В путанице ферм, кранов и тросов большой стройки девушка-почтальон нашла бригадира Ивана Громова. Иван, задрав голову, кричал кому-то:

– Смотреть надо, а не ворон считать!

Сверху что-то отвечали.

– Слезь у меня, слезь... Я тут с тобой потолкую! – проворчал Иван.

– Вы Громов?

– А?

– Громов Иван Николаич?

– Ну.

– Телеграмма...

Иван взял телеграмму, прочитал... Посмотрел на девушку, сел на груду кирпичей, вытер рукавом лоб. (Девушка, видно, знает содержание телеграммы, понимающе смотрит на бригадира, ждет с карандашиком и квитанцией, где Иван должен расписаться.) Иван еще раз прочитал телеграмму... Склонил голову на руки.

Подошли двое рабочих из бригады.

– Что, Иван?

– Отец помирает, – сказал Иван, не поднимая головы.

– Распишитесь, – попросила девушка.

– А?

– За телеграмму...

Иван машинально чиркнул, куда ему показали. Девушка ушла.

– Наука. – Один из рабочих взял телеграмму; прочитал.

– Семен-то... кто это?

– Брат.

– Нда...

Подошли еще рабочие.

– Что?

– Отец у Ивана помирает.

...Взвыл с надсадной тоской паровоз.

Иван в тамбуре вагона. Курит. Смотрит в окно.

...Сеня Громов, маленький, худой парень, сидел один в пустой избе, грустно и растерянно смотрел перед собой. Еще недавно на столе стоял гроб.

Потом была печальная застолица... Повздыхали. Утешили как могли. Выпили за упокой души Громова Николая Сергеевича... И разошлись. Сеня остался один.

...Вошел Иван.

Сеня, увидев его, скривил рот, заморгал, поднялся навстречу...

– Все уж... отнесли.

Иван обнял щуплого Сеню, неумело приласкал. Тот, уткнувшись в грудь старшего брата, молча плакал, хотел остановиться и не мог... Досадливо морщился, вытирал рукавом глаза.

– Ладно, перестань. Ладно, Сеня...

– Он все ждал... кхэх... На дверь все смотрел...

– Ладно, Сеня.

Братья не были похожи. Сеня – поджарый, вихрастый, обычно непоседа и говорун – выглядел сейчас много моложе своих двадцати пяти лет. Ивану – за тридцать, среднего роста, но широк и надежен в плечах, с открытым крепким лицом, взгляд спокойный, твердый, несколько угрюмый...

– Ладно, Сеня, ничего не сделаешь.

Сеня высморкался, вытер слезы, пошел к столу.

Иван огляделся.

– Что же один-то?

– А кому тут?.. Были. Посидели маленько, помянули и ушли. Вечером тетка Анисья придет, приберется.

Иван закурил, присел к столу, отодвинул локтем тарелку с кутьей. Еще раз оглянулся.

Сеня тоже сел.

– Поглядел бы, какой он сделался последнее время – аж просвечивал. Килограмм двадцать, наверно, осталось... А до конца в памяти был.

Иван глубоко затянулся сигаретой.

– Может, поешь с дороги?

– Пошли на могилу сходим.

Когда вышли из ограды, Иван оглянулся на родительскую избу. Она потемнела, слегка присела на один угол... Как будто и ее придавило горе. Скорбно смотрели в улицу два маленьких оконца... Тот, кто когда-то срубил ее, ушел из нее навсегда.

– Завалится скоро, – сказал Сеня, догадавшись, о чем думает брат. – Перебрать бы – никак руки не доходят.

– Тут, я погляжу, все-то не лучше.

– А кому строиться-то? Разъехались строители... города строить.

Некоторое время шли молча.

– Почему так пусто в деревне-то? – спросил Иван. – Как Мамай прошел.

– Я ж тебе говорю...

– Да ну, все, что ли, разъехались?

– Много. А кто есть – все на уборке.

– У вас совхоз, что ли?

– Теперь совхоз... Отделение, а центральная усадьба в Завьялове. Когда колхоз был, поживее было. И район был в Завьялове – рядом совсем.

– А сейчас где?

– В Березовском.

– А ты шоферишь все?

– Шоферю. У нас в отделении шесть машин, я – главный.

– Механик, что ли?

– Старший шофер, какой механик.

Пришли на кладбище.

Остановились над свежей могилой, обнажили головы... Мир и покой царства мертвых, нездешняя какая-то тишина кладбища, руки-кресты, безмолвно воздетые к небу в неведомой мольбе, – все это действует на живых извечно одинаково: больно.

Иван стиснул зубы, стараясь побороть подступившие к горлу слезы. Сеня шаркнул ладонью по глазам.

– Давай помянем, – сказал он.

Он, оказывается, прихватил бутылку красного вина и рюмку. Налил брату...

Иван выпил... Помолчал. Склонился, взял горсть влажной земли с могилы, размял в руке, сказал:

– Прости, отец.

– Уберемся с хлебом – оградку сделаю, – пообещал Сеня. – И березу посажу.

Налил себе, тоже выпил.

– Пошли, Сеня. Тяжело. Хоть по деревне пройдемся.

Обратно шли медленно.

– У тебя в семье-то все хорошо? – расспрашивал Сеня.

– Нету семьи, – неохотно ответил Иван. – Разошлись.

– Почему?

– Потом...

Сеня качнул головой, но больше об этом говорить не решился.

