Лариса Солоницына (дочь актера) об отце и публикации материалов архива.

Мама как-то сказала:

— Ты, наверное, должна любить папу больше — он дарит тебе дорогие подарки, его узнают, он выступает на сцене, ему аплодируют. Он вообще довольно известный человек. Как ты думаешь?..
— Ну что ты, мама, это же у него такая работа.

Мне было пять лет.

И никогда после я не воспринимала его как актера — фильмы с его участием почти не смотрела, на «Ленфильм» ходить не любила. И знала только одного человека — папу. И когда его уже не было рядом, помнила и любила — папу.

Я работала в Ленинграде, в кинотеатре «Прибой» администратором, когда на широкий экран вышел фильм «Андрей Рублев». Ходила по коридорам, по лестницам и целый день везде слышала отцовский голос. Подходила к дверям в зрительный зал и уходила. Существовал какой-то необъяснимый барьер, который нужно было преодолеть. На третий или четвертый день я решилась. И как будто исчезла из этой жизни — ни зрителей, ни времени. Только экран. Я смотрела «Рублева» на всех трех сеансах. Может быть, именно с этого дня началась моя взрослая жизнь.

Жизни детской я почти не помню, кроме того что мы часто переезжали из одного города в другой, из одной квартиры в другую. Родители были молоды — маме не было тридцати, отцу — сорока. У них было много друзей, их жизнь была насыщена встречами, событиями, знакомствами. Мама закончила философский факультет МГУ и поступила в аспирантуру ЛГИТМиК. Отец — снимался. В садик меня тем не менее не отдавали.

Мы прожили вместе десять лет. Пять родители прожили еще до моего появления на свет. «Нам в жизни выпало большое счастье — мы нашли друг друга», — писал отец маме. И это действительно так. Правда, именно благодаря чувству, которое их связывало, жизнь в семье была бурной и непредсказуемой. Думаю, что только равнодушные друг к другу люди могут всегда оставаться спокойными. У нас бывало всякое. Но когда я разбирала их переписку, когда я могла в письмах проследить путь, которым они шли, — иногда навстречу друг другу, иногда сбиваясь с пути, — я завидовала и восхищалась. Время 60-х — начала 70-х — «золотой век» нашей семьи!

Потом наступило время потерь. Отец уехал в Москву и остался там жить. Мы с мамой на три года уехали из Ленинграда в Кишинев — у меня было слабое здоровье, и врачи настоятельно рекомендовали перемену климата. В восьмидесятом мы вернулись домой, а через два года папы не стало. Ему было сорок семь лет. Когда через семь лет не стало мамы, ей не было и сорока пяти...

В 1993 году я закончила ВГИК (киноведческий факультет), и пришла пора писем, дневников и фотографий. Мы с мамой в свое время много говорили об отце, об их жизни, о том времени, от которого, несмотря ни на что, осталось ощущение счастья. Мама хотела сделать передачу на телевидении, готовила творческий вечер, посвященный памяти отца, много писала о нем. Небольшой отрывок из ее статьи — в этой подборке. Все письма отца, составляющие этот материал, обращены к ней, тоже Ларисе Солоницыной

Все очень тесно переплетено — разочарования личные и профессиональные, порывы творческие и человеческие. В этом материале было трудно что-то убрать. И хоть подчас я привожу лишь отрывки из писем, я старалась ничего не нарушить.

 

Авто-био

 

Говоря откровенно, я не знаю, хорошо это было или плохо, но я родился.

Кроме меня и родных, никто даты моего рождения не помечает красными цифрами, хотя сделать это стоило, так как я родился в последний день лета.

