Более пяти лет назад по просьбе итальянской газеты «Темпо» я беседовал с Анатолием Васильевичем Эфросом. Итальянцы интересовались кинематографической деятельностью нашего крупного театрального режиссера, незадолго до этого поставившего на «Мосфильме» картину «В четверг и больше никогда» (по сценарию Андрея Битова). Вскоре интервью появилось на страницах «Темпо». В нашей прессе оно не публиковалось. Но думается, что и сегодня мысли А. Эфроса о кинематографе, его взгляд на собственное творчество не могут не быть интересны читателям — Борис Берман, 1988 год.
— Анатолий Васильевич, каковы ваши планы отношении кино?
— Пишу сценарий. О любви. Сюжет его несложен: недолгое (длиною в месяц) путешествие немолодого мужчины и молодой женщины. Историю эту можно условно разделить на две части: первая — любовь, вторая — вражда.
— А почему вы обратились к этой теме?
— Мне интересно исследование психологии человека. А поскольку меня никогда не увлекали космические масштабы, я решил, что подобное исследование можно провести, основываясь на очень, казалось бы, незначительных происшествиях, на таких, которые переживает в своей жизни каждый... Хочется проникнуть в драматическую природу взаимоотношений людей.
— Как вы собираетесь реализовать замысел?
— Я работаю и в театре, и в кино, и на телевидении, и всюду меня интересуют разные вещи. Если, скажем, в театре в последнее время чаще всего обращаюсь к классике (Гоголь, Тургенев, Чехов, Мольеp, Шекспир), то в кино меня привлекает та современная драматургическая тенденция, которую я выделяю для себя как «капиллярную»... Будуший фильм мне симпатичен тем, что там на очень широком природном пространстве будет действовать очень мало людей. Два главных героя, а дальше — лишь по самой острой необходимости. И дороги, и машины, и курортные городишки, и кемпинги, и многое такое прочее — все это будет, но как фон. Быта не будет — вот главное. Я так не хочу бытового кино, что рискнул бы определить будущую картину как «абстрактную». Конечно, это скорее эмоциональное, а не рациональное определение...
Не знаю пока, как будет называться этот фильм, возможно, «Загадка», потому что взаимоотношения людей, наших героев, полны тревожной загадочности, когда многое скрыто от понимания другого, даже того, кто рядом с тобой.
Вероятно, все это не слишком ново, но в кино я не дерзаю на новизну (вот в театре могу себе это позволить). Мне доставляет удовольствие выйти из помещения на природу. И вообще после театра — кино, по-моему, отдых...
— А вы один работаете над этим сценарием?
— Нет, вместе с Анатолием Гребневым, известным нашим кинодраматургом. Очень давно его знаю и дружу с ним. Мы вместе учились в театральном институте, он должен был стать театральным критиком, но, слава богу, поменял профессию. Не могу сказать, что я согласен со всеми его картинами, я их часто критикую, но Гребнева люблю. Он видит и слышит не только вокруг себя — гораздо шире. Это дано далеко не всем его коллегам... <...>
Я обратился недавно к А. Гребневу с просьбой рассказать, как сложилась судьба его совместной работы с А. Эфросом.
— Речь идет о сценарии «Солнечный август», — сказал Анатолий Борисович, — он написан по мотивам рассказа Георгия Семенова «Фригийские васильки». Работа наша с Эфросом продолжалась около года и обещала, как я до сих пор думаю, интересный результат. Снимать картину должен был оператор Александр Княжинский, главная роль предназначалась Александру Калягину. Но уже в последний момент, перед самым запуском в производство, последовал очередной залп поправок. С предыдущими мы кое-как справлялись. На этот же раз от нас потребовали изменить финал, приделать «счастливый конец», что было уже совершенно невозможно, делало всю нашу затею бессмысленной. Мы уперлись. Да нас никто особенно и не уговаривал — ни на «Мосфильме», ни в Госкино. Картину тихонько закрыли. Похоже, кроме нас самих, никто в ней и не был заинтересован. Жаль... Мне до недавнего времени все еще звонил Калягин, спрашивал, как, не слышно ли чего-нибудь о «Солнечном августе»...
Эфрос А. Последнее интервью (беседовал Б. Берман) // Советский экран. 1988. № 1.