Критик XIX века назвал бы статью о фильме Германа «Перед грозой». Режиссер — вслед за своим отцом и тезкой — вступает на путь мрачных прозрений. Герман-старший посвятил себя нежному и чувственному, а потом гневному и саркастичному разглядыванию прошлого — в основном эпохи своих родителей. Но в последнем фильме «Трудно быть богом» вдруг занялся ненаучной фантастикой, волюнтаристски опрокинув будущее в омут прошлого. Оказалось, что наше ближайшее будущее — Средневековье, а пока фильм снимался и шел к премьере, будущее уже успело стать настоящим.
Нечто подобное, пусть в ином масштабе, случилось с фильмами Германа-младшего, по-своему и прихотливо впитывающими в себя реальность. Все они были разыграны в прошлом — более условном, но тоже насыщенном эмоциональными токами и воздухом истории. В «Бумажном солдате» режиссер реконструирует и одновременно деконструирует романтические легенды о шестидесятниках, о покорении космоса, пытается очистить от наслоений ауру оттепельного кино. В новом фильме прошлое находит лазейки в виде сновидений и флешбэков — обескровленных теней 1991 года, но само действие переброшено в 2017-й — заранее видящийся роковым: добро пожаловать, взгляните в зеркало близкого будущего.
Потерявшийся в тумане памятник Ленину и воспоминания о баррикадах трехдневного путча — знаки прожитых, но не изжитых эпох. Прошлое пульсирует и в жилах персонажей фильма, которые свободно передвигаются по его пространству, иногда выходя на первый план, иногда отодвигаясь на периферию. Вот психологически наиболее проработанные. Искусствовед с амбициями в гусарском мундире, вынужденный служить в музее-заповеднике актером исторической массовки. Архитектор, ненавидящий глобализацию и постмодернизм, задумавший при этом постмодернистский чудо-небоскреб, но так и не достроивший его. Двое взрослых детей инвестора этого проекта, выбитых из седла смертью богатого папы.
Драматургия картины вбирает в себя несколько архетипических сюжетов, поданных скорее конспективно: чеховский умирающий дом, борьба музейщиков за сохранение культурных ценностей с алчными олигархами. Неожиданно внимание переключается на других персонажей разной степени колоритности: среди них киргизский гастарбайтер, затерявшийся в наших просторах и изучающий русский на практике, а также диковатый подросток-торчок, которого играет Чулпан Хаматова. Она и Мераб Нинидзе прочно обжились в мире Германа, но есть и новые для него лица — актерские и нет: Виктория Короткова, Луис Франк, Анастасия Мельникова, Константин Зелингер. В их уста режиссер, он же сценарист, вкладывает порой искусственные, часто манерные реплики примерно одной тональности, но ощущения фальши не возникает. Так и должны говорить там, где все заблудились во времени, а время съедено пространством — на самом деле главным героем лироэпической кинопоэмы Германа.
Это искривленное пространство неэвклидовой геометрии. Пространство России, родины Лобачевского, подвергнутой в свое время тотальной индустриализации, коллективизации и электрификации. В нем могут сосуществовать и совмещаться фрагменты разных эпох — прошлого, настоящего и будущего, которые, по словам Германа, в нашей стране всегда существуют раздельно, а тут, как мы видим, соединяются в одной гигантской инсталляции. Она сооружена на натуре, на гигантском пустыре, на вечной незавершенной стройке века «под электрическими облаками». Ее обрамлением служат серое небо, кромка снега и дома большого города на тусклом горизонте. Сама же она — иронический памятник модернизму, выродившемуся в футуризм и тоталитаризм.
Параллельно премьере фильма в Московском музее современного искусства открылась выставка-проект «Сейчас 2017». В нем представлены фото, видео, а также объекты и скульптуры той самой инсталляции, которая была придумана и создана для картины под руководством ее художника-постановщика Елены Окопной. Среди этих объектов — «летающий человек» и металлическая ажурная лошадь. Диалог между разными формами современного искусства, конечно, неуникален, но в данном случае работает на идею фильма — компрессию времени, которое сжимается подобно тугой пружине и готово выстрелить в любой момент.
Фильм был задуман и запущен еще до последних событий — в атмосфере хваленой стабильности, победившего постмодернизма и пресловутого «конца истории». Герман почувствовал в этой атмосфере электричество, которое должно разрядиться, как коллекционное ружье, мирно висящее на стене. «Конец истории» с безнаказанным накоплением капитала и мегаломанией нуворишеских проектов кончился. Инсталляция нашей жизни начала кровоточить. Пришла совсем другая эпоха, кульминацией которой, кто знает, окажется 2017 год. А может, компрессия истории просто станет ее обычным состоянием: вот почему на бескрайних пустырях и просторах фильма Германа мы ощущаем жгучую, мучительную клаустрофобию.
Плахов А. Электризация всей страны // Коммерсантъ. 4 июня. 2015