Константин Константинович Юдин — мой первый учитель в кинематографе. На заре моей юности мне посчастливилось встретиться с этим талантливым режиссером и замечательным человеком.
Он поставил такие фильмы: «Девушка с характером», «Сердца четырех», «Антоша Рыбкин» (несколько выпусков), «Близнецы», «Застава в горах», «Шведская спичка», «На подростках сцены» и, наконец, «Борец и клоун» — о знаменитом русском богатыре Иване Поддубном. Фильм не был им закончен. Смерть оборвала его работу, и картину заканчивал Б. Барнет.
Уже более 20 лет нет Юдина, и мы с изумлением наблюдаем, как он становится нам с каждым годом все ближе, а талант его все ярче. Его фильмы по душе не только старшему поколению — они нравятся и молодым людям. Почему? Мне думается, что феномен К. К. Юдина прежде всего в нем самом. Он сам был очень искренний и чистый человек, и сегодняшние зрители чувствуют это. В его фильмах, порой наивных, не всегда совершенных, есть его чистота, есть его душа, — правдивая, самобытная, естественная. Он был очень далек от конъюнктуры, как говорил М. Пришвин: «не успел излукавиться».
И опять же у Пришвина я прочитала: «У каждого в жизни есть свой хомут, но важно, чтобы он был по плечу и не натирал шеи». У Константина Константиновича был хомут по плечу — он делал комедии, правда, иногда натирал себе шею.
Спутники, свидетели нашей жизни, быстро уходят, но остаются фильмы и фотографии. Вот посмотрите: какое удивительно открытое русское лицо, высокий лоб мыслящего человека, глаза грустные и одновременно с затаенной хитрецой и смешинкой. Какой добрый рот! Достоевский как-то заметил, что о человеке можно судить по его смеху. Юдин смеялся удивительно, заразительно и как-то затаенно, негромко, но всем своим существом по-детски добродушно. Смеялось все лицо: и глаза, и лоб, и щеки, и подбородок. Это был человек необычайной чистоты и порядочности и высокого бескорыстия. Он был очень искренен и в радости, и в гневе.
У меня особое отношение к Константину Константиновичу, «Кинычу», как мы его все в группе называли. Это он позвал меня, студентку первого курса Театрального училища имени Б. В. Щукина попробоваться на роль Шурки Мурашовой в фильме «Сердца четырех». Тогда, когда я еще ничего не умела, он доверил мне большую роль.
О том, как он верил в актера, любил актера, которого выбрал, я хочу рассказать особо.
В фильме песенку Шурки «Я большая, ну и что же» должна была исполнить одна из известных певиц нашей эстрады, а я потом под ее фонограмму просто бы открывала рот... Но что-то во мне запротестовало, я ударилась в слезы — во что бы то ни стало мне хотелось самой попробовать спеть. И композитор, и звукооператор, да и вся группа были против. Я ходила за Юдиным и клянчила: «Киныч, позвольте придти на запись, разрешите, я только попробую!..» Наконец он, чтобы отвязаться, согласился взять меня на запись. Оркестр — семьдесят человек, дирижер, торжественная обстановка... Я забилась в угол и молча все переживала. Знаменитая певица под аплодисменты оркестра (оркестранты выражают свое одобрение, слегка ударяя смычками по инструменту) блистательно исполнила песенку и ушла. Тогда Юдин сказал: «Ну, Люся, иди пробуй!» С дрожащими коленками я подошла к микрофону и... о, ужас!!! У меня начисто пропал голос, не только петь — я не могла даже выговорить «мама». Какой-то сип и шипение. Я видела только недоуменные взгляды окружающих: мол, что за самонадеянная девчонка — какие-то очень жалостливые и сочувствующие глаза Юдина. Он взял меня, как маленькую, за руки и повел. «Куда?» — "К ларингологу«,— сказал он. Врач констатировал полное несмыкание связок на почве нервного шока. И самое главное — был составлен акт об отмене звукозаписи и переносе ее на другое число.
Это было ЧП. Из-за никому не известной девятнадцатилетней студентки перенесли дорогостоящую запись кажете с оркестром в семьдесят человек. Через несколько дней, когда голос и спокойствие возвратились ко мне, я подошла к микрофону и записала несколько дублей. Один из них и вошел в фильм.
Он в меня поверил! Он зажег мне зеленый свет! С тех пор почти во всех фильмах (исключение составил только «Антон Иванович сердится», где поет знаменитая певица Пантофель-Нечецкая) и спектаклях Театра имени Евг. Вахтангова я пою сама, голосом, какой мне дан природой.
