(Беседует Виктор Божович)
— Кира Георгиевна, как вы относитесь к тому, что из ваших фильмов извлекают какие-то нравственные, моральные выводы?
Это очень сложный вопрос. Нас долгое время от этого отучали — именно тем, что принуждали: сформулируй нравственные уроки, которые ты хочешь преподать человечеству, скажи, что ты любишь, чего ты не любишь, что ты порицаешь, чему хочешь научить, к какой аудитории адресуешься... И так на протяжении многих лет, разговоры, письменные экспликации, тебя спрашивают, ты обязан ответить. И те нравственные устремлении, которые в тебе, может быть, были, убивались в зародыше. Ты, может быть, и сам бы их сформулировал. Но когда тебе навязывают: «Ты должен» — нет, не хочу... Процесс, который становится насильственным, убивает сам себя. Только ты сам собрался сказать, некто уже тут как тут, цап тебя: «Формулируй!» Так нет же, не буду! Я отвечаю вам тут поверхностно, ребячливо. Интервью — это ведь разговорный жанр. А по существу, хотя и вскользь, вот что: я не считаю себя вправе учить жить. Я могу немного поучить киномонтажу, а пророчествовать — мне это всегда казалось странной претензией наших поэтов.
— В чем же вы полагаете главную цель искусства?
В развлечении. Только люди развлекаются по-разному. То, что одного развлекает, другому может показаться скучным, и наоборот. А к развлекательности все стремится. Игра ума — это тоже развлечение, это все игры, роскошь духа. И искусство тоже это роскошь духа.
— Считаете ли вы, что в принципе человек может прожить без искусства?
Что значит — человек? Я не могу ответить. Для этого надо знать, что такое человек. Может быть, человек тогда был бы уже не человеком. Но это уже опять игра слов. Здесь запутаешься очень быстро. Насколько жизненна потребность в искусстве? В моем представлении, искусство исторически рождается как образ. А что такое образ? Это иносказание. Потом уже иносказание становится удовольствием и, так сказать, занятием. А изначально оно рождается из боязни сказать прямо. Я имею в виду такие древние чувства, как стыд, как страх: мы боимся прямо это назвать, поэтому называем иначе. А потом мы уже станем получать от этого удовольствие. Так что искусство рождается из необходимости, как и религия, и обряд. Чтобы убить какого-то там зверя, надо сначала его заклясть. А назвать его ты боишься. Вот и получается иносказание, а потом искусство, игра в жизнь: мы вам этого не скажем, но мы вам это покажем. Вы можете поверить, а можете не поверить. Поверили? Вот и отлично. Так что получается потом развлечение. Но это же не исключает всего другого, познавательной функции и т. д.. <...>
Из книги: Божович В. Кира Муратова: Творч.портр. Всесоюзное объединение «Союзинформкино» - М. Союзинформкино. 1988.