В 1972 году я жил и работал в Калуге. И вот однажды краевед Генриетта Михайловна Морозова сообщила мне, что на областную краеведческую конференцию прибыл высокий гость — бывший калужанин, генерал-лейтенант Арсений Васильевич Тишков. Как выяснилось, с ним когда-то училась моя матушка, и мы пригласили его к нам домой. Арсений Васильевич рассказал много интересного, в том числе и об одном исключительном событии из старой калужской жизни:

— Летом 1928-го или 1929 года в Железнодорожный райком комсомола (я тогда работал агитпропом) вошел высокий очаровательный брюнет с сообщением, что в Калуге начинаются съемки игровой фильмы о строительстве новых дорог, и что съемочной группе нужна «массовка» из местной молодежи. Комсомольцы должны быть в соответствующем облачении — в кожаных штурмовках, с кирками и лопатами.

Попасть в фильму мне и моим коллегам, конечно, захотелось. Несмотря на жаркую погоду, мы в этих самых кожаных штурмовках, вооруженные инструментом, раз за разом по указанию режиссера проходили строем с песнями на фоне водочно-спиртового завода — единственного тогда в Калуге подходящего предприятия с высокой трубой. Из нее должен был валить густой черный дым — по замыслу создателей фильмы, явный признак работающего предприятия и символ индустриализации.

Мы проходили и проходили, а дым так и не появлялся. Наконец, рассерженный режиссер, находившийся на высоком деревянном помосте, рявкнул в огромный жестяной рупор: «Что же это такое! В этом городе я за целый пятак дым получу, или деньги назад забирать?»

Как оказалось, сторож не работавшего летом из-за отсутствия сырья завода должен был по команде подпаливать собранное тряпье. Но то ли он уже на полученный пятак напился, то ли еще что, но дым в кадре не появлялся. Однако угроза подействовала. Сторож собрал все тряпье и — будь что будет — запалил его без всякой команды. Дыма хватило на целых три дубля...

На следующий год мы смотрели эту немую кинокомедию и узнавали себя и товарищей в заснятой массовке. Жаль только, ни названия фильма, ни фамилию режиссера вспомнить сейчас, через сорок с лишним лет, не могу. Помню только, что в фильме была смешная сцена: в одну из двух рядом стоявших церквей вошел приехавший архиерей, а там расположился комсомольский клуб, а в другую, действующую, на службу попал комсомольский докладчик...

Рассказ Тишкова меня заинтриговал. Разыскать фильм, который снимался в Калуге, и о котором ничего не знали калужане, стало для меня делом «чести, доблести и геройства». <…>.

(Рассказывает Михаил Каростин – сорежиссер фильма «Крупная неприятность»)

— Впервые я встретился с Алексеем Дмитриевичем Поповым за два дня до нового 1927 года. Нас познакомила одна из его близких подруг Галя Колесова. Мы оказались с ним земляками, бывшими саратовскими театралами, единомышленниками в искусстве, это оказалось решающим в наших дальнейших отношениях.

Мы сделали вместе картину «Два друга, модель и подруга».

Публика приняла ее восторженно, она шла потом на всех экранах страны и за рубежом.

Хочу добавить — и я этим горжусь — что многие эпизоды знаменитого фильма Григория Александрова «Волга-Волга» в деталях повторяют эпизоды нашего фильма.

Успех картины нас окрылил, и в следующее театральное межсезонье 1928 года мы решили с участием нескольких актеров-вахтанговцев сделать новую кинокомедию. И вот ко мне приходит молодой симпатичный парень Жак (Исаак) Гордон и предлагает сценарий-либретто комедии «Золотая колесница». Собственно, даже не сценарий, а его набросок:

«Тихий провинциальный городок в 15 верстах от железнодорожной станции. Каждый день туда лихо подкатывают к поезду ямщики, краса и гордость городка. Ямщики конкурируют друг с другом, катают девушек, ухаживают за ними. Девушки мечтают о принцах с золотой колесницей. Ямщицкое благополучие неожиданно было нарушено появлением в городе удивительно большой золотой колесницы — автобуса. Жизнь городка перевернулась. Автобус ходил между станцией и городом, места брались с бою, девушки забыли ямщиков. Не попавшие в автобус мальчишки кучками бегали за ним по улицам. Началась жестокая конкуренция и состязание с „золотой колесницей“. Ямщики поломали свои фаэтоны, загнали лошадей, потеряли девушек. Последние были очарованы принцем, правившим машиной. В своей борьбе ямщики не останавливались перед вредительством. Но машина все же брала верх. Кропотливая и маленькая в начале работы ячейка Автодора выросла в большую. Строится шоссе. Ямщики на своих лошадях подвозят материалы для постройки шоссе. Мечта девушки о принце и „золотой колеснице“ сбылась. Она едет со своим избранником в „золотой колеснице“».

Мы с Алексеем Дмитриевичем решили взять за основу этот сценарий и дополнить его своими наблюдениями из жизни. Так, в коллективном творчестве, но в основном силами И. Гордона и А. Попова, был создан новый сценарий:

«Уездный город Отшиб, в котором на восемь тысяч жителей имелось двадцать церквей и десять трактиров с подачей горячительных напитков. Железная дорога город обошла, и жителям Отшиба приходилось добираться до ближайшей станции гужевым транспортом. Поэтому извозчики в городе пользовались большим почетом и устанавливали цену по своему произволу.

Так продолжалось до Советской власти, а с приходом ее в городе появился общественный транспорт — новенький автобус, курсировавший из Отшиба на станцию, и частному извозу пришел конец. Начался конфликт — взроптали извозчики.

Сначала они сочинили воззвание к седокам, упреждая о смертельной опасности езды на автобусе. Но воззвание не помогло — горожане все равно устремились на более современный и дешевый вид транспорта.

Тогда стали случаться дорожные происшествия: то под автобусом проваливался мост, то на проезжей части появлялись кем-то рассеянные гвозди, протыкавшие колеса автобуса. Однако мосты чинили, колеса меняли, и автобус продолжал возить пассажиров.

У извозчиков осталось крайнее средство — пустить „красного петуха“. Но и эта акция оказалась бесплодной, поджигатели с пьяных глаз все перепутали и сожгли сарай церковного старосты — своего благодетеля, державшего извоз. — Была в сценарии и любовная история. А точнее — „треугольник“ между лихачом-извозчиком Митей, девицей Марусей и шофером автобуса Ваничкой. — У лихача Мити Пылаева всего лишь одна лошадиная сила, а у шофера Ванички — пятьдесят (в моторе). Эти полсотни сил перетянули симпатии Маруси к водителю автобуса, который казался парнем из фантастического мира: весь в коже, в перчатках с большими раструбами...»

Ознакомившись со сценарием, я почувствовал, что у меня возникла настоятельная потребность заняться его переделкой. Но помешали объективные условия. Почти вся картина должна была сниматься на натуре, лето уходило, и студия настаивала на том, чтобы немедленно приступить к работе. Мы выехали на поиск натуры и последующие съемки.

На роль шофера Ванички был приглашен известный всей стране чемпион СССР по боксу Константин Градополов, его партнершей стала актриса Евлалия Ольгина, снимавшаяся ранее вместе с ним и Ольгой Жизневой в фильме Ивана Пырьева «Посторонняя женщина». А Ольга Рудольфовна Герц была у нас ассистентом режиссера и вместе с другими актерами охотно снималась в массовых сценах.

По инициативе Попова «город Отшиб» решили снимать в Угличе. Там было много церквей, и выглядел Углич в двадцатые годы вполне заштатным городом. Правда, жители его совершенно не страдали киноманией, и сниматься в церкви желающих не находилось. Угличане мрачно следили за приготовлением к съемкам.

Одну из церквей мы вынуждены были с помощью плакатов и всевозможных надписей «превратить» в клуб, что, естественно, вызвало среди богомольных горожан протест. Старушки, крестясь, называли нас «богохульниками» и «осквернителями». Дело дошло до того, что в одиночку появляться вечером в городе люди из съемочной группы не рисковали. Но тут пошли бесконечные дожди, и киногруппа, по моему предложению, переехала в Калугу.

