Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
(Текст 2007 года)
Забавно, что в год, когда картина показывалась впервые (а случилось это в 1982 году), она была воспринята как милая безделушка в стиле ретро. Все признаки водевиля были очевидны. Лирический дуэт Костик и Маргарита. Фарсовый квартет — разведенные супруги Хоботовы — медсестра Людмилочка и гравер-натюрлих Савва Игнатьевич. Сбоку — комедийная лирическая пара: куплетист Аркадий Велюров и пловчиха из общества «Трудовые резервы». Ну и еще куча эпизодических персонажей.
Правда, идеологическое начальство довольно быстро заподозрило в ней некую крамолу. Интеллигенция, мол, все никак не может забыть свои упования и надежды, связанные с «оттепелью», и тешится, чтобы не плакать, припоминая былые ощущения и воспроизводя их с подозрительным энтузиазмом. Ну, пусть потешится, лишь бы не плакалась.
Но уж больно восторженной оказалась эмоциональная реакция на картину. Для идеологического начальства эта веселая ностальгия была неприятна, и в ту пору фильм не то чтобы запретили, но отложили до неопределенных времен, которые, к удивлению многих, оказались не за горами.
В начале перестройки картина смотрелась как абсолютное и полное торжество идей Костика. Хоботов вместе с Савранским сумел-таки оторваться от своей Маргариты.
Между тем последние слова Хоботовой о том, что, мол, рано веселитесь, посмотрим, что будет лет через двадцать — двадцать пять, оказались вещими.
Сегодня по истечении этих самых двадцати лет видно, что романтичному переводчику со всех языков Хоботову приходится не сладко. Если, правда, он не преуспел на поприще детективного жанра.
...Самым живучим в фильме остался «любовный квадрат»: расстающиеся супруги Хоботовы и по бокам всегда восторженная медсестра и неколебимо надежный гравер.
«Претензию Маргариты на двух мужчин можно объяснять по Фрейду, но, думаю, до конца объяснить ее невозможно. Эротика здесь не все. Маргарита желает своего бывшего мужа не как мужчину, а как объект своего руководства. И все.
Это так похоже на былые отношения КПСС с творческой интеллигенцией. За рабочий класс партия шла замуж, а потребность в романтических чувствах удовлетворяла, сожительствуя с интеллигенцией и руководя ею.
В руководстве таилась своя эротика. Оно тоже было страстью.
Партия была права, когда не отпускала Хоботова на волю. Отпустить его было бы негуманно — он без нее пропадет. Как пропал бы тигр, взращенный в зоопарке и выпущенный в джунгли.
Советская творческая интеллигенция уже не может без ссор с Партией. Без бунтов против нее. Это почувствовал артист Велюров, сказавший не без пафоса: «А, может быть, в этом есть своя правда?! Ведь есть люди, нуждающиеся в руководстве...»
А вот Костик, брякнувший, что человек — творец своей судьбы, сказал не по делу. Хоботов — не творец своей судьбы. Он всего лишь убежал от своей Партии, а не прогнал ее взашей.
Водевиль оказался пророческим. История повторилась дважды. Двадцать лет назад — как фарс. Теперь — как трагедия.
Богомолов Ю. Код его молодости: К юбилею фильма «Покровские ворота» // Российская газета. 2007. 4 мая.