Помню, я пригласил Анатолия к нам в группу. Я обратил внимание, что он находился в особенном настроении... У него какая-то радость?
В группе был Александр Миндадзе — киносценарист, с которым мы всегда работали вместе, и разговор стал общим. Мы рассказывали о нашем «Повороте», Анатолий внимательно слушал, а потом неожиданно сказал:
— А у меня, братцы, сын родился. Алексей, — и засмеялся, счастливый.
В тот же день мы решили, что в нашем «Повороте» Анатолий Солоницын будет играть одну любопытную роль...
Напомню, кто это такой — Костик.
Наши герои, молодые супруги, их играют Олег Янковский и Ирина Купченко — возвращаясь из отпуска, на машине, сшибают пожилого человека. Нелепо, случайно, но — факт есть факт, и нашим героям надо держать ответ. Человек умирает, герою Олега Янковского грозит тюрьма. Начинается его «одиссея» — он ищет себе защитников среди родственников пострадавшего. И вот находится такой человек — ну, прямо само радушие. Улыбается, успокаивает, все обещает утроить. На самом-то деле ничего у него за душой нет, и помочь-то он не может, зато, как паук, чувствует свою власть над людьми и упивается ею. Вот наши герои приглашают Костика в ресторан. И тут-то Костик раскрывается до конца — пьет, жрет, лапает жену героя и все продолжает быть эдаким обаятельным простачком. Эпизод? Да. Но какой трудный!
И я, и Миндадзе видели «Восхождение» Шепитько и были потрясены тем, как Анатолий Солоницын сыграл предателя Портнова. Мы поняли, что актер сейчас находится в такой поре, когда может сыграть какой угодно характер. Вот бы уговорить Анатолия сыграть Костика...
Через день мы встретились в нашей группе и стали рассказывать Анатолию о Костике. Он увлекся мгновенно — это было видно по его лицу.
Началась работа. Надо было видеть, с какой увлеченностью работал Анатолий. В группе как будто появился дополнительный аккумулятор — так все зарядились его энергией. И с каким неподдельным интересом следили за Анатолием, когда он выходил на съемочную площадку...
Мы с Миндадзе не могли нарадоваться: эпизод идет! Потом, когда смотрели материал, убедились, что Анатолий сыграл не просто хорошо, а блестяще. Впоследствии критики нашли, что в нашей картине что-то есть, заслуживающее внимания. И никто не обошел эпизод, сыгранный Анатолием,— все писали о нем, и писали с восторгом... Думаю, это справедливо, потому что у Анатолия получился просто концертный номер в самом хорошем смысле этого слова. Вот так бы относиться к актерам, пусть даже трижды лауреатам, к эпизодическим ролям, вот так бы понимать общий замысел создателей фильма.
Анатолий был в приподнятом радостном настроении и это помогало ему работать. Позже я узнал, что работать он может с такой же самоотдачей в любом состоянии... Но об этом чуть позже. А пока, когда заканчивались съемки, мы много говорили, шутили... Подружились, стали следить за работой друг друга. Он видел наши картины, мы — его. Каждая его работа была заметной будь то роли в кино, будь то «Гамлет» на сцене театра... Я все время видел, что он работает с огромным напряжением сил, с чувством особой взыскательности. И, конечно, нам с Александром Миндадзе очень хотелось, чтобы он когда-нибудь сыграл у нас большую роль... <...>
Начиналась картина «Остановился поезд». Опять предстояло решать проблему: выбирать и утверждать актеров. Для нас с Миндадзе выбор актера всегда был делом мучительным. Как ты его ни приближай к своему замыслу, своим идеям, все равно индивидуальность актера скажется, так как это живой человек, и именно он создает образ. И вот мы остановились на Анатолии Солоницыне. Он должен был играть в нашей картине журналиста Малинина. Но нам было сказано, что он серьезно болен. И мы просто потерялись... У нас кроме Анатолия кандидатур на роль Малинина не было. И вдруг я случайно узнаю, что Анатолий поправляется, чувствует себя хорошо. Я решил его вызвать, он приехал.
Выглядел он неважно. Рука не поднималась, бледен, двигается с трудом... Он сказал, что занимается специальной гимнастикой.