<…> Калужане проявили большой интерес к нашей группе и старались помочь нам, чем только могли. От желающих сниматься не было отбоя, и, когда начались съемки на улицах города, во многих учреждениях временно недосчитывались служащих, которые по договоренности с начальством становились «артистами». Со многими калужанами мы тогда просто подружились.

<…>

Но вот, наконец, съемки закончены. Теперь предстояла самая трудная задача — монтаж. Состыковать снятые куски было непросто: сказывался выявленный после проявки брак и отсутствие настоящего сценария. Мы остро ощущали рыхлость драматургического построения, слабую связь основного сюжета борьбы извозчиков с городским автобусом и концовочного анекдота.

Была и еще одна сложность: картина-то немая, и для успеха фильма нам нужны были первоклассные титры. Мы надеялись привлечь к их написанию какого-нибудь интересного писателя. Я подумал о Михаиле Зощенко. Он жил в Ленинграде, но почти каждый месяц бывал в Москве. Я обратился за помощью к Виктору Шкловскому, и тот отправил Зощенко в Ленинград телеграмму с приглашением неофициально поработать в нашем фильме. Михаил

Михайлович ответил согласием (я рассказываю Вам вещи, почти никому не известные — ведь имени Зощенко нет в титрах, он был за штатом нашей группы).

В назначенный день и час я вышел из проходной нашей первой кинофабрики на Житной улице (где когда-то была фабрика знаменитого Ханжонкова), встретить Зощенко. Я представлял, что это будет пожилой, полный человек, с палочкой и с одышкой. И появится он, конечно, с запозданием...

К студии лихо подкатила пролетка извозчика. Из нее легко выпрыгнул худощавый молодой человек в великолепном костюме табачного цвета с ярким галстуком-бабочкой, держа в руке портфель. Я подумал, что это приехал на съемку артист, изображающий иностранца. Мы-то в то время одевались очень просто: толстовка, блуза или рубашка с ремешком.

Я так долго и внимательно рассматривал незнакомца, что он обратил на это внимание и, к моему удивлению, направился прямо ко мне:

— Вы не меня ли ждете? — спросил он меня.

— Нет. Я жду писателя Зощенко.

— Так я и есть Зощенко, к вашим услугам!

Мы разговорились, и я про себя подумал: «Неужели этот элегантный человек возьмется за нашу транспортно-гужевую комедь?»

Пришли в просмотровую. Я показал ему черновой монтаж картины. Михаил Михайлович попросил показать еще раз, что-то записал в свои маленькие голубые листочки, на которых тогда обычно писали письма, почитал сценарий, несколько минут подумал и сказал:

— Что ж, попробуем сочинить надписи к этой оригинальной комедии. Я думаю, дело может получиться. Приеду к вам через три дня, в это же время.

Мы с Поповым не знали, что и думать: уж очень он был деловит и совсем не похож на писателя-юмориста, а скорее — на «детективщика».

Через три дня, в назначенное время Михаил Михайлович приехал — также на лихаче-извозчике, свежий и собранный. В просмотровой он вынул из бокового кармана отутюженного костюма маленькие голубые листочки, исписанные мелким красивым почерком (он и сам был человеком красивым, как по Чехову — и душа, и платье, все у него было отменно), и, глядя на экран, стал читать сочиненные им надписи.

Уже самая первая задавала всей картине комедийную интонацию:

— ИСТОРИЯ ГОРОДА ОТШИБА ТЕРЯЕТСЯ В СЕДОЙ ДРЕВНОСТИ. ВПЕРВЫЕ О НЕМ УПОМИНАЕТСЯ В ЛЕТОПИСЯХ XIII-го ВЕКА. ПОЛОНИЛИ ЕГО ТАТАРЫ, ЖГЛИ ПОЛЯКИ, ПРОИГРЫВАЛ В КАРТЫ ГРИШКА ОТРЕПЬЕВ...

У меня вырвалось восхищенное восклицание: «Ну и ну!», — и я захохотал. Фраза меня совершенно покорила, я был готов подписать к оплате всю его работу, не глядя дальше. То, что он сделал, абсолютно точно совпадало с нашим замыслом. Титры были сочные, острые! Покоренный работой Михаила Михайловича, я не стеснялся высказывать ему свое восхищение в самых высоких эпитетах.

