О XX съезде я услышал по радио и от родителей. У нас сидели друзья моих родителей, ведущие писатели, и читали ее [речь Хрущева – прим. Ч.] вслух. А потом всю ночь говорили о ней. Реакция была двойственная: с одной стороны, появилась надежда на то, что страшная жизнь изменится, а с другой — мои родители, например, отнеслись к этому с большой настороженностью, опасаясь провокации — боялись, что люди, поверив Хрущеву, «откроются», и это станет поводом для того, чтобы с ними разобраться. Так думали не только они, многие обсуждали эту вышедшую в «Правде» речь Хрущева шепотом.
Почти у всех был шок, до этого никто не понимал масштаба репрессий. Да, знали, что пострадавших немало, но ведь всем внушали, что это в основном интеллигенты, а народ не трогали, и тут вдруг выясняется, что под молот попали десятки миллионов людей. Ужас... Бурной была и реакция иностранцев. На «Голосе Америки» начались непрерывные обсуждения речи Хрущева. Я все это хорошо помню — у нас радио было постоянно настроено на эту волну.
Вообще, это была больная тема для нашей семьи, у меня все родные так или иначе пострадали при Сталине. Отец сидел, к счастью, недолго, наверное, потому, что был уже 1950-й год. Дедушку моего раз десять забирали, трясли, в результате он был лишен всего. Бабушка по линии мамы в НКВД сошла с ума. Семья бабушки по отцу (бабушка, между прочим, дружила с Крупской) тоже, образно говоря, «сидела на чемоданчиках» в ожидании ареста. То, что бабушку не арестовали — настоящее чудо. Она была юристом в Бауманском районе, и при ней ни одного ребенка после ареста родителей не выселили из квартиры и не отправили в детский дом. Ей говорили: «Ты сошла с ума, тебя посадят также, как и остальных». Она упрямо отвечала: «Никто не имеет права выселить ребенка. Нет такого закона». Бабушка безумно боялась, но постоянно говорила энкэвэдэшникам: «Не забывайте, если вы нарушите закон, сами попадете под суд». И это срабатывало! После XX съезда она получила огромное количество писем от тех детей, которым фактически подарила жизнь.
Так что в моей семье акценты были расставлены четко. И мне, подростку, о том, кто есть кто, подробно рассказывал и дедушка, и отец. Надо сказать, ни я, ни мои родители никогда не верили в светлое будущее коммунизма. Главным у моего отца всегда были люди, для которых он работал. Хорошие или плохие, они все — жертвы строя. Я когда-то страшно переживал, что отец пишет только юмористические вещи, комедии, водевили. И только став взрослым, понял — отец был трагической фигурой, несмотря ни на что он находил в себе силы шутить, доставляя людям радость, даря им надежду. Они шли на представление и три часа хохотали, забыв о том страхе, в котором жили, снова ощущая себя людьми. Конечно, отец втайне мечтал о серьезной работе — последнее, что он написал в своей записной книжке: «Наконец, у меня есть достаточная материальная база, я могу года два ничего больше не делать и начать писать серьезную книгу». Через два дня он умер...
Это было поколение, не надеявшееся, что когда-нибудь они избавятся от вертухаев. Как жаль, что родители не увидели ничего другого в своей жизни... И смотрите — сколько лет уничтожая людей, заливая страну кровью, как бессмысленно наша власть это прекратила, все разрушив, все погубив. Огромное количество людей испытало жуткое чувство, что у них отняли жизнь... Хотя, безусловно, XX съезд был положительным явлением. Но у нас есть вечная ошибка — мы ничего не доделываем до конца. Все порадовались, но не закрепили успех. Нам всегда кажется, что кто-то за нас все решит. Некий усатый дядя миллионами кромсал людей, и за это его еще и обожали. Никому в голову не приходило взбунтоваться.
Бунт в России, кровавый, беспощадный, пьяный, обычно бывает непонятно с чего. Всем движет алчность: «Давайте все отнимем и поделим». И никогда не бунтуют из-за того, что люди унижены. В европейском сознании заложено чувство собственного достоинства — никто никого не имеет права унижать. А у нас унижение воспринимается как норма жизни. Власть до сих пор разговаривает с нами как с преступниками или рабами...
Тогда, конечно, жизнь отчасти изменилась, да что там, отчасти — по сравнению с тем, что пережили до того мои родители, она казалась совершенно другой. Но через некоторое время стало понятно, что ушли со своих постов только большие шишки, а аппарат весь остался прежним, и как, всякая раковая опухоль, опять разъедает наше общество. Да, эти руководители уже не убивали, но их воспитание, все их ценности и понятия остались теми же, только отовсюду убиралось слово «Сталин».