Наверное, осень наступила мгновенно после моего рождения, потому-то я такой грустный и вечно увядающий. Листья мои быстро желтеют и скоро опадают. Вероятно, так было еще в утробе матери, и в последний день лета я встретил осень — голеньким. Голеньким останусь на всю жизнь

Кричать о неустройстве мира я начал с пеленок. Надоел всем страшно. Уже тогда меня уговаривали, укачивали, затыкали рот соской. В качестве протеста я переболел всеми детскими болезнями, начиная со свинки и заканчивая корью и скарлатиной. Моя крикливая непокорность сохранилась до сих пор.

Потребность самостоятельно добраться до своего Эльдорадо появилась спустя одиннадцать месяцев со дня появления на свет. Первые шаги по земле были гораздо тверже, чем первые шаги по жизни...

Первое знакомство с лексикой произошло, когда, прошагав месяц, я сказал: «Мама!...» Больше слов не было. Да, сейчас то я вижу, что эрудиция и лексика страдают у меня еще с 1934 года.

В последующие годы детства я проявил недюжинные способности в изучении азбуки и сочинений о Буратино и Золушке. Уже тогда формировался мой вкус.

До болезненности любил нравиться женщинам и в пять лет умел отличить красивую от симпатичной, но никогда и по сей день не могу пленить ни одну из них надолго. В меня влюблялись не более чем на пять-шесть месяцев.

Я редко любил смеяться. Смеялся грубо, шокирующе, отрывисто, но от души.

Где научился обманывать и хитрить — не помню.

Природа наделила меня чертами аристократизма — я был нервен, вспыльчив, замкнут, впечатлителен.

В семь лет знал наизусть по портретам всех вождей. Могу похвастаться тем, что меня в детстве катал на своей машине сам Чкалов.

Своей подвижностью и холодными, задумчивыми, бесцветными глазами я не вызывал симпатий у взрослых — меня никогда не звали к себе, не играли со мной.

Я был несимпатичным ребенком — не было ни кудряшек, ни детской невинности. Я всегда был взрослее самого себя.
1970

1951 — 1952 Саратовский весоремонтный завод, слесарь-весоремонтник (Саратов)
1952 — 1954 Учился в 9 — 10 кл. 8-й средней школы (Фрунзе)
1954 — 1956 Завод сельхозмашин имени Фрунзе, слесарь-инструментальщик (Фрунзе)
1956 — 1957 Первомайский РКЛКСМ, зав. орг. Отделом (Фрунзе)
1957 — 1960 Учился в Свердловской театральной студии при Свердловском драмтеатре, студент (Свердловск)
1960 — 1966 Свердловский театр драмы, актер (Свердловск)
1966 — 1967 Театр драмы имени Горького (БССР), актер (Минск)
1967 — 1968 Одесская киностудия (по договору), актер (Одесса)
1968 — 1970 Новосибирский театр драмы «Красный факел», актер (Новосибирск)
1970 — 1971 Русский драматический театр, актер (Таллин)
1971 — 1972 Киностудия имени Горького (по договору), актер (Москва)
1972 Киностудия «Ленфильм» (по договору), актер (Ленинград)
1972 по н.в. Театр имени Ленсовета, актер (Ленинград)

1973

Из дневников

 

2 марта 1959
Каждый человек иногда хочет высказаться, вынуть из души все и успокоиться. Хотя бы на время успокоиться. Особое испытываешь желание посоветоваться, проверить себя, когда к тебе приходят, как старые знакомые, простые мысли, уже когда-то посещавшие тебя. Как тяжело тогда быть одиноким. Плохие, ночные мысли — зачем я живу? Кто я? Кем я буду? Почему так тяжело?

18 марта
День рождения К П. Максимова^[1].

Я люблю этого человека больше всех в нашем театре.

20 апреля
Сдал Великарова^[2] (Крылов «Урок дочкам»). Все хватят, а мне кажется зря. Сделал, в общем, мало. Честно говоря, я много сил положил, много работал, но сейчас вижу — мало.

21 апреля
Сегодня хотел позвонить в Москву на последние деньги, но сдержался, — завтра мастерство, а голодный я уже не могу работать — начинается нервный смех, и были уже голодные обмороки. Жизнь!

