Маргарита Терехова впервые появилась на экране в фильме Фрунзе Довлатяна «Здравствуй, это я!». Название и тогда, в 1965-м, несомненно; казалось относящимся и к героине, и к самой актрисе. Юная дебютантка, почти девочка, ученица театральной студии при Театре имени Моссовета, заявила о себе интересной, обещающей актерской индивидуальностью и была сразу замечена критикой и зрителями. Вместе со своей героиней она словно бы представительствовала от молодого поколения, вступавшего в жизнь в начале 60-х.
Старшие наблюдали его с настороженностью, корили непочтительностью, критицизмом, холодком. Но в Тане, девушке из московской толпы, случайной (и неслучайной) встречной героя фильма (которого играл молодой Армен Джигарханян), в девичьем облике, загадочном и своевольном, предстояло обнаружить душу друга, товарища, дружище Танюшу и заставить понять, что вся эта дерзкая генерация хранят память о погибших на войне отцах, братьях и сестрах.
И столь свежа и необычна была история этой девочки от «Детского мира», где в трудный час встретил Таню герой, подобно новой юности и надежде, и так слилась с ней вчера еще никому не известная Терехова, что вскоре в «Белорусском вокзале» Андрея Смирнова ей была предложена ситуация в чем-то сходная, но еще более драматически обостренная.
Снова резко противопоставлены поколения, и снова их поначалу разительный контраст оборачивается душевным родством, взаимопониманием. И снова в юной незнакомке с распущенными по плечам длинными волосами, заносчивой и высокомерной в своих модных светлых брючках, в чужом и чуждом этом существе открывается бывшему фронтовику друг, человек, которому ведомы и жажда справедливости, и совестливость, я желание помочь. Опять Маргарита Терехова казалась идеальным типажом своего поколения — внешне, будучи близкой к его эталонам красоты, и внутренне, запечатлевая склад его ума, трезвый и чуть скептичный, его способ чувствований.
Так бы и идти актрисе дальше со своими нелегкими сверстницами, с ними «взрослеть», то есть продолжать свою тему, схваченную столь рано и счастливо, благо роли современниц у нее не переводились вплоть до сегодняшних фильмов «Пока стоят горы» или «Открой дверь, и войдет день» молодого молдавского режиссера В. Жереги, где она недавно снялась, или также «Расписания на послезавтра», где снимается сейчас.
Терехова и продолжала. Например, в Вере из «Дневного поезда» видится развитие образа, более поздние его варианты. Горький опыт, первые разочарования прочертили морщинки у глаз, но по-прежнему пристален испытующий взор, требования к себе и людям не стали снисходительней и мягче...
Однако, видимо, не зря Юрий Александрам Завадский, учитель Тереховой, шутя назвал ее «черным ящичком с секретами, от которого никогда не знаешь, чего ждать». Судьба актрисы повернулась по-иному. И не типажом, пусть самым выразительным и психологически правдивым, суждено было оставаться Тереховой.
Начиная, пожалуй, с «Моей жизни» — экранизации чеховской повести, где она играла дочь инженера Машу Должикову, с «Монолога», в котором досталась ей роль простодушной хищницы и милой эгоистки Таси Сретенской, у Тереховой проявляется особый вкус к анализу характеров. Причем аналитическое начало никак, ни в чем не мешает непосредственности, полной самоотдаче в игре. Вчера еще начинающая, от работы к работе Терехова утверждается как мастер. Впрочем, бросая взгляд назад, видишь, что зрелого мастерства хватало ей и в первых ролях. Просто оно поначалу не замечалось, словно бы отодвинутое броским, эффектным обликом актрисы. Так, в упомянутом «Белорусском вокзале» в двух небольших по метражу сценах и фактически без текста (всего лишь несколько слов в роли Наташи) Терехова сумела раскрыть и рассказать очень многое. В этом смысле Терехова — истинно кинематографическая актриса: ее сила — выразительность молчания, пауза, крупный план. В роли матери из «Зеркала» Андрея Тарковского у Тереховой есть крупные планы необычной протяженности, глубокого душевного чувства и безупречного пластического выражения: строгий и чистый образ беззащитной, идеальной женственности.
