Когда Кире Георгиевне кто-то из журналистов высказал, что «Настройщик» в отличие от ее предыдущих картин «повернут к зрителю», она засмеялась: «Я не виновата! Я ничего не делала! Просто так вышло!..» И почему-то вспомнила пушкинскую Земфиру: может быть, потому, что вольная цыганка сначала была женой грозного Алеко, а потом полюбила молодого цыгана... — как знать?
Но во время своего двухчасового и насыщенного мастер-класса на фестивале «Молодость» 30 октября 2004 года в Киевском Доме кино, коснувшись «Настройщика», Муратова не отрицала для нового фильма возможности стать «зрительским»:
«Все зависит от организации проката. Но я поняла, что в „Настройщике“ есть для того факторы: есть острый сюжет, а он интересен всем, он никому не мешает, а помогает; сюжет переходит в саспенс, но не со стрельбой, а мягкий; есть красавица- злодейка и есть финал, своего рода хэппи энд, при котором наступает слияние с зрителем. Каждый думает: вот так и я, меня также обижают, но я продолжаю оставаться хорошим и добрым».
Интервьюерам (фильм привлекал внимание задолго до выхода) повторяла:
«Я рада что осуществила свое давнее постоянное желание снять тихий, традиционный, хороший фильм... Я хотела снять шаблонный фильм, никому не ставящий диагноз, поэтому очень радуюсь».
«Зрительский», «традиционный», «шаблонный» — все это красиво, забавно, но — однако — с большой поправкой на муратовское. По-муратовски: и «остренький сюжет», и «тихий фильм».
Поймите меня правильно: Муратова создала свой кинематограф, свой «артхаус» (так пишут даже на рубашках ее видеокассет). Вы вольны принимать или не принимать. Скажем, лично я, зритель и профессиональный кинокритик, его горячая почитательница, но никого не насилую и не агитирую. Дело добровольное, есть пословица: «Кому нравится арбуз, а кому — свиной хрящик». А в наши дни зрителю обеспечена свобода выбора, хочешь, смотри «Чеховские мотивы», хочешь — «Ночной дозор», хочешь — «Московскую сагу», «Клон», «Две судьбы» по телевизору. У Муратовой существует своя зрительская (к тому же — международная) аудитория, пусть не такая многолюдная, как у боевика «Матрица», но постоянная и преданная. Она-то и отметит некоторые новшества.
Ну, во-первых, «линейное» повествование, последовательность событий и действий или, как теперь модно по-иностранному выражаться, «нарратив». Раньше в своих фильмах-фантазиях, в фильмах-поэмах Муратова не жаловала порядка «что за чем» или «петелька-крючок, петелька-крючок», мысль и чувство парили на экране, как хотели, точнее, как хотел автор-творец. Правда, и в «Настройщике» чистый жанр определить невозможно трудно, российский журнал «Фильм» мудрено (и вряд ли правильно) назвал картину «черно-белой криминальной комедией с элементами мелодрамы». И опять, как всегда у Муратовой, собственно история, которую рассказывают с экрана, прерывается некими вставками, самодовлеющими авторскими образами, фигурами, размышлениями. Но баланс их уже совсем другой, и, так или иначе, прочерчивается последовательность и логика интриги.
Интрига! Да, у Муратовой — интрига, и ведут ее ловкие авантюристы. Персонажи фильма делятся на шарлатанов, хитроумных изобретательных хищников, этаких волков в овечьих шкурах и их близоруких жертв, беспомощных и милых недотеп — двух очень славных благополучных обустроенных одиноких вдов. И развертывается на экране сюжет жульничества, обмана.
Сценарий Сергея Четверткова, одного из постоянных в последние годы и ближайших коллег Муратовой (при участии ее самой и Евгения Голубенко), является вольным переложением сюжетов Аркадия Кошко, начальника имперского сыска и известного беллетриста начала XX века, после революции — эмигранта. В советское время забытые мемуары Кошко были переизданы на Украине в 1993-м в сборнике «Старый русский детектив». Но опять-таки это только повод, хотя соединение сюжетных мотивов вековой давности и реалий современного города дает дополнительный эффект: речь о людских пороках стойких, въевшихся, и о людских слабостях. Простодушный морализм эпохи Аркадия Кошко — «Деньги есть корень зла» — обретает еще на уровне точно прописанного сценария объем, конкретность нашего времени.