2 ноября
Сегодня почувствовал, что снова начинаю втягиваться в учебу. После трехмесячного перерыва понадобилось почти две недели разбега.

Страсть к книгам не угасает — жаль только времени маловато и быт заедает. Тратишь два-три часа на поиски денег и очередь в столовой. Чувствую себя значительно лучше — цинга прошла совсем, но кашель иногда беспокоит...

... Как сложно и трудно быть актером! Смысл этих слов понимаешь только тогда, когда ощутишь их. «В театре надо быть талантливыми — сказал Евгений Анатольевич»^[3], — только они получают истинное наслаждение и что-то делают для искусства. Да, он где-то прав. Упорство, трудолюбие, терпение — половина гения, но с другой половиной ты должен родиться.

16 ноября
Как быстро человек отвыкает и вновь привыкает к обстановке, ранее чужой. Так не заметишь, как пройдет жизнь! В 25 лет начинаешь понимать, насколько она коротка. Четверть века... из них года четыре осмысленные, остальные — порывы, мечты, донкихотство.

2 декабря
Устаю. Репетиции, массовки. Окончательно пришел к выводу, что массовки хуже всего на меня действуют — на сцене находишься несколько секунд, а выхода ждешь часами. Пробую учить стихи, читать — бесполезно. Все время подходят, говорят, мешают.

15 апреля 1960 года
Никогда не знаешь, чего тебе больше всего не хватает в жизни, и только с годами начинаешь понимать — времени.

Двуликость людей театра волнует меня все больше и больше. Говорят одно, делают — другое. Врут друг другу и даже самим себе. В театре бытует выражение — «завоевать положение». Завоевать! Положение!! Сколько мерзости в этих двух словах, влезших в искусство с черного хода! Сколько талантов испохабила, изломала и убила эта бытующая и процветающая жирная формулировка современного театра!!

Я пришел в театр не завоевывать, а работать, творить!

30 августа 1962 года
Я работаю в Свердловской драме. Идет беспокойная жизнь. Обрастаю квартирой и бытовыми друзьями.

Играю эпизоды.

Мне сегодня 28.

Раньше я подводил итоги, смотрел вперед. Сейчас — жду. Сам не знаю чего. В голове мечутся мысли, вопросы. Много-много вопросов. Вероятно, век ответов будет позднее.

28 ноября
Снимаюсь в телевизионном фильме «Дело Курта Клаузевица». Главная роль. Сценарист и режиссер Глеб Панфилов. Работаю с увлечением.

17 декабря
Мне страстно хотелось бы видеть в жизни добро, чистоту, любовь, а в глаза лезет обман, сердце натыкается на ложь и подлость, а вместо любви кругом царит животная похоть!

20 мая 1963 года
Хочу делать людям только добро.

Даже если останусь один.

Броню на сердце надеть не могу, да теперь и не надо.

Хочу делать людям добро.

 

Из писем

 

Август 1964
Ларонька!

Сегодня у меня почти свободный вечер (я — Берзер^[4]) и посему гулял, ездил, отдыхал. Был даже в ресторане «Поплавок» на Днепре. Денег, как всегда, нет, но на 3 бутылки пива наскреб, набравшись нахальства, просидел чуть ли не час на уютной палубе, любуясь на рыбаков, обильно поливаемых дождем.

Мне было удивительно хорошо.

... За последние два дня я получил нагоняй от Эмилии Валентиновны^[5] — две ночи подряд не приходил ночевать! Ах, этот чертов покер!! Успокойся, на сей раз я выиграл. Немного. Рублей 20. Ходил сонный, как муха. Но если бы не покер, то на что бы я жил?..

Новостей, взрывов, сенсаций нет. Все идет по индийской пословице. Жизнь — это праздник, на который нас пригласили, но на который мы...

Привет всем от меня.

