Фильм «Из Лебяжьего сообщают» открывается сценой в приемной первого секретаря райкома партии Байкалова. Экспозиция позволяет познакомиться с основными действующими лицами картины, завязывает драматические конфликты. <...>
У каждого из посетителей — своя просьба к секретарю райкома. Молодая женщина, броская крашеная блондинка Наумова, жалуется на своего мужа, врача: у мужа завязался роман, райком обязан вмешаться... Угрюмый Евгений Иванович, мешковатый, с залысинами человек, канючит насчет неправильно, якобы незаконно начисленных алиментов... Наконец, по-мальчишески легкий, вихрастый сельский механик Сеня Громов, с кепкой в руке, натужно заикаясь, вымаливает нужные позарез коленчатые валы...
Сценарист Шукшин не торопит действие, Шукшин-режиссер не торопится вырваться из ограниченного пространства одной декорации, снимая эти первые кадры с минимального числа точек. Статичность общих, средних и крупных планов исключает у Шукшина движение камеры, эластичность изображения. Не прибегает режиссер и к укрупнению деталей, монтажным «ударениям», столь свойственным автору «Калины красной». Видимо, стремясь к передаче естественного течения жизни, Шукшин сознательно, может, даже внутренне полемизируя с тенденцией «динамичного кинематографа», ограничивается элементарным набором выразительных средств. Режиссер боялся потеснить сценариста, вот он и ограничил себя функцией повествователя.
Автора «Из Лебяжьего сообщают» интересовала нормальная работа нормальных людей.
Фильм включался в творимый Шукшиным микромир. Он отзовется в будущих произведениях фамилиями героев, названиями поселков и деревень. Секретарь райкома Байкалов — эта фамилия встретится нам в романе «Любавины», фильме «Калина красная». Лебяжье — так будет называться деревня в рассказе «Земляки». Да и район — Березовский, снова Березово, Березовка. В своем дипломном фильме Шукшин-актер играет инструктора райкома Петра Ивлева — и такое имя попадется в шукшинских новеллах. Совпадение имен и названий отличает многие вещи Шукшина (Расторгуевы, Прокудины, Лизуновы, Колокольниковы, Любавины)... Действительно, в селах, когда раньше люди жили оседло, так сказать, кустами, часто встречались сходные фамилии, чуть ли не полдеревни приходились друг другу какими-нибудь да родственниками. Все они были из потомственных земледельцев, трудились на своей ниве из поколения в поколение. Шукшин, понятно, следовал факту жизни. Но еще, задумывая новые и новые сюжеты, он использовал известную литературную традицию. Писатель стремился к сгущению своего художественного мира, как это последовательно делал, к примеру, Фолкнер, а в нашей нынешней литературе — В. Астафьев («Царь-рыба»), В. Белов («Воспитание по доктору Споку»), Шукшин угадывал перспективу своего творчества, отсюда его склонность к повторяемости, более четкой разработке однажды нащупанных тем, коллизий, отсюда и упорная, осознанная повторяемость имен персонажей, названий населенных пунктов.
Шукшинский микромир уплотнялся.
На роль секретаря райкома режиссер пригласил В. Макарова, тогда достаточно занятого актера. Для всей интонации фильма «Из Лебяжьего сообщают» важно было удержать уровень спокойного, негромкого повествования, не сфальшивить ногой ложного пафоса. Секретарь, с его худощавым, немолодым, усталым лицом, с его будничным костюмом, неторопливыми жестами, призван был проиллюстрировать мысль автора картины о распространенности такого типа неброских людей, много думающих, целенаправленных, органически чуждых суесловию. Это люди дела, только не деляги. Слов на ветер не бросают, стараются понять чужую душу, чужие заботы. Таким никогда не придет на ум говорить о собственной исключительности.
Здесь режиссер и актер шли в русле хуциевской интонации тех лет, предпочитая тихое, толковое слово бравым окрикам. Приглушенность красок в образе партийного руководителя — заметная тенденция советского кинематографа того периода. Шукшин был среди тех, кто избегал глянцевитых образов.
Строго рассуждая, роль секретаря райкома была решена актером на типажном уровне. Внешняя достоверность еще не дала нового характера. Но намерение молодого режиссера показать положительного героя не за счет искусственно введенных средств очевидно. Эту позицию можно признать мужественной и сейчас, по прошествии немалого времени.
Чтобы разобраться в нежданной ситуации, секретарь райкома приходит к Наумовым домой. Врач где-то задержался, а его жена, принаряженная, с белым бантом, повязанным явно в расчете на визит гостя, внимает пошловатой пластинке, взрезаемой патефонной игрой. Обычное теплое «гнездышко», так раздражавшее вкус Шукшина.
