
Игорь. Мы? Мы вроде ангелов... Только настоящие, не такие, какими нас рисуют всякие мудаки.
Игорь рывком ставит гроб «на попа», ловит выпадающее тело Капитана под руку, жестом указывает Борису сделать то же самое с другой стороны.
Втроем с покойником они направляются обратно по коридору.
Игорь (Санитару). Ну че встал? Думаешь, нам легко?
Игорь так решителен, что Санитар в недоумении отступает. Но продолжает мельтешить рядом с нашими героями.
Игорь. Все нормально. Просто этот парень — очень особый, и поэтому — должен быть представлен на небеса вместе с телом — сам понимаешь...
Санитар. Я чего-то пока ничего не понимаю.
Игорь отмахивается от него. Уже у самой двери Санитар делает последнюю попытку.
Санитар. Мужики, но вы хоть бумагу какую тогда напишите, что трупа забрали...
Игорь резко останавливается, прислоняет труп к стене, оборачивается к Санитару.
Игорь. Слушай, хватит кричать. Хватит буксовать вообще. Ты считаешь, что я что-то делаю неправильно? А я тебе сказал, что мне это надо. Значит, я это делаю. Это же так просто... Могу тебе показать вот эту штуку...
Игорь достает из кармана пистолет. Очень обыденным жестом, таким, каким, достают записную книжку или зажигалку.
Он размахивает пистолетом перед носом у Санитара — не столько с угрозой, сколько с гордостью.
Игорь. Вот видишь, настоящий «магнум», сорок пятый, с номером, с гарантией. Убойная сила — шесть с половиной килоджоулей на сантиметр квадратный! Как у Клинта Иствуда!.. Цербер... Воин мрака... Хранитель покоя усопших... Ровно ты, а не Цербер... У тебя есть еще вопросы? Тогда я уже просто не знаю, как тебе на них отвечать.
Мурзенко К. Тело будет предано земле, а старший мичман будет петь. Литературный сценарий. Из книги: Мама, не горюй: Литературные сценарии. СПб. Амфора. 2004.