Современный постсоветский город с потоками транспорта, иномарками, фитнес-клубами, магазинами, набитыми импортом, и сохранившимися полуколхозными лавчонками, солидными банками, пачками денег, передаваемыми из рук в руки, ресторанами (все с поправкой на простодушную окраину) живет, пульсирует, развертывается на экране. В натурных съемках и сценографии «Настройщика» нетрудно узнать Одессу, правда, без «знаковых» эйзенштейновских объектов типа всемирно известной лестницы или статуи Дюка, а также без бернесовских Молдаванки и Пересыпи. Одессу муратовскую.
Она предстала в «Настройщике» черно-белой. По правде сказать, многие удивились: настолько же, насколько предыдущие «Чеховские мотивы» органически черно-белый фильм (по настроению, по частым отсылкам к чеховскому рубежу двух веков, когда новорожденное кино еще не знало цвета), настолько летний, игровой, затейливый «Настройщик», казалось, тяготеет к цвету.
Почему сняли так?
Кира Муратова:
— Я больше люблю черно-белое. В нем для меня больше искусства, больше условности. Цветным я не управляю, оно от меня ускользает. Черно-белую пленку и по производственным условиям у нас на студии легче монтировать сразу после съемки, как я люблю, при цвете это труднее.
С Муратовой не поспоришь, режиссеру виднее, как снимать. Но можно ли забыть яркий, экспрессивный, полный цвета и света мир тех ее картин, где кармином и синим насыщены узоры ковров «Перемены участи», где перламутрово-светло-зеленое поле капусты в первых кадрах «Чувствительного милиционера», «белый лебедь» и «черный лебедь» — две красавицы «Увлечений»? Гамма веселого
красного во «Второстепенных людях»? Ведь даже в брутальных «Трех историях» довлеет цвет: синие морские волны, россыпь спелых осенних яблок, зелень веток...
Черно-белое изображение в «Настройщике» утонченно, графично. Но вот интересный эффект: многие видевшие картину (и люди понимающие) вспоминают ее как цветную!
Аферисты, сладкая парочка
Рычаги сюжета, заговорщики и злоумышленники — та самая «красавица злодейка» по имени Лина и влюбленный в нее подкаблучник Андрей, несостоявшийся пианист, поневоле — настройщик роялей и пианино. Это — фаворитка Муратовой, неподражаемая Рената Литвинова и премьер группы «Маски-Шоу» Георгий Делиев. В его Андрее узнаем обросшего бородой хорошенького шафера из сцены венчания в «Чеховских мотивах».
И написаны, и разработаны режиссерски, и сыграны они очень интересно. Нет, это не просто уголовники. Но и не кандидаты в олигархи или криминальные авторитеты. Это крими-интеллектуалы, самодеятельные выдумщики. Уже в первом большом эпизоде супермаркета — выходе Андрея, после того как он чутко подслушал и запомнил из соседнего разговора «перспективный» номер телефона и ловко откупоривал на винной полке дорогие бутылки с крепкими напитками, наспех делал длинный глоток и ставил на место, когда его (не без двусмысленности) ощупывал охранник, этот ловкий воришка мечтательно изрекал: «В жизни есть вещи такие мрачные. Например, смерть. Да. Или запах старости. Запах в жилище стариков. Больные животные. Чечня...»
Далее наш экзистенциальный философ будет с безошибочным психологическим расчетом осуществлять операцию по «тихому» ограблению богатой дамы, в чье доверие он вотрется артистически.
И его подруга, кроме хорошего аппетита, переходящего в прожорливость (это для нее Андрей добывает деньги и закупает — ворует деликатесы), наделена духовными запросами. Она и про папессу Иоанну расскажет, и собирается изучать немецкий язык — просто по звучанию нравится, красивый язык. И Шопена вспомнит, и Шумана. А наметив в жертву бездетную вдову антиквара, называет это моральным наказанием, справедливым возмездием, Божьей карой за... убийство нерожденных младенцев.