Вторая надпись гласила:

— СЕМЬСОТ ЛЕТ ДРЕМАЛ ГОРОД ОТШИБ ПОД МАЛИНОВЫЕ ЗВОНЫ СВОИХ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ЦЕРКВЕЙ. КУПЦЫ ТОРГОВАЛИ. ПОПЫ БЛАГОСЛОВЛЯЛИ. А ПРОЧЕЕ НАСЕЛЕНИЕ СПАЛО, РОЖАЛО И ПОМИРАЛО...

Надписи давали точную и краткую характеристику каждого действующего лица. Судите сами:

— ПЕРВЫЙ В ГОРОДЕ ЛИХАЧ — МИТЯ ПЫЛАЕВ. СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ.

— ЧЕЛОВЕК КРУПНОЙ «ОБЩЕСТВЕННОЙ» НАГРУЗКИ — ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЦЕРКОВНОГО СОВЕТА И ГЛАВНЫЙ ИДЕОЛОГ МЕСТНЫХ ИЗВОЗЧИКОВ...

— И, ТАК СКАЗАТЬ, ИХНИЙ НАСЛЕДНИК СЕНЕЧКА В ПОЛНОМ РАСЦВЕТЕ СВОЕЙ КРАСОТЫ И МОЛОДОСТИ.

В следующий приезд Зощенко в монтажной был и Алексей Дмитриевич. Он с большим уважением относился к Зощенко, и по содержанию титров сделал лишь пару незначительных замечаний. К нашему изумлению, Михаил Михайлович тут же, на наших глазах, сделал по его замечаниям великолепные исправления.

Слушая Зощенко, мы с Поповым буквально катались от смеха по полу. Вот, к примеру, своеобразный манифест извозчиков, тонко цитирующий самый главный идеологический призыв — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»:

— ГОСПОДА ПОСТОЯННЫЕ СЕДОКИ. ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ ПРОИСХОДИТ? БУДЬТЕ ЛЮБЕЗНЫ, НЕ ЕЗДИТЕ НА АВТОБУСЕ. ТО У НИХ БЕНЗИНА НЕ БУДЕТ, ТО ОНИ ВАС ОПРЕДЕЛЕННО В КАНАВУ ВЫТРУСЯТ И ЗАСТАВЯТ ВАШИХ СИРОТОК ПРОЛИВАТЬ СЛЕЗЫ. НЕ МОЖЕТ ТАКОЙ КРУПНЫЙ АППАРАТ ХОДИТЬ ПО НАШИМ СОВЕТСКИМ ПУТЯМ. ГОСПОДА, ПОСТОЯННЫЕ СЕДОКИ, ОБЪЕДИНЯЙТЕСЬ. ИЗВИНЯЮСЬ, КОМИТЕТ ИЗВОЗЧИКОВ.

Или реплика руководителя драмкружка:

— ПОСКОЛЬКУ ВЫ СЕЛЬКОР — НАДО ПОМИРАТЬ БОЛЕЕ СОЗНАТЕЛЬНО.

— ОТСТАВИТЬ. УМРИ ЕЩЕ РАЗ.

Бесконечно благодарные Зощенко, мы расстались с ним.

Вскоре фильм наш был готов и пошел на экранах страны. Но такого успеха, как «Два друга, модель и подруга», он уже не имел. Рецензии были не самые лучшие. Нас обвиняли в многотемье, в формализме, в недостаточном отражении классовой борьбы. Но ведь мы намеревались лишь показать комедийными средствами столкновение нового и старого. (Кстати, у публики, даже не подозревавшей об участии в фильме Зощенко, титры вызывали восторг.)

Итак, неизвестный фильм Зощенко! Да ведь это же сенсация! Но как найти доказательства?

Летом 1973 года Каростин дал мне телефон Виктора Борисовича Шкловского, чтобы я мог спросить у него об участии в фильме Зощенко.

