Подводя итоги года, сложно обойти стороной Украину и все, что с ней связано. В этом году она была главным источником изображений — движущихся и нет, — неиссякающим потоком лившихся на нас с экранов телевизоров и мониторов компьютеров: новостная хроника и любительские видеоролики — образы-вирусы, противостоящие официальным новостным каналам. Мы жадно поглощали эти образы, пытаясь разглядеть в них очищенную от пропаганды суть событий,— тексту всегда верить сложнее, чем картинке. Неудивительно, что главной темой Артдокфеста 2014 стали Майдан и Украина, ведь документальное кино — главное художественное средство оперативной исторической рефлексии. Мы видели это на примере российских протестов.

Теперь мы стали свидетелями рождения целого жанра — «революция на экране» (на Артдокфесте было 4 фильма о Майдане и 1 про ДНР): Евромайдан был, наверное, самой широко задокументированной революцией в истории человечества. Отчасти она стала аттракционом. На первом показе «Майдана» Лозницы я сидел снаружи и слышал, как вместе со взрывами, перемежающимися гимном и скандируемыми толпой лозунгами, по залу прокатываются волны эмоций. Cтранное ощущение отделения зрелища от события, хотя Майдан сам по себе был глобальным спектаклем — через это зрелище он повторно переживался как коллективный опыт, возможно, даже интенсивнее, чем прежде.

Фильм Сергея Лозницы был одним из первых, представивших опыт украинских протестов: его премьера состоялась в Каннах уже в мае и вызвала тогда серьезный ажиотаж. Основное отличие «Майдана» от множества других лент на ту же тему в том, что Лозница пытался схватить этот протест в его тотальности, как некое органическое бесшовное целое — и в формальном, и в историческом смысле. Это череда статичных трехминутных планов, общих или сверхобщих, расположенных в соответствии с хронологией событий. Главное и единственное действующее лицо — толпа, или, как предпочитает говорить сам Лозница, народ. Оставляя детали за кадром, он создает мистериальный эпос поистине вагнеровского масштаба.

Несмотря на свойственную картинам Лозницы рассудочную отстраненность, авторскую дистанцию, создающую иллюзию объективности, «Майдан» — самое четкое киновысказывание на тему из всех существующих на данный момент: у Лозницы из-за тупой агрессии властей из карнавала в борьбе за достоинство рождается нация. Причем «небесная сотня» трактуется им как сакральная жертва — точь-в-точь как у Эйзенштейна в «Стачке», где жестокий разгон бастующих монтируется с забоем быка — «Помни!». Смерть как необходимая цена за свободу. Лозница документирует не только или не столько историю Майдана, сколько миф о Майдане, писавшийся параллельно с происходящим, а заодно и украинскую национальную идентичность, жадно конструировавшуюся из обрывков прошлого: хоровода фольклора, вышиванок и православных молебнов вкупе с воскрешением в коллективной памяти подвигов «героев освободительной борьбы». Позиция автора проявляется в форме, показывающей народ на Майдане как монолитное и естественное национальное единство, разбивающее оковы «совка» и обретающее духовную независимость, — и она совсем не беспристрастна. Эта позиция выстраивается за счет эмоциональных акцентов, расставляемых с помощью звука и монтажа; доносящихся со сцены фрагментов политических заявлений — редких, но все-таки присутствующих здесь, в отличие от большинства других фильмов о Майдане. Говорят, на Украине фильму предъявляли претензии в снижении пафоса исторического момента, в излишней отстраненности. И все же своей тотальностью «Майдан» очень сильно эмоционально подавляет, вдавливая зрителя в кресло невиданным масштабом национального подъема.

Нация — сообщество воображаемое, идеологический продукт эпохи модерна, появление которого Бенедикт Андерсон в своей книге «Воображаемые сообщества» связывает с распространением масс-медиа: многотиражных газет, создавших у читателей чувство коллективной связи, способной преодолевать религиозные и классовые границы. Бесконечное производство и трансляция объединяющих образов — те черты, что характеризовали украинскую революцию. Евромайдан был огромной сценой, реалити-шоу, конвейером изображений, создающим аффективные связи между людьми в разных уголках не только Украины, но и всего мира; и участники этих событий не могли не ощущать свою ответственность перед мировой аудиторией. Чувство локтя, связь друг с другом люди испытывали не только непосредственно, но и через коллективное медийное отражение. Возможно, победа Майдана была предопределена, когда на площади появился огромный экран.

Хотя «Майдан» втиснут в концептуальную политическую рамку, сконструированную автором, ему удалось уловить самое главное, что происходило на той площади — то, что было вне политики. Выбранный Лозницей масштаб позволил зафиксировать превращение разобщенной толчеи, хаотически шатающейся в кадре, в единый организм, тело без органов, своим существованием обещающее нечто большее, чем та или иная форма политической идентификации. Это не армия, подчиняющаяся приказам со сцены, как могло показаться в наиболее критические моменты противостояния, но самоорганизующаяся общность — всемирная толпа с проницаемой мембраной, способной включать в свое множество и тех, кто находится по ту сторону экрана. Философ Олег Аронсон в своей статье о Майдане пишет: «Возникнув как эффект политики, Майдан неожиданно стал неполитическим образованием, которое не столько пользуется риторикой свободы и справедливости, сколько порождает „свободу“ и „справедливость“ как этические аффекты общности». Именно эти аффекты, рожденные множеством самых разных людей, и приковывали нас к экранам в чувстве сопричастности подлинной демократической свободе, зародившейся за пределами и вопреки системе представительной демократии и западному демократическому проекту с его ценностям, с борьбы за которые начался Майдан. Он шире — Майдан безграничен и готов принять в себя любого. «Свобода — это новый тип отношений, которые дает только множество, а точнее — множество, понятое как единство». Единство не национальное, даже не политическое — политика началась там, где закончилась свобода. Там же берет начало и фильмы Лозницы, пытающийся задним числом мифологизировать и политизировать Майдан. Однако его вневременная и внеполитическая суть сопротивляется. В образах революции искрится призрак Другого, непредставимого будущего.

Артамонов А. «Артдокфест»: революция на экране // Блог Сеанса. 14 декабря. 2014