Р.S. Скучаю, но держусь! — вот девиз дня.

Твой Толька

22.08.64. Киев
Лапатуня, ты мне доставила много-много радости, прислав вторую партию фотографий. Это какой-то уголок счастья, улыбок и нежности. А может быть, я старею и становлюсь сентиментальным? Кто знает...

Нахлынули воспоминания, встали в памяти безмятежные дни отдыха на Иссык-куле^[6]. Я всегда любил солнце. И в Свердловске мне всегда его не хватало. Киев сейчас тоже солнцем не балует, а фотографии — это кусочек солнца прошлого. Он пригрел меня.

Дни идут заполненно, но сегодня я катался по Днепру на полуглиссере до устья Десны и обратно. Этот час бездумного времени освежил меня немного, и вдруг на мгновенье проснулась жажда работы. Захотелось творить, выкладываться, приносить добро. Пришел в театр, и все цепные собаки, накинувшись, усыпили и растоптали все грязными мыслями. Снова стало тяжело.

Завтра я почти свободен — у меня 2 Берзера: думаю сходить в соборы и музей.

Хотел позвонить тебе, но финансы сказали коротко и ясно: «Если позвонишь — нас будет наполовину меньше». Голос их звучал убедительно, серьезно, глаза их не смеялись. Что я мог им ответить? Я попробовал возразить им, улыбнулся своей чарующей улыбкой и выдавил: «Но вас все равно мало...» «Нас мало, но мы в тельняшках», — отрезали они и этим окончательно убедили меня.

Ну, что ж, подождем более благоприятного случая, когда я смогу им сказать: «Что, попались, брысь в телефонную трубку, засранцы!» Ты представляешь, какое выражение лица у меня будет в эту минуту?

Ну, все. Не волнуйся. Привет всем.

Твой Толька

24.08.64. Киев
Лапуша! Я очень скучаю без тебя.

Вторые сутки, не переставая, идет дождь. Сижу дома, читаю, сплю. Дня четыре (вернее, ночи четыре) играл в покер. Сначала выигрывал, а в последнюю игру меня немного деранули, но все же я пока в выигрыше. Вот и все мои киевские новости. Осталось отыграть 4 спектакля и 1-го числа отбываем в Запорожье. Остался, по сути говоря, один гастрольный месяц. Каких-то 30 — 35 дней!

Привет от всех и всем.

Толька

30.08.64. Киев
Лапушкин!

Я пьян, как сто чертей. 30 лет — это уже не шутка. Видимо, перевалило. Теперь надо думать о жизни!..

10.09.64. Запорожье
... Возможно, копилось это годами жизни и годами работы в театре. Сейчас нервы не выдержали, взбунтовались. Быть может, я просто нервнобольной человек, а может быть, хочу истинной, необыкновенной, донкихотской жизни? И разве Дон Кихота не считали сумасшедшим? И не является ли сумасшествием требовать от себя и от других чистоты мыслей и поступков в наш, XX век? Когда все крутом перемешалось — благородные идеи с развратом и грязью человеческих взаимоотношений. Люди стали оправдывать друг друга, а потом сами себя. Подлец стал оправдывать честного, а честный становился подлецом!

Числа пятого-шестого нервы оборвались. Все вокруг не изменило своего внешнего облика, все шло своим чередом, своими путями. А меня продал друг. Именно продал. Я верил в него. Я узнал, что он говорил обо мне, рассказывал о моих отношениях к людям, которых я не люблю. Мне же сказал, что я не актер и питаюсь подачками со стала «сильных мира сего». Он высказал в этом разговоре и свое кредо жизни «Надо добиваться своего любыми путями». Я спросил: «Даже лизать задницы?» Он ответил: «Да, даже лизать!»

Я часто ошибался в людях. Они меня разочаровывали или смешили. Видимо, и я кого-то разочаровал или рассмешил — это вопрос жизни, но здесь я понял, что передо мной человек, который ищет не любви, а похоти и хочет в театре добиться наложения, а не творить.

