Женщина
Петьке Ивлеву, герою повести «Там, вдали», раздраженному любовным томлением, отчего-то «подумалось о боге, но странным образом: что женщина лучше бога. Тот где-то далеко, а эти рядом ходят, и есть ведь среди них такая, с которой легко станет». Петьке Ивлеву «легко не станет», как не станет и другим героям Шукшина.
Женщины в рассказах Шукшина редко приносят счастье мужчинам, но они, предчувствуя свою скорую или растянутую на годы погибель, неудержимо тянутся к ним.
Мужской герой у Шукшина часто один и тот же: деревенский человек — грубый, суматошный, мятущийся, но с детской и нежной душой, душа эта ноет и просит любви. Часто такой — внешне грубый, неотесанный парень — желает любить недоступную городскую девушку, «нежную и беспечную», «и чтоб сам он — нарядный, веселый — шел рядом с такой девушкой и рассказывал ей что-нибудь, а она бы смеялась. И была бы она образованная... Чтоб руки у нее были мягкие, и чтоб не ругала она судьбу».
«Странная и прекрасная» девушка — корреспондентка областной газеты — встречается Павлу Колокольникову в фильме «Живет такой парень». Она обещает Павлу навестить его в больнице на следующий день, но, конечно же, обманывает. В рассказе «Внутреннее содержание» городские манекенщицы приезжает в деревню показывать моды и останавливаются на ночлег в доме братьев Винокуровых. В одну из них, маленькую беленькую, влюбляется младший брат — Сергей. Желая развеселить девушку, он показывает ей простой фокус. Девушка смеется, он счастлив. Но с приходом городских знакомых манекенщица сразу же забывает о Сергее. Утром он в последний раз видит ее. «Ротик приоткрыт, к нижней губе пристала пушинка от подушки; когда девушка выдыхала, пушинка становилась „на дыбки“ и смешно дрожал „Как ребенок“, — подумал с нежностью Сергей. Он долго еще смотрел на спящую девушку...»
Сергей Духанин видит в магазине «белоснежные нежные сапоги». Подаваясь неожиданному порыву, он покупает их жене. «Сапожок пошел по рукам; все тоже мяли голенище, щелкали по подошве... Внутрь лезть не решались. Только расшеперивали голенище и заглядывали в белый, пушистый мирок. Один даже дунул туда зачем-то. Сергей испытывал прежде незнакомую гордость». Сапоги не уживаются с широкой ногой жены. Расставание с ними, как с мечтой, безболезненно. Так и городские девушки, взмахнув крылами, взмывают птицами в небесные дали. «Такой парень» погрустит, закурит, и пойдет одиноко дальше — вспахивать поле, прогонять светлую грусть.
Гораздо тяжелее, когда нежная образованная девушка неожиданно одаривают мужчину своей кратковременной любовью.
Так в рассказе «Беспалый» рыжая врачиха Клара берет зачем-то в мужья Серегу Безменова. Как только Серега ее увидел «где-то внутри, выше пупка, зажгло... Он сморщился и... заплакал. Он не мог понять себя и ничего не мог с собой сделать. Он сморщился, склонил голову и заскрипел зубами. Клара испугалась: „Больно?!“ — Да иди ты!.. — с трудом выговорил Серега. — Делай свое дело».
Семейное счастье заканчивается изменой жены. Принесенная женщиной боль, как и любовь, оказывается столь невыразимо сильной, что Серега, не в силах чувствовать ее, отрубает себе пальцы. «Отшумит, отмелькает» прошлое, и Серега вспомнит свою любовь так: «Это был праздник. Конечно же, где праздник — там похмелье».
В рассказе «Материнское сердце» короткий праздник в жизнь Витьки Борзенкова приносит совсем другая женщина. Припухшая от похмелья, но «миловидная, стройненькая» Рита завлекает Витьку, опаивает его вином и обкрадывает. Тоже самое проделывает с Алешой Бесконвойным («Алеша Бесконвойный»), возвращавшемся с войны, тыловая женщина Аля.
Такие героини — запутавшиеся, незлобные, погибающие — родственны мужским персонажам Шукшина, и они, чувствуя свою мятущуюся душу, их жалеют и по-своему любят.
«Но вот штука-то — спроси она тогда утром: отдай, мол, Алеша, ковер немецкий, отдай гимнастерку, отдели сапоги — все отдал бы».
