Давно уже понято и общепризнано, что тематика Великой Отечественной войны неисчерпаема и всегда актуальна. Бессмертие всенародного подвига вдохновляет и будет вдохновлять новые и новые поколения на трудовые, творческие, нравственные подвиги; память о войне помогает и будет помогать людям в борьбе за мир, в борьбе против новых войн. А вдохновение и память подвластны более всего искусству. Поэтому закономерно неоскудевающее внимание наших художников к событиям и людям военной поры.
Благодарного внимания заслуживают произведения участников войны: в них оживают лично пережитые ужас и бесстрашие, гнев и боль, любовь и ненависть, порывы и терпение. Не меньшего внимания достойны и произведения молодых, родившихся после Победы художников. Именно они доказывают вечность. неисчерпаемость героической темы. Не нужно многих примеров, исторических экскурсов. Когда я пишу эти строки, почта приносит книжку «Нового мира» с впечатляющей повестью о войне, написанной тридцатилетним инженером Н. Стариловым, «Самый трудный день». В Центральном Доме художников экспонируются прекрасные работы молодого скульптора В. Переяславца «Дороги Смоленщины». Привлекают внимание произведения о войне украинского живописца С. Базилева, московского графика С. Геты, монументальный живописный полиптих И. Лубенникова «Памяти павших». На экраны выходит поэтичный и достоверный документальный фильм режиссера, лауреата Ленинской премии Игоря Гелейна «И невозможно забыть...». Постоянно обращаются к материалу войны и не достигшие сорокалетия авторы игровых художественных фильмов.
Порой они огорчают. В стремлении к занимательности и «красоте» один режиссер надевает на девушку-разведчицу нейлоновые чулочки и не замечает ее длинных наманикюренных ногтей. В стремлении к философическим обобщениям другой режиссер заставляет своих героев играть на органе и переодеваться к обеду в пяти километрах от линии фронта, наконец, поражать фашистский танк при помощи вил!.. Все чаще слышится бесконечная стрельба из одного диска автомата или из семизарядного пистолета. Появляются погоны вместо петлиц, «Яки» вместо «И-шестнадцатых», ордена не на той стороне груди. Все меньше зрителей способно заметить эти мелочи, но, накапливаясь, они лишают фильм правдивости, порождают даже фальшь.
Именно правдивость, стремление к максимальной точности, к достоверности и подробности показа фронтовой жизни я хочу прежде всего отметить как драгоценное качество работы тридцатилетнего ленинградского режиссера Александра Рогожкина над своей первой полнометражной картиной «Ради нескольких строчек».
Конечно, правдивость эта обусловлена тем, что в основу фильма положена повесть Михаила Алексеева «Дивизионка», состоящая из нескольких небольших, но сочно и достоверно написанных новелл о боевой работе редакции фронтовой дивизионной газеты. В новеллах этих, несомненно, основанных на подлинных фактах биографии писателя, прошедшего нелегкий путь военного корреспондента, заместителя редактора такой, самой близкой к передовой, самой близкой к рядовому бойцу, газеты, есть тонкие наблюдения, человечность и оптимизм, живой юмор, неподдельная печаль и та поэтичность, которую скромной, документальной прозе придает личностное, непосредственное чувство автора. Но, чтобы передать обаяние поэтической военной прозы средствами кинематографа, конкретизирующего, овеществляющего литературный текст, молодому режиссеру, его оператору Ивану Багаеву и художнику Станиславу Романовскому понадобилось не только долгое и прилежное изучение материала, не только внимание военного консультанта (гвардии полковник В. Терещенко), но то сильное, требовательное и не всякому доступное чувство, которое лучше всего назвать вдохновением. И то, что я, словно живое тепло, ощутил в фильме это вдохновение, более всего радует меня: молодые люди, сыновья и внуки воевавших, почувствовали войну сердцем.
Создатели фильма не пошли просто и слепо за повестью. Сценарист Аркадий Красильщиков сумел соединить новеллы Алексеева в единый сюжет, провести основных персонажей через все действия без необоснованных перерывов, организовать разрозненные события в композиционное единство, не потеряв при этом эскизность, очерковость, скажем даже, мемуарность повести, придающей ей особую привлекательность. И то, что большинство ружей, по выражению Чехова, в фильме стреляют, так на то и война.