По сути, «оттепель» была лишь узкой щелью, прокрустовым ложем, но все-таки можно было иносказательно, с улыбкой, иронично что-то сказать. За это, по крайне мере, уже не сажали в тюрьму, хотя вполне могли отправить в психушку.
В кино мастера, у которых было понимание истинной ценности вещей, сумели сделать несколько интересных картин. Я имею в виду Райзмана, Хуциева, Данелия, Таланкина... Феноменальная плеяда талантливейших людей, умевших говорить образно, что очень важно. Между прочим, именно разрешение говорить прямо все, что хочешь, и погубило позже наш кинематограф — он стал просто тупым. Откровенность еще не значит мастерство. Современный кинематограф, не умея создавать образ, забыв об иносказаниях, полностью сориентирован на деньги. А тогда — какие выходили фильмы! Поэтичные, иносказательные, или простые, с доброй, человеческой интонацией, которые говорили с людьми на их языке, рассказывали о дружбе и любви, осуждали предательство — «Коммунист» с Урбанским, «Я шагаю по Москве» и «Тридцать три» Данелия, «Республика ШКИД» Полоки. Вышло много хороших и военных картин — «Мир входящему», «Солдаты»... Из экранизаций надо обязательно назвать «Гамлета» Козинцева.
Кинематограф «оттепели» воспитал целое поколение, вернее, не воспитал (я вообще не верю, что кино воспитывает), но дал понять людям, что можно даже в этой системе быть человеком — надо лишь определить для себя самого, чему ты служишь, что делаешь, знать, что никого не предашь, хотя и вынужден многое терпеть. Существовал своеобразный язык-пароль, определенный кодекс поведения. Даже образы людей стали другими, и артисты пришли в кино другие: Иннокентий Смоктуновский, Алексей Баталов... Какие хорошие у них лица! Это вам не белокурые голубоглазые пограничники с собаками. Совсем другой типаж.
Но самое важное — в кинематографе «оттепели» впервые заговорили о человеческом достоинстве. В фильмах ненадолго перестал звучать туш во славу чиновников и государственных деятелей. Правда, через три-четыре года снова возникла масса желающих его сыграть — холуйское начало взяло свое. Те, кто процветал при Сталине, при Хрущеве вскоре успешно себя реанимировали. Писатели, ничего из себя не представляющие как литераторы, но всегда преданно служившие власти, снова стали активно печатать свои вещи.
Но при этом вышел Солженицын, все зачитывались им, передавали из рук в руки затертые до дыр журналы. Появились молодые художники; опубликовали поэтов, погибших во время войны; стали проводить поэтические вечера — Политехнический ломился от желающих послушать Евтушенко, Вознесенского. Стадионы собирала не пьяная попса, а люди, читающие стихи. Разумеется, все равно существовали свои табу и свои правила — скажем, обязательно нужно было вставлять слово «коммунизм», к которому вел теперь уже не Сталин, а Ленин.
Бытовали и какие-то наивные иллюзии — например, считали, что все расстрелянные, все сидевшие, которых теперь реабилитировали, — хорошие люди. Но ведь палачи вместе с лучшими людьми страны закопали и тысячи своих, и как разобраться, кто есть кто? Тем более что до сих пор страной правит племя палачей — пусть и не они сами, но их дети, их внуки, их родственники. Верные псы режима воспитали таких же псов. У нынешних чиновников такие же представления о жизни, как у их дедушек, Сталин у них любимая фигура.
В молодости мы все романтики, мне сначала казалось, что наши политики что-то поняли и действительно решили серьезно изменить нашу жизнь, я не знал, что это всего лишь политическая игра, и одни просто «съели» других, для чего потребовался некий пиар-ход, как теперь говорят. Расстрел Берия был знаковым событием — палач умер, все свободны. На самом деле, как вы знаете, все было не так. Пиар-ходом был и доклад Хрущева, который ненавидел Сталина за то, что тот его всю жизнь унижал, заставлял танцевать перед собой и так далее. Вот Хрущев при удобном моменте и свел со Сталиным счеты. Сам же он был абсолютно таким же хамом и так же поступал потом со своими соратниками, правда, не сажал, но находил другие способы их уничтожить. Мало что изменилось и после отставки Хрущева, вслед за ним пришли те, кто разобрался с Сахаровым и другими диссидентами...
Дыховичный И. «...Реабилитировали личную тему в кино...» [ответы на анкету фестиваля «Белые столбы»] // Киноведческие записки. 2006. № 77.