Спрашиваю у режиссера, входил ли в намерения подчеркнутый контраст между культурным и нравственным уровнем персонажей.
Кира Муратова:
Образованность и культура еще никогда не спасали от злодейства. Помните текст: «Все любят вкус мяса».
Молодым людям нужны деньги, а их нет. Были бы у них деньги, они были бы другими. Он добрее, и историю с абортами Лина придумывает, чтобы убедить его: надо убить преступную вдову. Она человек с развитым фантазийным воображением... Деньги ей необходимы на рестораны клубы и прочее. Были бы деньги, была бы добрее.
Он ее любит безумно, она его тоже любит, живет с ним на чердаке, лазит вверх по пожарной лестнице. Имели бы деньги, были бы другие...
В Андрее — клоунское начало Делиева. Он появляется в дверях квартиры смешной, забавный: «Больной Циммерман здесь живет?» (марка пианино, которое пора чинить. — Н. З.) и тут же меняет тон, снимает маску: «Я — настройщик». Это персонаж втирающийся, общительный. Не гнушается аферами, но имел бы деньги, был бы другим.
Итак, «мозговой центр» преступления — женщина, Лина. И забавно, что тайным кабинетом, где зреют козни, служит для любовников уютный уголок городского пляжа.
Что же, разве история с фальшивым стотысячным выигрышем в несуществующем тираже, которую тщательно и талантливо разыгрывает настройщик под закадровым руководством умной и хитрой «красавицы злодейки», так далека от нашего сегодняшнего дня? Разве одновременно с миллионными валютными аферами наверху не множатся мелкие бытовые обманы, аферы, гешефты, зачастую кровавые? А воры, проникающие в квартиры пенсионеров и одиноких под видом почтальонов, монтеров, работников собеса, с бумагами, талонами на какие-то подарки или льготы? А целые риэлтерские фирмы, которые, соблюдая всю видимость законности, совершают продажи квартир, а потом убивают владельцев? И часто среди армии махинаторов оказываются люди и с высшим образованием, и с талантом.
Да в этом Кира Георгиевна права. На пушкинский вопрос о гении и злодействе мир давным-давно отвечает положительно. То есть это — увы! — две вещи совместные.
Дамы, божья одуванчики
Фильм начинает Люба. Большая, красивая, сильная, в странновато-нарядном головном уборе с бисерными висюльками на лбу. И в поведении своем тоже странноватая: внезапно лобзает пожилого мужчину на уличной скамейке, приняв за другого — того, с кем переписывалась по объявлению в газетной службе знакомств. Через несколько кадров она буквально всучивает незнакомцу две тысячи, уже считая его суженым и мгновенно загоревшись на ходу выслушанным от него вполне абсурдным проектом бизнеса.
Люба будет вести в фильме тему жертвы брачных аферистов. Тема, хорошо известная и по жизни, и по кино, здесь забавно перевернута — женщина скорее не в хитрой сети обмана, а сама в него оторопело рвется. Приключения Любы с двумя «сужеными» имеют к главной интриге Андрея—Лины касательство косвенное или функцию «второго голоса». Но для мысли фильма важны и необходимы. Озабоченность благополучной вдовы новым замужеством уж, конечно, не «зов плоти» и не материальный интерес, а потребность в общении, боязнь одиночества. Недаром, имея собственный дом, весь фильм торчит в квартире подруги Анны Сергеевны наподобие компаньонки, помощницы под первенством хозяйки.
Так играет свою Любу Нина Русланова, присоединив в фильмографии Муратовой к своим далеким портретам героинь «Коротких встреч» и «Познавая белый свет», к яркому эпизоду прихожанки в черном из недавних «Чеховских мотивов» безупречно живой образ, и комический, и трогательный одновременно.