– Поживешь здесь хоть маленько-то?

– Некогда, Сеня.

– Поживи, братка. А то мне одному... Хоть с недельку. А?

Иван переменил тему разговора:

– Ты-то почему не женишься?

Сеня горестно оживился.

– Женись... когда они, паразитки, не хочут за меня. У меня душа кипит, – он стукнул себя в грудь сухим крепким кулачком, – а им – хаханьки. Пулей прозвали – и довольны. А я просто энергичный. И не виноват, что не могу на месте усидеть. Вон она – недалеко живет, Валька-то Ковалева... Помнишь, нет?

– Ефима Ковалева?

– Но.

– Так она же вот такая была...

– А счас под потолок вымахала. Вот люблю ее, как эту... как не знаю... Прямо задушил бы, гадину! – Сеня говорил скоро, беспрестанно размахивая руками. – Но я ее допеку, душа с меня вон.

– Красивая девка?

– На тридцать семь сантиметров выше меня. Вот здесь – во, полна пазуха! Глаза горят, вся гладкая... Я как увижу, так полдня хвораю.

– Выбрал бы поменьше. Куда она тебе такая?

– Тут на принцип дело пошло. Вот тут оглобля одна рядом поселилась, на сорок три сантиметра выше меня...

– Кто?

– Ты не знаешь, они с Украины приехали. Мыкола. Он тоже в нее втюрился. Так тот хочет измором взять. Как увидит, что я к ней пошел, надевает, бендеровец, бостоновый костюм, приходит и сидит. Веришь – нет, может два часа сидеть и ни слова не скажет. Сидит и все – специально мешает мне. Мне уж давно надо от слов к делу переходить, а он сидит.

– Поговорил бы с ним.

– Говорил! Он только мычит. Я говорю: если ты – бык, оглобля, верста коломенская, так в этом все? Тут вот что требуется! – Сеня постучал себе по лбу. – Я говорю, я – талантливый человек, могу сутки подряд говорить, и то у меня ничего не получается. Куда ты лезешь? Ничего не понимает!

Иван узнавал младшего брата. Как только не называли его в деревне: "пулемет", "трещотка", "сорока на колу", "корсак" – все подходило Сене, все он оправдывал. Но сейчас ему действительно, видно, горько было. Взъерошенный, курносый, со сверкающими круглыми глазками, он смахивал на подстреленного воробья (Сеня слегка прихрамывал), возбужденно крутил головой; показывал руками, какого роста "оглобля" Валька Ковалева и как много у нее всего.

– А она?

– Что?..

– Она-то как к нему?

– Она не переваривает его! Но он упрямый, хохол. Я опасаюсь, что он – сидит и чего-нибудь высидит. Парней-то в деревне – я... да еще несколько.

– Трепешься много, Сеня, поэтому к тебе серьезно не относятся.

– А что же мне остается делать? – остановился Сеня. – Что я, витязь в тигровой шкуре? Мне больше нечем брать. – Сеня вдруг внимательно посмотрел на брата. – Пойдем сейчас к ней, а?

– Зачем?

– Ты объяснишь ей, что внешность – это нуль! Ты сумеешь, она послушает тебя. Ты ей докажи, что главное – это внутреннее содержание. А форма – это вон, оглобля. Пойдем, братка. Ты хоть поглядишь на нее. Я ведь весь уж высох из-за нее. А ей хоть бы что! Я сохну, а она поперек себя шире делается. Это не девка, а Малахов курган какой-то...

– Ты не захмелел?

– Да ничего! Что я? Я редко пью. Это счас уже... Пойдем.

– Ну пошли.

Уже вечерело. На улице появились люди – шли с работы. Возле соседнего с домом Ковалевых двора Сеня остановился, спросил белоголового карапуза, который таскал на веревочке грузовик и гудел:

– Жираф дома?

– Ой, – сказал карапуз, – он тебя мизинчиком поднимет.

– Скажи ему, чтоб он вышел. Иди, скажи. А я тебе завтра петушка привезу.

– Не обманешь?

– Нет. Счас посмотришь эту оглоблю. Иди, Васька, скажи: пошли, мол, крепость брать.

Карапуз побежал в дом.

– Зачем ты? – спросил Иван.

– Счас увидишь...

– Ко-олька, иди клепость блать, Сенька-пуля зовет! – закричал еще на крыльце карапуз.

– Пойдем, ни к чему это, – опять сказал Иван.

– Подожди, подожди... Счас увидишь...

На крыльцо из дома вышел огромный парень, еще в рабочей одежде.

– Здорово, Микола! – вежливо поприветствовал Сеня. – Иди познакомься с братом.

Микола вытер тряпкой грязные огромные ладони, подошел к воротцам, протянул Ивану руку.

– Микола.

– Иван.

– Костюм погладил? – спросил Сеня.

– Он у меня всегда глаженный, – ответствовал Микола, не удостоив взглядом Сеню.

– Все, Микола. – Сеня высморкался на дорогу. – Больше он тебе не понадобится: идем договариваться насчет свадьбы.

Простодушный Микола беспокойно и вопросительно посмотрел на Ивана. Иван, чтоб скрыть неловкость, стал закуривать.

– Мели, Емеля... – сказал Микола.

– В общем, мы пошли. – Сеня первый деловито пошагал к дому Ковалевых.

Шукшин В. М. Брат мой... повести, рассказы. М.: Эксмо, 2011.