Шкловский охотно рассказал мне «о делах давно минувших дней» (восстанавливаю фрагменты нашего диалога по памяти и жалею, что не имел возможности записать и заверить этот рассказ его подписью):

— Да, действительно, Миша Каростин, с которым мы часто встречались на «Совкино», обратился ко мне с такой просьбой, и я, помнится, дал своему старому другу Мише Зощенко в Ленинград немного шутливую телеграмму приблизительно с таким текстом: «МИША ТЧК ЕСТЬ ЛЕВАК ТЧК КРУПНАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ ТЧК ТЕЛЕГРАФИРУЙ ПРИЕЗД ТЧК ШКЛОВСКИЙ». Это было весной 1930-го года, по-моему, в марте или апреле. Зощенко, приехав в Москву, спросил меня:

— Витя, я извиняюсь, ну, разве может быть «левак» крупной неприятностью?

Я ему рассказал о просьбе Каростина, дал телефон, и Миша связался с ним. Что там у них получилось, не знаю, но помню, что Зощенко был очень доволен этой своей работой.

Вооружившись свидетельствами М. С. Каростина и В. Б. Шкловского, я в начале 1975 года написал заметку под названием «По следам Великого Немого» и отнес ее редактору «Советской культуры» по отделу кино Льву Александровичу Парфенову. Тот отправил ее на рецензию в Госфильмофонд, откуда получил письменный ответ О. Якубовича, заместителя директора по научной части. В ответе, в частности, говорилось, что «устное свидетельство М. С. Каростина <...> само нуждается в документальном подтверждении».

Протянув мне это письмо, Лев Александрович развел руками:

— С такой рецензией я публиковать вашу статью не имею права, не обижайтесь, мы ведь — газета ЦК КПСС.

Но иного документального подтверждения, кроме записанного мною рассказа М. С. Каростина, у меня не было. Это казалось особенно обидным, поскольку титры «Крупной неприятности», как поймет даже неискушенный читатель, — чистейшей воды Зощенко. Если сопоставить их с произведениями Зощенко примерно тех же лет, отчетливо видны одни и те же приемы построения фразы, обороты и слова. Слова «Ах, пардон, пардон, извиняюсь» и «Что пардон, то пардон, извиняюсь...» из его рассказа «Слабая тара» (1930) явно перекликаются с «манифестом» извозчиков: «Извиняюсь, комитет извозчиков». А фраза «Люди устраивают свою судьбу, женятся, выходят замуж, заботятся о своем личном счастьишке, а некоторые даже жулят и спекулируют» из рассказа «Не надо спекулировать!» стилистически равноценна вводному титру фильма: «СЕМЬСОТ ЛЕТ ДРЕМАЛ ГОРОД ОТШИБ ПОД МАЛИНОВЫЕ ЗВОНЫ СВОИХ МНОГОЧИСЛЕННЫХ ЦЕРКВЕЙ. КУПЦЫ ТОРГОВАЛИ. ПОПЫ БЛАГОСЛОВЛЯЛИ. А ПРОЧЕЕ НАСЕЛЕНИЕ СПАЛО, РОЖАЛО И ПОМИРАЛО...» Мало того, в 1939 году Зощенко написал рассказ «Последняя неприятность», который кажется просто навеянным фильмом «Крупная неприятность».

И все-таки я долгое время надеялся найти документальные свидетельства о неизвестной киноработе Зощенко. Увы, так ничего и не нашел. Но в 2004 году вышла солидная книга Ю. В. Томашевского о Зощенко, важнейшее место в которой занимает раздел «Хронологическая канва жизни и творчества М. М. Зощенко». В этом разделе среди событий 1929 года значится и такое: «Конец года. Пишет титры для комедии «Крупная неприятность» реж. А. Попова (вышла на экран в 1930 г.)[1].

Правда, ссылки на архивные документы там не оказалось. Но разве это так уж существенно? Ведь у меня есть единомышленники, а это значит, что рано или поздно фильм «Крупная неприятность» признают зощенковским — уже безо всяких скидок.

Соловьев В. От краеведения к киноведению, или Неизвестная киноработа М.М. Зощенко // Киноведческие записки. 2005. № 76.