Роль Шурки Мурашовой и сам фильм «Сердца четырех», пожалуй, для меня самые любимые, потому что это был одни из первых моих фильмов (до этого я еще школьницей снялась в «Молодых капитанах» режиссера Андриевского), а моя Шурка сыгралась как-то сама собой. Уровень моего развития соответствовал Шуркиному. В девятнадцать лет я и была той самой девчонкой, которая со страхом поступила в институт, обожала сладкое, любила всяческие тайны и ненавидела математику.
После премьеры было много замечаний: одни хвалили фильм, другие говорили, что авторы не показали командира Красной Армии образцом советского человека и Галину, старшую сестру, образцом советской девушки, говорили о том, что это не режиссерский, а скорее, актерский фильм.
К. К. Юдин отвечал так: «Я всегда затруднялся определить задачу, которая лежит в основе фильма... Если удастся сделать, чтобы эти четыре человека были современны, симпатичны, приемлемы, то это и будет решением задачи... Говорят, что вещь бездумна и пустовата. Таков, мне кажется, жанр. И атмосфера влюбленности, и тема выходного дня, не переходящая в пошлость, — все это может быть в комедии, потребность в смешном огромна. Социальная значимость комедии неоспорима». И еще: «Сама по себе комедия не может быть серьезной — она лишь толкает нас на серьезные размышления».
Были и такие отклики на этот фильм: «Просмотрев картину „Сердца четырех“ мы — маникюрши на производственном совещании решили Вам написать, а копию послать в редакцию „Правды“. Мы просим Вас огородить нас от такого публичного оскорбления. Почему, тов. режиссер, в картине Шура и Галина имеют имена, а также остальные герои, а маникюрша не имеет. Наша Сталинская конституция гласит, что работа и специальность не позор. Есть маникюрши и с высшим образованием, но материально ее больше устраивает, а Вы тов. режиссер имея большой жизненный опыт и большой кругозор подчеркнули нашу специальность позорной (Алма-Ата КазССР, Союз парикмахеров)». (Стиль письма и орфография сохранены).
Когда С. М. Эйзенштейн посмотрел фильм, он сказал дорогую для меня фразу: «Целиковскую не надо хвалить, ее надо снимать». Этой картине я обязана счастьем встречи с ним как с режиссером, учителем и духовным наставником.
Сразу после войны К. К. Юдин пригласил меня на роль Любы Карасевой в фильме «Близнецы». Мне и тогда казалось, что сценарий слабоват и образы в нем построены по апробированным водевильным правилам. Но Юдин внес в фильм много своего. Так, очень точно была воспроизведена обстановка военного времени. В городе плохо со светом, на улицах мы видим девушек, одетых как монтеры, и девушек в милицейской форме. Но сквозь эти приметы трудного, голодного и неустроенного военного времени проглядывают настоящие человеческие характеры.
Фильм музыкальный (композитор Оскар Сандлер). Музыка подчас условна, например: электромонтер Люба поет, когда лезет с кошками на ногах на столб, чтобы включить электричество.
Вспоминая о письмах (а их было несметное количество, к сожалению, ничего не сохранилось), не могу удержаться, чтобы не вспомнить одно из них, присланное мне, то есть Любе Карасевой на «Мосфильм» из Свердловска, от детишек — воспитанников детского дома: «Дорогая тетя Люба, — писали они, — мы восхищены Вашим благородным поступком — Вы усыновили двоих близнецов. Мы посылаем Вам и им сердечный привет и... игрушки на елку, которые мы сделали своими руками...» И действительно, через некоторое время я получила коробку, полную цепей, хлопушек, звезд и снежинок, заботливо сделанных и разукрашенных ребятишками из детского дома. Все игрушки я отдала тем детям (а их, конечно, было не двое и не трое для непредвиденных ситуаций на съемках), которые и играли в картине моих усыновленных близнецов.
Как часто встречается эта наивная вера зрителей в подлинность происходящего на экране! Я часто сталкивалась с тем, что отождествляют актера с экранным персонажем.
Я должна признаться, что люблю комедии Юдина, — может быть, это пристрастие к своему первому и любимому учителю, может, просто ностальгия по ушедшим годам. Но мне все-таки кажется, что в его фильмах, наивных и порой непритязательных, есть умение заглянуть внутрь человека. В его комедиях есть та мера узнаваемости времени, в которое были сделаны фильмы, та мера такта, чистоты и вкуса, которые мне близки.
Сам он был обаятельным человеком, и, как мне кажется, это обаяние присутствует и в его фильмах.
Целиковская Л. Воспоминания // Симанович Г. Людмила Целиковская. М.: ВТПО «Киноцентр», 1989.