Мне стало больно. Больно оттого, что я увидел в этом человеке не те хорошие стороны его жизни, замеченные раньше, а другие — его недалекость, его тягу скорее к сухому вину, чем к книгам, его стремление к податливым женщинам, а не к чистым, его желание выгодно продать свое тело, а не сберечь чувство

Короче, у меня друга не стало.

Остался приятель по работе, с которым надо говорить о чем-то легком и незначительном... Он об этом не знает, да и я не подаю вида. Все самой собой образуется.

Как бы оптимистически я на это ни смотрел — внутри отложилось. Я не помню, кто именно (может быть, это я?) сказал в порыве нахлынувших чувств: «Я ненавижу световые рекламы, которые со всех перекрестков орут: «Храните деньги в сберегательных кассах!» Мне бы хотелось во всю ширину неба повесить другой огромный плакат: «Храните души! Храните души!»

Но таких плакатов нет и не будет. О душе должен заботиться каждый. В одиночку. Этим у нас не занимаются.

На следующий день К.П. Максимов присутствовал на распределении ролей в молодежной пьесе. Когда речь зашла обо мне, он сказал: «Толе можно и не давать роли, он не такой способный, как новые ребята, и играет без того много». Роли пока не распределили, но у меня после такой речи учителя будет еще один Берзер!

Я сжался. Сжался в комок. Силы ушли. И тут я заболел. Репетиция — кровать. Спектакль — кровать. Так прошло три дня. Небольшая выматывающая температура, бессонница и мысли. «Мысли, как черные мухи...». В перерывах кошмарные сны и необъяснимое беспокойство.

Письмо это — как дневник нескольких дней раздумий, — я хочу перечитать его по приезде.

Гастроли хотят закрывать раньше — числа 20 сентября, а в Свердловске я буду 5-6.

Все.

Твой Толька

20.09.64. Запорожье
Лапатуня!

Получил твое письмо. Я все понимаю, все знаю.

Пойми, меня столько раз унижали, меня столько раз обманывали, что немудрено остатками душонки щетиниться всякий раз (даже по такому мелкому поводу), защищая свое крохотное человеческое достоинство. Кроме того, я болен, день голова не болит — на другой снова порошки и уколы. Нервы, естественно, обнажены. Рядом со мной столько человеческой мерзости, что порой привыкаешь к ней. Ты — это тот островок святого, которого никто не должен касаться. Это наш с тобой мир. Я в него никого (кроме друзей) не впускаю.

12.04.65. Москва
Маленький!

Когда мне исполнилось 14 лет (тебе было всего четыре годика), я самовольно, сам пошел работать на завод, сам захотел учиться, сам, сам, сам, все делал сам, а самостоятельности у меня не больше, чем у тебя в твои 14. Обстоятельства жизни — и все.

Брожу по музеям с консультантами, читаю, набираюсь. Скоро первые съемки — числа 26-28 апреля во Владимире. Живу сейчас в отдельном номере гостиницы «Южная», но писать мне надо (где бы я ни был) на группу — Москва, «Мосфильм», группа «Андрей Рублев».

После первых репетиций, разговоров, вариантов мы с Тарковским договорились так — если финальная сцена не удастся (а снимать будут с «Колокола» — финал картины во Владимире), то мы расстаемся с ним и встретимся с тобой.

Договор посему со мной не заключают, и денег у меня не больше, чем в Свердловске. Сегодня подсчитал — осталось полтора рубля — и вся жизнь впереди. Не знаю, как и что, но ты как-нибудь займи до мая 10 рублей и отдай долг — неудобно. Да, и пришли паспорт на часы — вдруг придется их загнать. А ты как думала! Искусство требует жертв... Да... Соблазнов в Москве много, а возможностей никаких. Транспорт отнимает 4 часа ежедневно. Это не жизнь. Да, в Москве я жить не хочу. Приезжать сюда еще куда ни шло. Правда, меня сюда никто и не приглашает, но тем не менее.