Муратова верна полюбившимся ей актерам и типажам, готова вновь и вновь возвращаться к ним. Так, кроме Руслановой, Литвиновой и Делиева в «Настройщике» появятся, хотя бы мельком, и красавица Наталья Бузько, и Сергей Бехтерев, и Ута Кильтер, и Никола Седнев (тот, кто сыграл разом двух близнецов во «Второстепенных людях»), и непременный обаятельный монстр Жан Даниэль, и другие лица из предыдущих картин.
...В шуме супермаркета из-за кадра слышится чей-то мелодический голос, толкующий какую-то обыденную покупку, а на экране появляется кисть женской руки, увы! немолодой, но благородной, со старинными кольцами на пальцах. Затем — дама в элегантной шляпке, то ли увядающая красивая блондинка, то ли кандидатка в приближающиеся «старые барыни на вате». Муратова презентирует Анну Сергеевну, вокруг которой завертится основная интрига, через эту красивую руку, обаятельную улыбку дамы, шляпку-органди.
Задумано или нет — не знаю, но контрастный образ Лины предваряется кадром двух щиколоток и ступней, торчащих из-под одеяла, натюрморта, скажем прямо, неприглядного. И поскольку в таком кинематографе, как муратовский, все и мельчайшее важно, в дальнейших кадрах, когда тонкие ножки в туфельках на шпильках будут изящно спускаться по лесенке, невольно встанут в памяти те плебейские ступни-конечности. Это, понятно, мелочь, но все же...
Приятная во всех отношениях дама в магазине — «дебютантка» у Муратовой Алла Демидова.
Правда, на украинском-то экране актриса вписана скорее в «заслуженные», в ветераны — еще в 1965-м в Одессе снималась в новелле «Комэск», а в 1971-м сыграла Лесю Украинку в биографическом фильме Николая Мащенко «Иду к тебе».
Но почему так поздно произошла встреча Демидовой с Муратовой? Ошибка судьбы.
Встреча двух уникальных художников, двух натур, во многом противоположных, которые, при всей контрастности, имеют родственные черты, точки сближения. В творчестве. В отношении к искусству. В нравственной позиции на фоне современности (сколь бы ни чуждались обе, и та, и другая, подобных громких слов, повторю их во имя точности).
Думаю, экранный муратовский ансамбль приобрел вместе с Аллой Демидовой не только ее самое, но и некий иной артистический уровень, а именно поднялся ступенькой выше.
Все дело в том, что образ Анны Сергеевны, простодушной добычи изобретательных жуликов, достигает на экране такой степени жизненной убедительности, подробности, равной описаниям в классической прозе, такой завершенной пластики, такой тончайшей психологической прорисовки характера, каких в фильмах Киры Муратовой не было со времен незабываемо очаровательной Зинаиды Шарко в «Долгих проводах».
Демидову после показа «Настройщика» в Венеции и в Выборге многие поздравляли с «лучшей киноролью». Правда, Алла Сергеевна, смеясь, рассказывает, как ее поздравлял Валентин Черных: «Алла, это ваша лучшая роль в кино!» «А вы другие мои фильмы видели?», — спросила она. «Нет», — честно признался Черных.
С эпитетом «лучшая» я, пожалуй, готова согласиться, если прибавить, что после знаменитого дебюта Демидовой — поэтесса Ольга в «Дневных звездах» — ей, сыгравшей десятки фильмов (и кое-что, на мой взгляд, зря!), не выпадало такое увлекательное задание.
Да и в сегодняшнем кино обеих наших стран (имею в виду Россию и Украину — партнеров «Настройщика»), столь богатом новыми звездными именами и удачами, пожалуй, лишь могучий Богдан Ступка в «Своих» работает с той же безупречностью каждого экранного мига, каждого взгляда, каждого слова. И надо же случиться, чтобы трагическая масляная живопись Ступки и легчайшая нежная филигрань Демидовой — эти актерские шедевры начала XXI века — открывали «Своими» и завершали «Настройщиком» горячий и веселый фестиваль «Молодость-2004»!
Кто же вышел в финал?