Основное событие, скрепляющее сюжет, это удивительная история с типографским шрифтом. Старенький грузовичок, на котором вся редакция передвигалась по фронтовым дорогам со всем своим нехитрым инвентарем, подорвался на мине. Людей раскидало, оглушило, но счастливо не убило, а шрифт, столь дефицитный в те времена, рассыпало по невылазной грязи, минированной противником. Подъехавший дивизионный комиссар, отечески убедившись, что люди целы, просто и безапелляционно заявил, что новый шрифт достать невозможно, а газету надо выпустить через неделю, к наступлению. Редактор осмелился дважды сказать, что это невозможно, но комиссар повторил приказ и уехал.
Да! Много невозможного свершили наши люди в годы войны! И здесь старый солдат Максимыч нашел выход: соорудив нечто вроде золотоискательской драги, весь состав редакции днем и ночью промывал через нее заминированную грязь и отмыл-таки драгоценные свинцовые литеры. Газета начала выходить.
А как ее создавали, как ползали корреспонденты на животах через пристрелянные бугры на передовую: как по крохам собирали неповторимые солдатские рассказы, как печатали вручную, ночами: как снимал героев простодушный и беззаботный фотограф Рузес — обо всем этом рассказали побочные сюжетные линии. Есть в фильме и любовная история. Найдя для своего динамика, принимающего сводки Информбюро, подходящий погреб, лейтенант Егоров обнаружил там перепуганную немцами и полицаями девушку. Скромная чистота и правдивость лейтенанта вернули девушке самообладание и зародили в ее сердце первую любовь. Сцены, когда она, нарядившись в украинское традиционное платье, разыскивает своего коханого по фронтовым дорогам, и сцена объяснения в любви, трогательно, по-детски нежная и чистая, решены режиссером и артистами Никитой Михайловским и Нелли Поповой с подлинным чувством.
Хороши в фильме юмористические интонации. Да, на фронте смеялись! Попадав в грязь от налетающего снаряда и оставшись невредимыми, зачастую шутили и смеялись. Так и в повести, и в фильме много непосредственного юмора. История с гусем, например, обычным гусем, приблудившимся и ставшим любимцем редакции, но проглотившим бесценную литеру «А» и чуть было не пошедшим за это в суп. Никто из газетчиков резать его не стал. И его отпустили. Пожалев гуся и показав его продолжительный полет над лесом — к жизни! к свободе! — авторы погрешили сей возвышенной метафорой против реалистической стилистики фильма: домашние гуси так не летают. Может быть, не стоило его съедать, как в повести Алексеева, но и делать символом картины тоже не стоило...
Зато превосходно решена трагикомическая линия майора Ковалёва. Стремительный, грубый, настойчивый командир батальона... пишет стихи. Толстые тетради исписывает он в былинном стиле: «Как на площади, да на колхозной... во годину черную, во дни грозные... на борьбу-бой с темной силою, с лютым ворогом»... — и требует, чтоб это напечатали в дивизионке. Во фронтовой газете ему рекомендовали бросить свои тетрадки в корзину, но он усмотрел в этом опасность плагиата и, задабривая дивизионную редакцию обильной трапезой, читает и читает старательно и заунывно, с пафосом и со слезой, не замечая тоски и растерянности слушателей. Это по-настоящему смешно. Артист Сергей Проханов показал и подлинный героизм майора, и его наивную преданность неподчиняющейся музе. Дополняя повесть, фильм показал несколько боевых эпизодов, где Ковалев был поистине прекрасен и героичен, и в конце, когда умирающего майора приносят в палатку медсанбата, обещание редактора дивизионки напечатать хоть несколько строк из былины звучит как оптимистический катарсис трагедии.
Драматичен и заключительный эпизод гибели фотографа Рузеса от пули сдающегося в плен, обезумевшего немецкого солдата.
Я с волнением и трепетным сочувствием смотрел фильм «Ради нескольких строчек». Не скрою, что, зная о молодости режиссера, я старался найти в фильме неточности. На пальце одного из актеров мелькнуло обручальное кольцо. Их в годы войны офицеры не носили. А не русский ли патрон закладывает в магазин винтовки немец? Пуля, кажется, наша, остроконечная. Впрочем — не уверен: каких только пуль не было у противника... И я рад, что придирчивое это занятие выискивания ошибок не дало результатов. Да и замечать мелочи не следовало: фильм в целом правдив и поэтичен — той поэтической правдой, которую требует от художников незабываемая проза великой войны.
Юренев Р. Поэзия военной прозы // Советский экран. 1986. № 1.