Если съемки пройдут нормально и договор заключать со мной будут — ты приедешь очень скоро. Если нет — то уедем куда-нибудь подальше — может быть и во Фрунзе, к родителям. Правда ведь?

Большой привет маме и Галке^[7], Адольфу^[8], Савчуку^[9] и всем.

Твой Толька

15.04.65. Москва
Маленький мой!

Жизнь идет по-прежнему — мотаюсь по музеям, соборам, встречаюсь с интереснейшими людьми (неизвестными, разумеется). Читать приходится очень много — глаза устают. Но халтурить нельзя. Андрей Арсеньевич знает столько и говорит обо всем так просто, что приходится соответствовать. У него характерное: говорит, говорит, иногда о таком, что я и не слышал, а потом обращается прямо к тебе: «Ты понимаешь, о чем я говорю...». Он даже предположить не может, что другой может этого не знать. Приходится знать.

Дали мне 25 рублей, и пока я Крез.

Ездил в Загорск. Знаменитое церковное место. Поеду еще. Громадные величественные соборы и радостный крик галок. Только там я заметил, что наступила весна

Ем не хуже, чем в Свердловске, но устаю больше. Много приходится ходить — все вроде рядом, а за день ноги отнимаются.

Скучаю без тебя. Привет маме и всем.

Твой Толька

22.04.65. Москва
... Киностудия «Мосфильм» — это наш театр, в 100 раз больше только. Люди более талантливые, более свободные, более занятые настоящими делами.

Некому принести свои думы, самого себя.

23.04.65. Москва
Малехин!
Почему ты мне не пишешь? То, что я не пишу письма — это понятно, — я охламон, но ты-то у меня химик! И очень порядочный.

Я все понимаю. Все. Сейчас будет решаться вопрос Жизни (да, да с
большой буквы). Это мой экзамен на зрелость. Если думы, неудачи, остервенелая работа, сомнения дали плоды — они должны взойти в фильме. Если нет — это почти физическая смерть.

Мне завидует половина Москвы, другая половина злится на меня — о
такой удаче мечтают тысячи.

А я мечусь, как сурок, загнанный в кинофабрику людоедов. Контакт человеческий с Тарковским нашел, а выполнить его задачи еще не могу.

Скучаю без тебя. Очень. Но только не сопливлюсь и не фантазирую. Я понял одно — здесь у меня счастье прочное. Разве не так?

Привет маме и всем. Целую крепко.

Толька

26.04.65. Владимир
Ларонька!

Я уже во Владимире. Но съемки оттягиваются до 4-5 мая. Группа ко
мне относится хорошо. Тарковский просто прелестно. Мы находим общий язык.

И не смей хандрить! Если у меня все пойдет нормально, приедешь ко мне на недельку (хотел написать на 2–3 дня, но сразу увидел твою фигу, и рука невольно вывела «недельку») в конце мая. Раньше ничего нельзя придумать. И вообще — желание видеть мою противную, очень худую, лысую морду, слушать вялую и глупую болтовню с плоским юмором, смотреть в маленькие глазки, спрятанные где-то у затылка, — это, просто меня, дурновкусье! Страдать по этому поводу — смешно!..

Привет всем.

Твой Толька

4.05.65. Владимир
Лапонька моя!

Во Владимире идет снег. Погода грязная, пасмурная. Съемки отменяются день за днем. Чувствую себя тунеядцем, ничего не умеющим, ничего не знающим. По сути дела я предоставлен самому себе.

Хочу быстрее отснять хотя бы один кадр, потому что теория и мои репетиции не успокаивают.

Скучаю без тебя страшно. Скоро приедешь ко мне. Скоро!!!

Привет всем.