Век таких женщин короток, красота их отцветает быстро, и скоро они становятся «похуже, постарше, потасканными и притворными». Мужская душа у Шукшина сильнее женской, она может сделать рывок. Женская же умирает при жизни. Люсьен («Калина красная») отплясывает барыню «на воровской хате», «вколачивая каблучками в гроб свою калеку-жизнь, а сама, как птица, била крыльями — чтоб отлететь». Но отлететь не получается. Музыка заканчивается, а с ней и возможность другой жизни.
Вообще, Шукшин редко одаривает своих героев счастьем. Семейным почти никогда. Часто, это бездумные браки, без любви. Пришло время и женились.
Мужчина проживает в семье две жизни, внешнюю, полностью подчиненную жене и труду, и внутреннюю — с детскими мечтами, тоской о матери, любовью к реке, тишине. О второй жизни жена не знает или отвергает ее.
Алёша Бесконвойный один раз в неделю давал отдых своей душе — топил баню, «Жена ... бывало, говорила, до ругани дело доходило: надо то сделать, надо это сделать — не день же целый баню топить! Алеша и тут не уступил ни на волос: в субботу только баня. Все. Гори все синим огнем! Пропади все пропадом! „Что мне, душу свою на куски порезать?!“ — кричал тогда Алеша не своим голосом. И это испугало Таисью, жену» («Алеша Бесконвойный»).
С деревенской женой муж несчастлив, но это несчастье тихое и мирное. В главном, она своя. Они росли вместе, дышали одним воздухом, и одно поле кормило их. С городской же, пустой крикливой меркантильной мещанкой, мужчина пропадает: спивается, попадает в тюрьму, убивает себя. Такая женщина («Жена мужа в Париж провожала») отсекает все, чем живет и болит мужская душа — отчий дом, мать, детство, деревню — и, как злой и тупой рок, разрушает ее до конца. Если семейная жизнь не убивает мужчину, то постепенно его обескровливает. Он исчезает, как человек. Все, что остается от прошлого — сны и песни. Но и они звучат все тише, приходят все реже. И только сильная тоска будит по ночам и куда-то зовет, но куда — уже не вспомнить.
Относительный мир между мужчиной и женщиной возможен только у стариков, доживающих свой век вместе. Сыны погибли на войне, или разъехались по городам. Деревня опустела, и единственным родным человеком на всей земле остается собственная жена. Дед Нечай в рассказе «Горе» оплакивает свою жену Прасковью: «Ушла?.. А не подумала: куда я теперь? Чижало там, Парасковьюшка? Снись хошь почаще...»
В рассказе «Как помирал старик» муж и жена привычно поругиваются. «Старик походил на мертвеца: какая-то отрешенность, нездешний какой-то покой были на лице его. — Степан! — позвала старуха. — Мм? — Ты не лежи так... — Как не лежи, дура? Один помирает, а она — не лежи так. Как мне лежать-то? На карачках?» И только перед смертью старик ласково, в последний раз, зовет свою жену: «Агнюша, — с трудом сказал он, — прости меня... я маленько заполошный был. А хлеб то рясный, рясный». И возможно, что привидевшееся ему перед смертью богатство хлебов было урожаем прожитой на двоих жизни.
Женщина-спасительница приходит не в литературу Шукшина, а в кинематограф.
Павлу Колокольникову в фильме «Живет такой парень» снятся два разных сна. В одном девушка в белом платье поджидает мужчин у дороги и просит купить материю на платье. Это смерть — говорят о ней люди. Ту же девушку, но уже в облике реальной возлюбленной, снова встречает Пашку в новом сне. «Это не смерть была, — говорит о себе девушка, — это любовь по земле ходит».
В последнем фильме «Калина красная» любовь приходит к Егору Прокудину вместе со смертью. Женщину, недолгий покой с которой обретет Прокудин, так и зовут Любовь. Любовь Байкалова, здоровая крепкая чистая баба, с ней бы жить и горя не знать. Но все, что ей остается, это приготовить Егора в последний путь, накормить, истопить баню, помазать раны, обрядить в чистую одежду, и передать в руки последней в его жизни женщины.
В народной песне «Разлука» есть такие слова: «Никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля». В «мать сыру землю» возвращается Егор Прокудин после долгого путешествия. Смерть — это земля, а земля — это родина, а родина у Шукшина — это мать. Возвращаясь в землю, герой возвращается домой, в свое детство, в свое начало.
Мать — земля одаривает сном вечным, тихим, на вершине холма, по обе стороны бескрайние поля и река между ними течет. Березки растут. Молодые невестушки, чистые и невинные. И кто-то ходит по земле и плачет. Может, смерть, а, может, любовь.