Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Недавно появилась еще одна работа Андрея Хржановского — правда, не вполне новая. «Любимое мое время» — как бы полнометражное «издание» ранее созданной трилогии «Я к вам лечу воспоминаньем», «И с вами снова я», «Осень».
Фильмы по рисункам Пушкина, фильмы о Пушкине. Явление, смею сказать, уникальное в кинопушкиниане, и полагаю даже — вершинное. Я бы назвал его «мультипликационным пушкиноведением». Сама задача — увидеть личность и мир поэта сквозь его же «графическую автобиографию» — по сути, исследовательская, хотя в то же время и увлекательнейшая для собственного художнического поиска. «Думать о пушкинских стихах — значит вызывать в памяти его графику, так же как рассматривать его рисунки — значит мыслить о его поэзии», — писал в свое время искусствовед А. Эфрос. Он первым заявил о самоценной художественной значимости «рукописной графики» Пушкина. Но, пожалуй, именно фильмы Хржановского
впервые эту истину наглядно доказали. Вдумаемся: помимо всего прочего, эти мультфильмы — самое полное на сей день издание пушкинских рисунков. И, глядя, как они легко и естественно «оживают», начинаешь думать, что тут-то и найден вполне соответствующий их природе тип и способ издания...
Весь закадровый текст практически только пушкинский: умная, острая, живая композиция из произведений и писем с тактичными вкраплениями документов. Рисунки выступают в своей изначальной роли — свидетельств творческого процесса и непроизвольного автокомментария. Потому, думаю, из них и удается устраивать на экране параллельные версии звучащего за кадром текста — неожиданные и глубокие.
Строго-то говоря, не столько даже рисунки — строительный материал для режиссера, но сама рук¬пись, сам пушкинский черновик — «стенограмма творчества». Строки-море, строки-лес, строки-мир. И судьба. Речь здесь идет о том глубоко творческом проживании собственной жизни, которое стало для нас не менее значимым наследием поэта, чем его писания.
Свои пушкинские фильмы Хржановский делал постепенно, не зная заранее, чем обернется работа. Она сразу же была высоко оценена коллегами и специалистами; с запозданием, но получила и официальное признание — Государственную премию РСФСР. Но. боюсь, до мало-мальски широкого зрителя это своеобразнейшее явление искусства так и не дошло: снова мы упираемся в проблему проката мультфильмов, особенно трудную для таких, сложных и по задаче, и по стилю, «неудобных» даже по объему, не вписывающихся ни в какие рамки... Остается надеяться, что у полнометражного фильма зрительская судьба окажется счастливее.
Впрочем, это отнюдь не механическая «переклейка» прежних лент. Режиссер смонтировал материал практически заново, устраняя длинноты и повторы, многим смело поступаясь. Теперь фильм выстраивается куда более жестко и определенно, но при этом, на мой вкус, теряя толику драгоценной непреднамеренности, прихотливой свободы, столь созвучной великому герою...
Но, как бы то ни было, художественное исследование А. Хржановского дает нам то знание, те обертоны понимания поэзии и судьбы Пушкина, каких у нас до сей поры не было. И его нам еще предстоит оценить.
Гуревич М, Мультипликационное пушкиноведение // Советский экран. 1989. № 6.