Твой Толька

8.05.65. Владимир
Ларунь!

Тебе опять не везет — съемку перенесли еще. На 12 мая. Мне кажется, ты зря злишься. Злость — самое примитивное чувство. Не надо.

12 мая переезжаем на натуру — это под Суздаль.

Привет всем-всем. Обнимаю.

Май 65. Владимир
Ларунь!

Пишу тебе пьяное письмо. Выпили немного с Тарковским, поговорили. Вот теперь я, кажется, что-то понял. Больше всего меня поразило, даже потрясло, что он — такой уверенный, столичный, строгий — оказался таким простым, нежным, более того (ты тоже поразишься) — очень беззащитным. Мы говорили до глубокой ночи. Вдруг произошло какое-то сближение, я перестал его бояться и даже... почувствовал что-то вроде жалости. Смешно, да? Я — и жалость к кому? — к Тарковскому. Но я почувствовал, что он очень страдает. Я не понял — отчего, но понял, что страдает. Никогда за полгода общения я ни разу даже предположить не мог этого. Как, значит, здорово он это скрывает. Наверное, мы теперь будем работать иначе, что-то произошло очень важное сегодня. Кругом «Мосфильм», чужой, грубый, развратный. И вдруг такой чистый человек...

Май, 65. Владимир
Лапонька!

Не обижайся, что пишу реже — мы работаем.

... Андрей Арсеньевич смотрит на меня очень пристально, подолгу. Никак не могу привыкнуть к этому его взгляду: вроде добрый, вроде поддерживающий, но в какой-то момент очень строгий и жесткий. И я пугаюсь. Все время думаю, что это моя последняя съемка, что он снимет меня с роли. Работаю в страшном напряжении, ног под собой не чую...

 

Из дневников

 

13 октября 1965 года
В моей жизни мало светлых пятен. Мне кажется, их нет совсем. Когда я начинаю думать о себе — я раздвоен, расстроен, расчерствен. Черт его знает, когда я бываю искренним и когда ложным. Ведь даже в работе я не бываю самим собой — иногда я люблю искусство, иногда работу в искусстве и порой не знаю, что мне ближе. Кажется, я несу чушь! Не знаю. Мир, в который мы попали, чересчур сложен для нас (я не беру на себя смелость говорить за всех и оговариваюсь — для меня). Мне тяжело нести груз Великого. Ноги подкашиваются. Мне невыносимо тяжело.

Май 1966 года
Богема. Прикиношная, притеатральная публика. Самовлюбленные эгоисты, сами ничего не значащие и не делающие, боящиеся затеряться в этом мире. Плюхаются в это болото, в этот разговорный водопад, и — их несет, несет быстро и стремительно — вниз.

Болезнь эта порождает низкие желания и хотения, зависть, ненависть, она лишает человека чувства достоинства, чувства ответственности прежде всего перед самим собой.

... Я не предаю идеалов юности. Стремлюсь к одному — заставить себя жить ими, как бы романтичны они ни были, как бы несовременно они ни звучали. Юность — это единственная болезнь, которой я хотел бы болеть всю жизнь.

Я мало изменился. Это мое достоинство — может быть, единственное. Книги, друзья помогают мне глубже понять жизнь. Становиться лучше. Чуть-чуть лучше. Даже незаметно. Просто надо развить в себе сильнее хорошие качества — снисходительность к людям, доброту, желание помочь им. Тогда все вернется к тебе сторицей. Наступит гармония добра, а не зла.

7 октября
Я недаром создал себе микромир из друзей и из приятелей — меня часто обманывали и надували. И плохие мысли — это мои разочарования в людях.

24 ноября
Из поступков складывается жизнь. Их можно оправдать. Но ведь оправдать можно все. Сейчас оправдывают даже немецких генералов, уничтоживших сотни тысяч людей. Сталина порой оправдывают, — мол, были такие обстоятельства, надо было держать всю интеллигенцию в концлагерях, время такое! А кто вернет миру повесившуюся Марину Цветаеву?? При чем тут обстоятельства? Есть люди, и от них все зависит.

