Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Космос как метафора
Андрей Плахов о «Бумажном солдате»

Редкая удачливость: режиссер Алексей Герман-младший с первого же полнометражного фильма «Последний поезд» попал в Венецию. Правда, не в конкурс, но как дебютант он соревновался за «Льва будущего» — солидный денежный приз имени Дино де Лаурентиса. И чуть было даже его не отхватил. Жюри высоко оценило «Последний поезд», назвав его вторым кандидатом на награду и присудив Special Mention. Везение могло быть еще более волшебным, если бы не Андрей Звягинцев.

Но хотя Герман оказался тогда в тени коллеги с его триумфальным «Возвращением» (оно-то и завоевало «Льва»), место на побережье венецианской лагуны для молодого потомка знаменитой кинематографической семьи было застолблено.

Через два года он вернулся сюда с «Гарпастумом». Уже в конкурс, и это опять же не был сногсшибательный успех. Призов картина не получила, но пресса вышла уважительная, а публика устроила в зале десятиминутную овацию. И вот — Бог троицу любит — третья картина Германа «Бумажный солдат» получает в Венеции самые престижные профессиональные награды: призы за режиссуру («Серебряный лев») и за операторскую работу Алишера Хамидходжаева и Максима Дроздова. В общем, по всему Герман — счастливчик и правильный венецианский режиссер.

Уже после фестиваля я участвовал в международной дискуссии, где сегодняшний российский кинематограф назвали экзотическим. Это справедливо в той же степени, в какой экзотикой становится все, что не влезает в каноны мейнстрима — а это может быть японское, эфиопское, но может и немецкое или даже независимое американское кино. Фестивали, подобные Венецианскому, делают все, чтобы раздвинуть узкие рамки артхаусных гетто и привлечь внимание мирового проката к резервам национальных киношкол. Российской — в том числе. Высокой оценке со стороны жюри и публики не помешала никакая экзотичность фильма Германа, а он в венецианском контексте нашел свое идеальное место. «Бумажный солдат» победил в нелегком бою, и эта победа стала признанием его «штучности» в эпоху стандартного индустриального кино.

Между тем не секрет, что по поводу фильма существуют другие мнения, некоторые из них весьма резкие. Они просочились еще на этапе отбора картины в Венецию, усугубив и без того повышенную нервность этого процесса. Якобы сами члены отборочной комиссии не были уверены, как среагирует фестивальная общественность на картину, которая представлялась настолько специальной и усложненной, что рисковала стать «вивисекцией для зрителя». Неприятие же «Бумажного солдата» некоторыми соотечественниками, напротив, проистекало из подозрения, что он несколько легковесно упрощает ситуацию, взятую в качестве предмета анализа, другими словами, делает из Истории мелодраму.

Первоначально сценарий фильма назывался «Отряд». Байконур времен первых космических полетов находится на расстоянии световых лет от опыта сегодняшнего зрителя — даже российского, не говоря уже о европейском. Но в том-то и дело, что Герман не делает историческую реконструкцию, скорее — он реконструирует романтическую легенду о шестидесятниках. Это — легенда об антигероях. На фоне подготовки космических полетов протекает жизнь специалистов второго состава, без которых не было бы всемирно исторических триумфов первого. В отказе от тоталитарной монументальности, в открытии негероического человека и состояла аура оттепельного кино.

Герман решил проверить, насколько его дыхание продолжает ощущаться в XXI веке.

Кстати, судя по разговорам с шестидесятниками, космос вовсе не был для них столь уж навязчивой идеей, уступая в своем значении вполне земным гуманитарным ценностям. Космос у Германа-младшего выступает как метафора — метафора глобального романтизма в его столкновении с советской прозой жизни, с законами и моралью «социалистического лагеря». И это, по большому счету, почти единственное, что режиссер позволяет себе взять из арсенала отца, в зависимости от которого его упрекают.

Артреконструкция легенды — метод, использованный Алексеем Германом-старшим в фильме «Мой друг Иван Лапшин». Там тоже дело происходило за несколько лет до появления на свет режиссера, там тоже был воздух времени, пропитанный его запахами и настроениями, тоже было ощущение конца эпохи, какой-то тотальной трагедии, было предчувствие обреченности героев. История не растворялась в мелодраме, они сосуществовали, едва касаясь друг друга.