Любопытно, что в последнее время роли Тереховой вызывают у критиков ассоциации с живописью. Терехова, говорят критики, может спокойно войти «неузнанной» в любое из классических живописных полотен — от Веласкеса до Ренуара, потому что чувствует авторский стиль, эпоху, жанр, играя Лопе де Вега, Чехова, Толстого или Шекспира (в спектакле «Гамлет» на сцене Театра имени Ленинского комсомола она играет королеву Гертруду). В искусстве актрисы сквозь сиюминутное проступила классичность, неуловимый миг игры обнаружил свою принадлежность к вечному.
И мне тоже образы, созданные Маргаритой Тереховой, напоминают портреты, писанные тонкой кистью. Богатые по нюансировке, детально, а порой филигранно проработанные, они призывают к пристальному всматриванию. Личность актрисы, ее индивидуальность тоже довлеют в них. Вот почему при поверхностном, беглом взгляде ее героини кажутся похожими друг на друга и — все — на нее саму. Терехова не увлекается перевоплощением, не любит изменять в ролях внешность; пожалуй, максимум отхода от себя — это черный парик и короткая стрижка в «Четвертом», где она играет вполне абстрактную женщину без имени, называемую «Она», американку, жену героя по имени «Он». Мне хочется задать Тереховой традиционный, едва ли уже не штампованный и все же существенный вопрос интервьюера: каковы ее, актрисы, взаимоотношения с ее созданиями, ролями
Давно следя за Тереховой на экране и на сцене, в жизни я с ней незнакома, даже не встречалась ни разу. Слышала от работающих с ней многое. Свидетельствовали: человек своеобразный, интересный, со своими взглядами, принципами, с высокоразвитым чувством достоинства, с повышенной артистической самостоятельностью. И вот она в жизни. Похожа на свои фотопортреты. Лицо изменяется вместе с улыбкой — из тех лиц, про которые пишут, что улыбка их озаряет. Умна. Непокладиста.
— Почему я не «перевоплощаюсь»? Я перевоплощаюсь. Мне кажется, что изобразить кого-то похоже, передразнить может всякий, мало кто сделает это необидно для изображаемого, а актером, по-моему, может называться только тот, кто умеет, изображая кого-то другого, вызвать ответные чувства самые высокие — со-страдание, печаль или радость.
Я наблюдала это у Раневской, у других великолепных актеров, с которыми имела счастье работать... А с моими ролями взаимоотношения у меня очень простые: я их люблю — нескладных, сумасшедших или слишком сдержанных моих героинь. Не любя их, с ролями не справишься, хотя не совсем уверена, что справилась со всеми...
Меня часто спрашивают зрители, себя ли я играю. Я играю «из себя», у меня нет другого материала, как, например, красок у художника или бумаги у писателя...
Да, сотканная из ее, Тереховой, пластики, из ее мельчайших жестов, привычных ей самой — легко потереть переносицу, откинуть прядь волос, — возникает ткань образа, всякий раз особая, своя. В виртуозно отделанной, легкой, тонкой партитуре каких-то верчений, взмахов, всплесков рук, словно бы из облака появляется легендарная княжна Тараканова, таинственная и фантастическая самозванка, заточенная в равелин Петропавловской крепости, — эту роль Терехова только что сыграла на сцене в «Царской охоте» Леонида Зорина. История души, охваченной любовью, в отчаянном поединке с гордыней — экранная жизнь тереховской Дианы, «собаки на сене», знаменитой героини мирового комедийного репертуара. Сыграв эту роль, прославленную сценическим исполнением М. И. Бабановой, по-своему, оригинально и глубоко, задушевно, Маргарита Терехова еще раз подтвердила свою принадлежность к редким актрисам «вне моды», актрисам классической ориентации.
Зоркая Н. Вне моды. // Советский экран. 1978. № 5.