Надо знать кого слушать. Я слушаюсь своего сердца. И как только начинаю считать, рассчитывать — все рушится.

Из мелочей не складывается жизнь. Меня в этом мещане не убедят. Жизнь складывается из больших кусков, а мелочь — всегда мелочь!

... А жизнь ведь проста. Она, правда, не всегда сахар, но простоту жизни надо понимать сердцем, а не головой. Сердце никогда не усложняет жизни. Сердце у человека одно, а извилин в голове — миллиарды. Голова рождает сложности. Слушайся своего сердца.

... Я романтик. Худой Дон-Кихот, который верит в дружбу, в любовь, в честность и верность.

Взамен я редко что-нибудь получаю.

 

Из писем

 

25 мая 1968 года
...Иногда все внутри обрывается и не хочется ничего делать, не хочется ни с кем разговаривать, не хочется работать и — одно желание — обнять тебя и взять на руки нашего ребенка. Только воля и упрямое желание иметь, наконец, крышу над головой заставляют меня сбрасывать с себя состояние пассивности и работать, работать!

С Арсением^[10] мне интересно и сложно. В театре обстановка тоже не из легких, но — театр есть театр — держу себя независимо, покойно, с достоинством. Меня, как и тебя, мало что задевает сейчас — пусть идет стороной. Ты с дочуркой, мои родные и друзья — вот мой мир!

4 августа 1971 года. Норильск
... Те три дня, которые я должен был быть в Свердловске — тонировал «Н.Год»^[11]. Ролишка там вроде бы получилась приличная, и ее надо было довести до конца. Кроме того, вел переговоры со студией, но. К сожалению, не с Киселевым^[12].

... Меня затянуло в водоворот, а сил у меня немного. Видимо, я изменился. Но чистоты и благородства своего я еще не продал. Все, что происходит со мной сейчас, — это мое поражение. Я самый обыкновенный советский неудачник. Мне не везет несмотря ни на что.

Трудно быть сильным в одиночестве. Все, чего хочет моя душа, мое сердце, — все далеко от меня. Мне трудно пробиться в город, который я полюбил, я далеко от тебя с Лялькой, я не могу выполнить ни одного своего желания из-за денег.

Я ничего не обещаю. Я прошу — продержись. Еще немного. И не забывай, что я тебя очень сильно люблю. Вот и все.

Хочу донкихотовской жизни. [Публикация Л.Солоницыной] // Искусство кино. 1994. № 6.

Примечания

1. ^ К.П.Максимов – заслуженный артист РСФСР, режиссер-педагог студии при Свердловском театре драмы.
2. ^ Великаров — главный герой пьесы И.А. Крылова «Урок дочкам», поставленной в студии как экзаменационный спектакль.
3. ^ Неизвестно, видимо, педагог Свердловской театральной студии.
4. ^ Эпизодическая роль в спектакле Свердловского театра драмы.
5. ^ Хозяйка квартиры, в которой Анатолий Солоницын жил во время гастролей.
6. ^ Хозяйка квартиры, в которой Анатолий Солоницын жил во время гастролей.
7. ^ Сысоева Г.С., сестра жены.
8. ^ Илья Адольф Алексеевич — актер и близкий друг Анатолий Солоницына. Много совместных театральных работ.
9. ^ Савчук Валерий Александрович — режиссер-документалист и редактор Свердловской киностудии.
10. ^ Арсений Сагальчик — театральный режиссер, близкий друг Анатолия Солоницына. Имеется в виду работа в Новосибирском театре «Красный факел» над спектаклем «Борис Годунов».
11. ^ Фильм «Операция „С новым годом“» Алексея Германа.
12. ^ И.Киселев — директор студии «Ленфильм».