Режиссер своей иронии в этом эпизоде не скрывает. На столе книга — ее читала Наумова — «И один в поле воин», этим приключенческим романом зачитывались тогда повально.
Чета Наумовых приехала в Березовский район из Мичуринска, дипломированные специалисты получили распределение. Жена имеет педагогическое образование. Однако к работе приступил только муж. Наумова не захотела преподавать в местной вечерней школе, где такая острая нужда в учителях. Да и в поселке ей скучно: за водой к колодцу надо ходить. Шукшин, сам бывший директором сельской школы, отлично знал потребность деревни в грамотных, толковых людях. Он высоко ценил роль сельской интеллигенции в просвещении народа, а фигура порядочного, честного сельского учителя неизменно выводилась им с симпатией: достаточно указать на образ Ивана Захаровича из картины «Странные люди». Да и в публицистике своей Шукшин объяснялся с читателями столь же прямо и принципиально — без сельской интеллигенции, без грамотных учителей деревня обойтись не в состоянии.
Наумова показана режиссером и сценаристом подчеркнуто иронически. Шукшин не прощает ей измены своему долгу, отказа поработать на людей. И посему оправдывает мужа, полюбившего другую женщину. Жеманная мещанка не чета Наумову, это человек иных жизненных устремлений.
Авторское отношение в разбираемом эпизоде четко выявлено — когда Наумов возвращается домой, секретарь райкома не читает ему нотаций, не грозит карой, а по-человечески просто спрашивает: «Любишь? Ту, другую...» И Наумов твердо отвечает: «Да». На этом разговор и завершается.
Внутренне секретарь соглашается с врачом: оставаться в таком «гнездышке» выше сил.
Но полюбил-то Наумов не кого-нибудь, а жену инструктора райкома партии Ивлева. А в исполнении Шукшина Ивлев — натура самоотверженная, волевая, человек слова. Удар судьбы для него неожидан и жесток. Жену-то он любит. Разлука с ней для него мучительна, это подобно открытой ране, боль от которой можно перетерпеть, но от которой нельзя избавиться.
Драмой любви Шукшин обостряет кинорассказ. Ибо без нее образ Ивлева остался бы целиком в сфере производственных интересов. Метеослужба прогнозирует скорые дожди. Стало быть, выход один: ускорить темпы уборки урожая. В Лебяжьем за оставшиеся до непогоды три дня нужно убрать еще три тысячи гектаров. Следовательно, нужно дополнительно мобилизовать людей, нужно выбить у заведующего сельхозтехникой (его называют весьма выразительно «каменным человеком») еще пятнадцать машин для вывозки хлеба. И возглавить, организовать эту авральную работу райком поручает инструктору Петру Ивлеву.
Как видим, Шукшин в дипломной картине касается вопроса сельскохозяйственного производства. Такое внимание к прямому отражению сельского труда для него единично. Впоследствии Шукшин решительно откажется от «чистого» производства, перенеся центр тяжести на исследование внутреннего мира персонажей. Тут же, в первом фильме, вероятно, сказалось влияние общепринятых моделей кинематографического изображения современной деревни, когда кадры, показывающие колхозные заботы, непосредственно включались в конструкции картин.
Теперь понимаешь, что роль Ивлева оказалась для актера Шукшина проходной. Герой его относился к разряду положительных, актеру важно было показать деловитость, внутреннюю мобилизованность этого крепко сбитого, земного человека, деятельного работника. Одетый на манер красных комиссаров в кожанку, в серой кепке, в сапогах, Ивлев ходил по экрану спокойно, уверенно и напоминал, очевидно, самого Шукшина, когда до института он одно время работал в Сростках секретарем райкома комсомола. <...>
«Из Лебяжьего сообщают» — первая самостоятельная картина сценариста и режиссера — заслужила при защите диплома отличной оценки. Фильм продемонстрировал принципиальный метод Шукшина: за внешне привычным, будничным разглядеть более широкий смысл, докопаться до сути вещей, выявить подлинный человеческий характер. Обычная газетная информация, обычная для каждого района, для каждой страды, послужила для автора картины толчком к рассказу о людях, обеспечивших успех жатвы, людях не придуманных, заслуживающих нашего, зрителей, внимания и участия! Эта заземленность киноповествования, далекого от одиозности, с одной стороны, а с другой — от кабинетного чувства авторского превосходства над героями была Шукшиным здесь опробована, а затем развита на новом вдохновляющем зрителя уровне нравственных и эстетических завоеваний.
Тюрин Ю. Кинематограф Василия Шукшина. М., 1984.