У Германа-младшего, при явных рифмах с фильмом отца (так, сцена отстрела собак и разрушения сталинского лагеря отвечает эпизоду разгрома бандитского притона в «Лапшине»), все по-другому. Режиссер не просто пользуется более современным киноязыком, но ориентируется на свою поколенческую аудиторию. Хорошо сие или нет, это зрительское поколение сформировалось в ситуации, когда мелодрама победила Историю: примеры — от Спилберга до Михалкова.

Не оттого ли Герман-младший ставит в основу сюжета любовный треугольник, полностью отсутствовавший в «Последнем поезде», зато основательно опробованный в «Гарпастуме». Это совсем не значит, что молодой режиссер, начинавший под сенью благородных отцовских примеров, легко скатился на путь компромисса. В том, как он трактует мифологию декаданса в «Гарпастуме», слышится отзвук «Жюля и Джима» Трюффо — не худший, прямо скажем, импульс. А быть столь же свирепо радикальным, как поздний Герман-старший, все равно невозможно, тем более в пределах одной семьи.

Мелодрама становится и сюжетной опорой «Бумажного солдата». Внутри треугольника активная роль отведена женщинам (блистательная Чулпан Хаматова и Анастасия Шевелева, ее достойная соперница по сюжету и по профессии). Мужчине же (Мераб Нинидзе в образе врача Покровского, готовящего космонавтов к полетам) роль остается скорее пассивная. Это отвечает сегодняшнему европейскому взгляду на историю ХХ века, в которой феминистский вектор впервые вышел на первый план. Сравните с «Девятью днями одного года»: там любовный треугольник развернут в сторону мужчин, а женщина, даже эмансипированная и с сигаретой, играет подчиненную роль.

В легких деформациях и модернизациях — прелесть «Бумажного солдата», но в них же состоит его культурная ограниченность. Это особенно заметно в фигуре главного героя с ее символической условностью и, как следствие, бесплотностью. В основу образа заложен конфликт идеализма и конформизма, драма изнанки глобального проекта: врач сам остается на земле, но вынужден брать на себя ответственность за судьбу космических «белок» и «стрелок», не только четвероногих. Однако экранный герой явно из другой оперы: это такой красивый плейбой, почти Ален Делон из антониониевского «Затмения», с явно пониженным градусом чувств. Играть духовный кризис за него приходится режиссеру, а выправлять эмоциональный баланс — опять-таки женщинам.

Стоит заметить, что образ врача мутировал на пути из сценария в фильм, сменив национальность с еврея на грузина, обретя грузинских родителей и сохранив при этом рудиментарное имя Даниил Покровский. Здесь не было никакой конъюнктуры, но в итоге это оказался не только актуальный поворот, но и верный шаг в смысле культурной политики. Как написала газета «Ла република», этот фильм, в котором на космодроме читают стихи Бараташвили в переводе Пастернака (фантастическая, в общем-то, вещь) объединяет русских и грузин. Грузинский элемент всегда был силен в российской и советской ментальности, да и название самой картины пришло из Булата Окуджавы. Признаемся, что многие классические фильмы о России или о Москве сняты отнюдь не этническими русскими: и «Летят журавли», и «Я шагаю по Москве», и «Июльский дождь». Вот и этот родился в горниле «дружбы народов»: помимо русских, его делали евреи, грузины, татары, узбеки...

Это чрезвычайно важно в атмосфере нарастающей ксенофобии и тупого этнического патриотизма. «Бумажный солдат» — посвящение эпохе 1960-х годов с ее устремленностью в космос, реальной дружбой народов, верой в светлое (коммунистическое) будущее, которое по плану должно было наступить еще в 1980 году, но, к счастью или несчастью, не наступило. Это также — посвящение кинематографу того времени: Марлену Хуциеву, Михаилу Ромму, Кире Муратовой, Отару Иоселиани. И, разумеется, Алексею Герману.

Плахов А. Космос как метафора // Искусство кино. 2008. №11

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera