<…>
— «Три тополя...», «Евдокия», «Карнавал» — это абсолютно женские истории. И вдруг появляются «Семнадцать мгновений весны», где главный герой — мужчина, герой, секс-символ времени, как бы сказали сегодня...
— Меня очень беспокоила бесполость Штирлица. Ведь всю картину он только размышляет. Даже за оружие берется только один раз, когда убивает провокатора Клауса. Если не считать, конечно, сцены с Холтофом, которому достается бутылкой по голове… И я стала думать, как очеловечить образ Исаева. Возникла идея создать женское окружение — Габби, фрау Заурих, жена, приехавшая инкогнито из Москвы, — но такое, чтобы никто из них к Штирлицу не мог приблизиться слишком близко. Ведь положительный герой, особенно наш разведчик, — это еще и недосягаемая моральная чистота. И это зрители, особенно женская их часть, всегда очень ценят.
Когда впервые показывала на студии сцену встречи Штирлица с женой, в зале было много ветеранов разведки. В темноте увидела замелькавшие белые платки. Поняла, что поверили, хотя в действительности такой сцены, может быть, и не было и быть не могло. Во всяком случае, у Семенова ее точно нет. Правда, надо отдать должное Юлиану: через неделю в одном еженедельнике я прочла его рассказ, который так и назывался — «Встреча Штирлица с женой», а посвящался он Вячеславу Тихонову...
— Сейчас, особенно после раскраски «Семнадцати мгновений весны», про персонажей этого фильма появилось много новых анекдотов. Не обидно?
— Анекдотов про Штирлица и раньше много было. Только я никогда ими не интересовалась. Даже не сразу поняла, что это целое направление, если так можно сказать, в народном фольклоре. Но ведь если это фольклор — что же тут обидного? Разве композитор будет огорчаться, что его песня вошла в народ и считается народной? Это же счастье, что Штирлица помнят и знают даже те, кто, может быть, и фильм уже позабыл или вообще его не видел.
— Кстати, а как вам эта самая раскраска?
— Сначала я была против этой работы. Но потом изменила свое решение. Особенно после знакомства с Александром Любимовым, инициатором проекта, и его командой. Я снова себя ощутила в настоящей мужской компании. В течение года раз в два месяца ребята приезжали ко мне с материалом, советовались. Тяжелее всего давалось лицо Штирлица. Выбивались из общего цветового решения (а оно, как мы договорились, должно было стать неброским, матовым) алые эсэсовские повязки. Все эти моменты подробно обсуждались. Я будто бы вернулась на съемочную площадку, с которой ушла больше 20 лет назад.
А потом не забывайте: изображение в фильме никогда не «чистилось», начиная с первого показа в 1973 году. Фильм все эти годы безбожно эксплуатировался. Права на него то и дело оспаривались — то студией, то телевидением. На нем все зарабатывали, кроме авторов. И никто никогда не ставил задачи отреставрировать негатив, убрать «намыленность» с картинки. Теперь это сделано.
Вообще, показ обновленной картины намечался на осень. Но Первый канал, на 9 Мая решил выпустить фильм «В бой идут одни «старики», тоже раскрашенный. Это и помешало полноценной премьере. Многое, особенно в части звука, я бы сделала иначе. И сокращениями я тоже не очень довольна. Хотя многие зрители этого наверное даже не заметили.
А вообще, я против слова «раскраска». Пусть фильм живет не только для тех, кто видел его тридцать лет назад. Будет ли среди новых зрителей молодежь — покажет время. Одного показа для этого явно недостаточно.
Не могу не рассказать в связи с этим про один телефонный звонок: звонил мой старый знакомый, который сказал, что каких-то двадцать лет назад его, как и многих, поразила фраза в фильме про «золото партии» (она была актуальна из-за гонений на КПСС), а при недавнем просмотре — сцена со старым генералом в исполнении великого актера Николая Гриценко в поезде на германо-швейцарской границе. Помните: генерал предвещает Штирлицу, что после распада нацистской Германии в стране воцарит «диктатуру мелких лавочников»?..
— Песни в фильме первым должен был исполнять Вадим Мулерман. Но он оказался под запретом, и вам пришлось им пожертвовать?
— Пробовали мы многих. Может быть, и Мулермана. Но остановились на Магомаеве, перед которым я всегда преклонялась. Мы даже успели его записать — перед его отъездом на стажировку в Милан. Но все равно у меня не было чувства, что песни звучат «изнутри» фильма, соответствуют сдержанной и глубокой манере игры Тихонова. И тогда возник Иосиф, которому я сказала: «Забудьте, что вы Кобзон». И он «забыл». И получилось то, что получилось.
— Какие сейчас у вас отношения с Вячеславом Тихоновым и Леонидом Броневым?
— Со Славой еще не так давно мы виделись на благотворительных мероприятиях. Теперь перезваниваемся. Я даже пригласила его на свой домашний юбилей. Надеюсь, приедет, хотя живет он за городом и ведет уединенный образ жизни, больше общается с внуками. А с Броневым виделись год назад в больнице. Он лежал в соседнем отделении и пришел меня навестить.
Меня часто спрашивают: кто еще был кандидатом на роли Штирлица и Мюллера. Скажу честно: не помню и не хочу помнить.
— Понимаю, что Татьяна Доронина очень сложный человек. Но сложилось ли у вас на съемках фильма «Три тополя на Плющихе» хотя бы подобие дружеских отношений? А может, с актерами вообще нельзя дружить?
— Я дружила с актерами во время работы, но работа кончалась, и возникала дистанция. Мои компании вообще в основном были мужскими и совсем не актерскими. Могу сказать, что в последние годы часто общались с Кларой Лучко, с которой вместе учились у Герасимова. А Доронина — человек очень сильный и очень цельный. Когда она пришла ко мне на пробы, я понятия не имела о ее театральном успехе в Ленинграде. Просто сказала: «Спойте песню „Нежность“ так, как ее спела бы простая крестьянская женщина. Даю вам два дня». А Таня ответила: «Отчего же два дня? Я сразу спою». И спела. И сразу отпали все претендентки. Одного от нее не смогла добиться: чтобы она во время исполнения ойкала. Поэтому «ойканье» в фильме мое.
— Есть еще Ирина Муравьева, которой вы подарили бенефис под названием «Карнавал»...
— С Ирой мы сделали две картины: кроме «Карнавала» еще и «Мы, нижеподписавшиеся». Там совсем другая роль — не музыкальная. Я очень ценила ее легкость, способность к импровизации. И мы даже хотели сделать третью картину — тоже по сценарию Анны Родионовой, автора «Карнавала», и тоже с музыкой. Но что-то этому помешало.
— А много ли замыслов, которые не осуществились?
— Полно! После фильма «Им покоряется небо» возник замысел фильма о советском ледоколе, который, когда началась война, стоял в Новороссийске. Вырваться оттуда было практически невозможно, потому что Черное море соединялось со Средиземным морем проливом, который контролировался врагом. Наши моряки сумели ценой потерь прорваться, обойти Африку и через Индийский океан вернуться во Владивосток. Мало кто про этот подвиг и сегодня знает!
Что только нашим морякам не приходилось делать — даже вкалывать в разных странах в качестве рабочей силы, чтобы заработать на уголь. Иначе бы как ледокол двигался к цели! Он и потом, после прибытия во Владивосток, не был списан — несмотря на все пробоины. После ремонта сопровождал транспортные суда союзников по Северному морскому пути.
Эту историю мне рассказали мои друзья — полярные летчики Валентин Аккуратов, который был главным штурманом полярной авиации, и Василий Колошенко, и ныне здравствующий Герой Советского Союза. Мы прямо-таки грезили этим фильмом. Думали, как будет двигаться по реальному маршруту ледокол, как его можно будет снимать с вертолетов. Куда-то ходили, чего-то требовали. Но денег на этот фильм у государства так и не нашлось.
— А что собирались снимать, когда началась перестройка?
— Один из моих замыслов — экранизация книги Вишневской «Галина». Это мог быть фильм о сильной женщине и ее времени. Мы несколько раз встречались, готовились к съемкам. Но одно меня остановило: Галина Вишневская отказалась петь заново свои старые партии. Потом мне очень нравился кабаре-дуэт «Академия», когда Саша и Лолита еще были вместе. С ними многие интересные вещи можно было бы сделать, но...
— Тогда вы поняли, что больше никогда не будете снимать кино?
— Просто начались серьезные изменения в стране. И я поняла, что мои новые герои никому не нужны. Было над чем поразмышлять, сидя у себя дома. <…>
Татьяна Лиознова: «Это времени нужны мои фильмы». (Беседовал Александр Мельман) //«Московский комсомолец. 2009. 20 июля