Летом 1960 года мне позвонила ассистент режиссера и пригласила приехать на «Мосфильм» в киногруппу «Из Лебяжьего сообщают». Вот тогда-то я впервые сказал Василию Макаровичу Шукшину «здрасьте», войдя в его кабинет. Вошел — и вспомнил... Мы оба кончали ВГИК в том же, 1960-м, году. Он учился на режиссерском факультете, а я — на актерском. За годы учебы по сюжету студенческой жизни я имел изобильное количество встреч с разными людьми, многие из которых просто забылись. Но, взглянув на Шукшина, я сразу вспомнил, что видел его за все время учебы лишь дважды — мелькнул он как-то в фойе института. Не странно ли, что он запомнился?
Но дело в том, что Шукшина в те годы из толпы студентов резко выделяла прежде всего необычная одежда; если так можно выразиться, непокладистость ее мгновенно оставляла ощущение вызова: одет он был необычно и строго — гимнастерка, галифе, сапоги. Это в киноинституте-то! Василий Макарович был худ, чуть сутулился, ходил неторопливо, в то же время — бодро, деловито; взгляд его упирался в землю.
Парадоксально на первый взгляд, что, будучи по натуре своей общительным, Шукшин производил впечатление человека нелюдимого. Однако причина проста: он был до болезненности стеснительным человеком.
Не так давно один из критиков писал, что Шукшин во ВГИКе поначалу чувствовал себя парией, и то была правда.
Ему казалось, что сюда пришли люди из каких-то иных сфер, чем он, уроженец села Сростки на Алтае. Что одним своим появлением во ВГИКе он вносит кричащий диссонанс в какие-то давным-давно сложившиеся традиции. Что представляет из себя белую ворону. И т.д.
Все это он ощущал отчетливо — вне всякого сомнения. Отсюда и стеснительность — до болезненности, до судорог, я бы сказал.
Порой отношение окружающих к нему только укрепляло Шукшина-студента в этом его мнении. Вспомнить хотя бы шутливый вопрос, который задал ему на вступительных экзаменах Н. П. Охлопков:
— Слышь, земляк, где сейчас Виссарион Григорьевич Белинский работает?..
— Критик-то который? — растерялся Шукшин.
— Ну да, критик-то.
— Дак он вроде помер уже...
Стало быть, подобное впечатление Василий Макарович производил не только на меня, — он оказался нетипичным даже среди понаехавших отовсюду абитуриентов режиссерской мастерской М. И. Ромма. И Охлопков, видимо, это хорошо почувствовал, если задал такой вопрос. <...>
«Из Лебяжьего сообщают» — дипломная работа Василия Макаровича, двухчастевка; ее после смерти Шукшина показывали в «Иллюзионе». Люди, любящие Василия Макаровича, могли увидеть и понять истоки его творческого пути. То было брошенное в кинематографическую ниву семя, из которого потом высоко взметнутся сильные побеги: Шукшин-писатель, Шукшин-режиссер, Шукшин-актер, поскольку он выступил как автор сценария, режиссер и актер.
В фильме я играл Сеню Громова — механизатора, мечущегося по всему району в горячую пору страды в поисках дефицитного коленчатого вала. По сути, Сеня Громов — эскиз к будущей роли Пашки Колокольникова из фильма «Живет такой парень»: наивный, никогда не унывающий, сообразительный, общительный, добрый. Сеня, как и Пашка, заикается, только, в отличие от своего более счастливого наследника, заикается натужно, так что в конце концов бросает фразу на полпути, не договорив, и в бессильной досаде машет рукой — мол, и так ясно, о чем речь.
Сене Громову я навек благодарен за то, что он познакомил меня с Василием Макаровичем Шукшиным.
А когда был написан «Живет такой парень», каким-то образом стало известно, что сценарий удался и главная роль в нем — очень и очень хорошая. Я знаю немало актеров, ныне известных, которые хотели сыграть Пашку Колокольникова. Но опять он же, Сеня Громов, «виноват» в том, что поиск исполнителя роли Колокольникова, в общем-то, и не начинался, — задумывая картину, Василий Макарович уже имел в виду меня...
Мы очень много тогда репетировали, изобретали, фантазировали, шутили, смеялись, постоянно обыгрывали заикание Пашки — и упустили тот момент, когда нужно идти в павильон и снимать кинопробу. Произошло то, что хорошо известно в театре и кинематографе: мы зарепетировали роль. Как говорят в спорте, я перевалил за пик формы и начал «снижаться». Один раз я даже сказал Шукшину:
— Я так устал от Пашки, что если б встретил его, то убил.
По этой причине, когда состоялись кинопробы, художественный совет Студии имени М. Горького во главе с С. А. Герасимовым нас, мягко выражаясь, не похвалил. Было сказано:
— Очень слабо, вяло и неинтересно.
Сергей Аполлинариевич спросил Шукшина:
— Веришь этому актеру?
— Верю! —ответил Василий Макарович.
— Ну, тогда снимай. Только учти: по первой картине будут судить о тебе как о режиссере.
Так я попал на роль... <…>
Куравлев Л. Как березы… // О Шукшине. Экран и жизнь. М.: Искусство. 1979.