По поводу всеобщей «любви к вкусу мяса», о которой Кира Георгиевна упорно говорила, объясняя (если не оправдывая!) злые деяния настройщика Андрея, и это получалось чем-то вроде «базового инстинкта», едва ли не закона человеческого существования, — у меня в контексте с авторством Муратовой давно возникали горестные сомнения.
Еще в интервью после «Трех историй» я к ней прицелилась из-за кадров кошки, которая подобно эпиграфу раздирала с отвратительным визгом куриную тушку.
— Зачем вам, — спрашивала я, — эта жуткая кошка?
— Что же делать? — отвечала Кира Георгиевна. — Я ее не осуждаю. Ей кушать хочется...
Не согласна с такой концепцией вообще, а в применении к Муратовой — тем более.
Ну, во-первых, в любой из постязыческих религий (христианстве, иудаизме, исламе) существует институт поста, ограничивающий эту якобы изначальную людскую потребность. В православии, где помимо четырех ежегодных длительных постов, каждую неделю среда и пятница — постные дни. Ну пусть это дисциплина верующих, не всегда и всеми соблюдаемая, нарушаемая. А вегетарианство? Ведь оно добровольно. И то, и другое (пусть с принципиально разным посылом) не имеют отношения к эгоистической и культуристской целям диеты, так или иначе принадлежат к духовной сфере.
Но дело, разумеется, не только в общих вопросах, а в том, что несут нам с экрана фильмы Муратовой, кто есть она сама, выдающаяся наша современница, огромный художник.
Послушать, как Кира Георгиевна на «Молодости-2004» и в мастер-классе, и в интервью с каким-то даже вызовом повторяла, что в наши дни все решают деньги, — подумаешь: вот кинематографистка-циник, прагматик, женщина без иллюзий. (В отличие от Муратовой продюсер «Настройщика», а также хита «Бумер» с верняковым сиквелом, Сергей Члиянц, громко и публично провозглашает (сама слышала в США, в Питсбурге), что «деньги — мусор», а главное — «арт». И, наверное, правда, так считает, иначе не связался бы с этим шедевром, от которого с «арт» будет все в порядке, а с «профит» — слабо.
Кинорежиссер Кира Муратова. Вот уж яркое подтвержденье того, что провозглашал Пушкин:
Самостоянье человека.
Залог величия его...
Никогда не отступать от своих убеждений. В борьбе за них избирать не наступление, не гул речей и деклараций, а стойкость насмерть. Опубликованные в российской прессе архивные материалы (например, три полных полосы в газете «Экран и сцена», 2004, № 38–39) свидетельствуют, с каким тупым упорством и идиотизмом травили постановщицу невинной экранизации повести В. Короленко киноначальники трех городов — Москвы, Киева и Одессы, как она была дисквалифицирована, отлучена от режиссуры, уволена со студии, оформлена библиотекарем. И как вела себя, продолжая не зариться на «благоприятные условия» где-то там, за кордоном и за океаном, а насмерть сидеть в своей благословенной «глухой провинции у моря», как выразился сосланный на Север «за тунеядство» ее любимый поэт Иосиф Бродский.
Возвращаясь к «Настройщику», вглядимся в то, что Муратова назвала «мягким саспенсом» и финалом, где, как ей кажется, происходит слияние обиженной героини и зрителя.
Афера стопроцентно удалась. Анна Сергеевна потеряла всю свою долларовую наличность. Подруги едут в трамвае. На сиденье банального городского средства сообщения предоставила Муратова последний монолог Анне Сергеевне, она же Алла Демидова, еще вчера Раневская, Федра, Медея...
Не обида, не горечь — другие чувства, очень сложная их гамма звучит в прерывистой, переходя в спазм, речи обманутой, оскорбленной в лучших и светлых своих чувствах. «Ведь он был хороший мальчик, — повторяет героиня, глотая слезы. — Он мог быть хорошим музыкантом»... «Люди — они же слабые! Беззащитные... Никогда себе не прощу».
Некогда Владимир Соловьев назвал свое главное философское сочинение «Оправданием добра».
Но нуждается ли добро в «оправдании»?
Зоркая Н. Волки и овцы Киры Муратовой // Кинофорум. 2005. № 1.