В 1957 году на сцену Ленинградского Большо­го драматического театра имени М. Горького вы­шел «положительно прекрасный человек». Так писал о нем сам создавший его гений. В спекта­кле «Идиот», поставленном Георгием Товстоноговым по одноименному роману Федора Достоев­ского. Его герой прошел, как бы извиняясь за вторжение, и взглядом, испытующим, исходящим из самых глубин уязвленной совести, посмотрел на сидящих в зрительном зале. Князь Мышкин в феноменальном исполнении Иннокентия Смоктуновского исповедовал отнюдь не пролетар­скую мораль. А зал пережил очищение, потрясе­ние искусством на всю оставшуюся жизнь. Это требовалось объяснить. И, что еще важнее было в тот момент, защитить.

Идеологический «вождь» интеллигентнейшего российского города, секретарь Ленинградско­го обкома партии Алексей Иванович Попов тре­вожно выпытывал у меня, работавшего тогда корреспондентом «Правды» по Ленинграду, что это за подозрительный спектакль о каком-то христосике, князьке-эпилептике сотворил Тов­стоногов? Над спектаклем нависла угроза «идеологической» атаки. Но словно ангел-хра­нитель положил передо мною удивительные слова Маркса, напечатанные в какой-то книге А надо сказать, что в то время для обоснования какой-нибудь еще «необкатанной» мысли требо­валось всенепременнейше получить маркси­стское благословение. А оно звучало так: «Предположи человека как человека и его отно­шение к миру как отношение человеческое и в этом случае ты сможешь обменивать любовь только на любовь, доверие только на доверие...» Правда, ко времени столкновения с Поповым я уже знал, что кое-кто проявил бдительность и установил, что Маркс написал сие когда по молодости лет еще не был Марксом. Но таких тонкостей мой оппонент не ведал. И перед моим восторгом да еще и в опоре на такой авторитет отступил. <…>

Иннокентий Смоктуновский, когда-то, чет­верть века назад, с завораживающей магией открывший кристально чистую душу князя Мыш­кина, теперь должен был перевоплотиться в че­ловека, балансирующего на пограничье добра и зла. Его Джекил содрогается, когда вспомина­ет, каким был ночью. У него в душе, говоря словами поэта, хаос шевелится. С поразитель­ным мастерством передает актер это зыбкое психологическое состояние Джекила, стоящего над бездной. Каждая секунда грозит новым низвержением на дно, дьявольским скачком из сфе­ры нравственной необходимости, этического им­ператива в стихию ничем не стесненной дикости, игры инстинктов. Самое трагическое, что Дже­кил — Смоктуновский чувствует, что каждое но­вое погружение оставляет ему все меньше сил и надежды для возвращения на берег нрав­ственности. Казавшийся поначалу свободный выбор оказывается неуправляемым. Зло разру­шает не только окружающий мир, но и самого разрушителя. <…>

Капралов Г. Доктор Джекил — разгадка или тайна? // Советский экран. 1990. № 18