Я дал ему читать сценарий. А когда я это делаю, я не говорю, какая роль предполагается для актера. Он прочел, говорит: «Ясно, я буду играть следователя». Мы стали разговаривать, я рассказал ему о замысле картины. Я ему сказал, что надо играть человека, который видит, что происходит вокруг него, и молчит. Роль журналиста Малинина поначалу ему не очень понравилась, но потом он увлекся.
Мы понимали, что Анатолий болен, что у нас будут сложности. И все-таки мы решили снимать именно его.
Съемки должны были проходить в Пущино, летом. Там удивительный воздух, удивительная природа. По сути дела — это курорт среднерусской полосы. И мы постарались сделать все возможное чтобы у Анатолия были идеальные бытовые условия. Конечно, идеальными они не стали, но все-таки в Пущино было хорошо.
Анатолий уехал в Пущино на месяц раньше съемок и жил там. Ему нравилось Пущино. Он поправлялся на наших глазах. Когда начались съемки мы так составили график занятости Анатолия, чтобы давать ему небольшую ежедневную нагрузку. Снимали Ермакова (О. Борисов), а потом Малинина, и так чередовали. Хотя Анатолий нам такого повода для его неполном загрузки не давал. Наоборот, он сразу активно включился в работу. И чувствовал себя, кажется, неплохо — особенно к концу съемок. Сказалось пребывание на свежем воздухе, строгий режим. С ним в номере жил его друг, кандидат медицинских наук Владимир Шинкаренко. Он постоянно наблюдал Анатолия.
Мы много общались — пили чай, разговаривали... Ну, жизнь в экспедиции — эти бесконечные посиделки...
Анатолий был общителен, мил, выдержан. Выдержан. Я об этом говорю потому, что в той ситуации, в которой он находился, трудно было быть выдержанным...
Ведь все складывалось непросто. И его внутреннее состояние — он же понимал, что болен не простудным заболеванием; и атмосфера внутри картины — столкновение двух людей с достаточно сложными характерами. А Анатолий был просто гений выдержки. Деликатность, интеллигентность поведения — всегда, даже в самых сложных обстоятельствах...
Вот эта выдержка, самоотдача в работе заставляют меня сказать следующее: я не знаю, как он себя чувствовал. Может быть, он действительно чувствовал себя хорошо, а может быть, чувствовал себя плохо, но так тщательно это скрывал, что мы ничего об этом не знали.
У него была громадная работоспособность. Способ съемки был тяжелый. Два человека живут в гостинице — следователь и журналист. Как они могут разговаривать? Стоя или сидя друг против друга. Наши 500 метров разговоров Борисова и Солоницына могут служить прямо-таки энциклопедией разводки двух актеров в условиях маленькой комнаты. Снимали в реальной гостинице — и так, и сяк, приборы сюда, приборы туда... И при всем при этом Анатолий ни разу не пожаловался, ни разу не проявил неудовольствия, хотя всем уже опротивели съемки в гостинице. Всем хотелось на природу...
Стали привозить материал, мы его смотрели вместе с Анатолием. Он был из тех актеров, которым можно смотреть снятые кадры. А есть актеры, которым этого делать нельзя — особенно актрисам. Им кажется, что они недостаточно красивы, и вот они начинают корректировать. А Толя был человек, который объективно воспринимал материал. И вот я вижу план, который неплохо бы переснять... Вдруг он говорит мне:
— Вадим, а вот этот план давай переснимем.
— Толя, ты болен... И опять в гостинице...
— Ничего.
Я общался со многими актерами, но редко встречал таких умных собеседников, как Анатолий Солоницын. И что замечательно, он был человек с юмором, что трудно было предположить тем, кто близко не знал его... А как интересно было с ним работать!
Вот начинаешь говорить, разминать сцену... У него становится детское, доверчивое лицо... Он сидит как ребенок, слушающий очень интересную историю... И видишь, как меняется его лицо... Я просто физически чувствовал, что в эти минуты в его душе шла работа... Это были прекрасные моменты раскрытости души. Незабываемые моменты!..
Из книги: Я всего лишь трубач. Повесть о старшем брате. А. Солоницын — Москва: Современник, 1988