(Беседу вел Вадим Михалев)
<...> получить согласие Тереховой участвовать в каком-нибудь новом кино- или театральном предприятии не так-то просто. Человек она занятой и требовательный. Жизнь научила не бросаться в подвернувшуюся авантюру, а сначала всерьез анализировать значение поступившего предложения для саморазвития. Для Тереховой существует только один критерий согласия на роль: есть ли вероятность создать произведение искусства? Пожалуй, все остальное имеет значение второстепенное. Опыт и чутье подсказывают, что главное — прояснить для себя даже не качество предлагаемого режиссером материала. Это, само собой разумеется. Надо понять, с кем придется работать, что из себя представляет сам режиссер. На доверии к нему строится все. Гарантий, конечно, никаких кроме авторитета режиссера, его имени в искусстве. Но постановщиком может оказаться и человек молодой, малоизвестный, здесь-то и срабатывают актерская интуиция и профессионализм.
Маргарита Терехова любит, чтобы ей серьезно объясняли концепцию будущей работы. При этом она прекрасно понимает, что на этапе замысла трудно претендовать на завершенность идеи будущего фильма или спектакля. И поэтому особенно внимательно слушает, как говорит режиссер. А художник ли он, бывает ясно уже через пару минут. Хотя встречаются и ловкие говоруны, которые ничего не способны снять или поставить на сцене.
Пожалуй, именно об актерском профессионализме интересно говорить с Тереховой, если уж творчество ее так хорошо известно, а жизнь на виду. Актерский опыт требует особого изучения, поскольку именно сейчас выпускается более пятисот фильмов в год, так как возможность снимать кино получает каждый, кто способен найти для этого деньги. Размываются границы Мастерства. Профессионального актера уравнивают с непрофессиональным, и он, в свою очередь, униженный в театре мизерной зарплатой, бросается во все смертные кинематографические грехи с дилетантами у кинокамеры. Может ли «человек с улицы» работать в кино и театре?
Маргарита Терехова: В кино, особенно в ситуации, которая сложилась сейчас, может. В театре, уверена, он ничего не сыграет. Театр — это талант плюс филигранная актерская техника, чувство формы.
Вадим Михалев: Как раз хотел спросить о чувстве формы. У Василия Розанова, замечательного русского философа, есть этюд, посвященный актеру, где он утверждает: у актера настолько развито это чувство, что он всю свою жизнь переходит из одной формы в другую, «заполняет» их, посему говорить о личности актера невозможно. Его индивидуальность всегда находится вне. У вас есть ощущение собственной личности!
Маргарита Терехова: Я не набор форм, я создаю сама, иду от себя, освобождаюсь от созданного в фантазии, но некий мой стержень остается. Бывает игра вообще на открытом приеме, где для актера важно проявить именно личность. Одно время этим очень увлекались. Когда сталкиваюсь с новой ролью, то, конечно, заполняю ее собой, как некую форму, но собой! Всем тем, что у меня есть. Поверьте, это немало. Ведь каждый человек — космос. Я — это все мои предки, это моя биография с первой секунды рождения. А главное, жизнь идет, и мы все время обновляемся, накапливаем опыт. Если имею дело с гениальной драматургией, я приобщаюсь к метаисторическому опыту, пропускаю через себя, достигаю понимания, проникновения, учусь на этом материале, но и одновременно вхожу в материал с тем, что имею. У Тарковского в «Зеркале» я играла мать при том, что реальная его мать находилась рядом. Мы ее видели, знали, разговаривали с ней. Ничего себе! Тарковский отбирал, смотрел, слушал. До художественного совета он всегда молчал и лишь тогда объявлял, кто будет играть. А что значит играть? Тут надо было стать тем человеком, через которого Тарковский так много хотел сказать в картине. А фильм и сейчас смотрят, и как смотрят!
Вадим Михалев: Вы говорите о кино. Там действительно полное слияние с персонажем. Чем меньше зритель ощущает актерство, тем больше мастерство актера, работающего в кадре. В кино трудно уловить момент раздвоения на «я» и «не я». Документальная природа кино, его особый интерес к формам самой жизни требуют отказа или забвения себя. А в театре? Михаил Чехов говорил о том, как на сцене он чувствует в себе двоих и ощущает всю «технологию» заполнения предлагаемой формы. Причем актер и новый «субъект» — создаваемый персонаж — одновременно существуют на сцене.
Маргарита Терехова: Это — остранение. Чехов — гений! Он мог позволить себе такой эксперимент с осознанным самоопределением себя в двух ипостасях. Конечно, существует чудо мастерства, когда ты не только практически создаешь на сцене образ, но еще и в состоянии видеть со стороны, что ты создаешь. Михаил Чехов обладал уникальной актерской природой, способностью к суггестии, к внушению. Такие актеры возвышаются над простыми людьми, становятся кумирами. Представьте себе, что в «Гамлете», когда принц Датский в исполнении Чехова разговаривал с невидимым залу призраком, зритель физически ощущал присутствие призрака, причем как некой высшей субстанции. Я не знаю еще такого случая в истории мирового театра.
Кстати, ощущение самораздвоенности, то есть собственной личности и личности героя, зависит от драматургии. Есть пьесы с прямым обращением в зал, например, брехтовские, где актер должен выйти из образа и обратиться к зрителю от себя. Многое связано с атмосферой, в которой проходит спектакль. В шекспировские времена актер обращался к зрителю с монологом «быть иль не быть» напрямую. Представляете состояние зала, к которому можешь обратиться с вопросом «жить иль не жить»? В театре в отличие от кино всегда чувствуешь себя в состоянии общения, поскольку видишь зал, конкретных людей. Кино и театр здесь очень отличаются друг от друга способом общения, воздействия актера на зрителя.
Серафима Бирман много рассказывала мне о Чехове, она была его сокурсницей, играла Гертруду в «Гамлете». Театр обожал Чехова. Он и руководил им пока его не выжили, определив в мистики. Уехав за границу Чехов и там был великим актером. Благодаря прежде всего таланту и огромному профессионализму стал известен миру, сохранил себе жизнь. А мы его потеряли. Сейчас вновь обретаем, изучаем его наследие, осваиваем принципы биомеханики, актерскую технологию.
Если бы бы Михаил Чехов жил сейчас, он играл бы по-другому. Меняется не столько технология игры, хотя и это тоже. Меняется личность человека, актера.
Вадим Михалев: Прошу прощения за постоянные ссылки на великих, но Питер Брук, например, считал, что язык театра меняется каждые несколько лет. Актер тоже меняется. Каким он будет в будущем!
Маргарита Терехова: Актер сделает шаг вперед. Сейчас очень трудно сформулировать его будущие свойства, но совершенно очевидно, что актер всегда, и в будущее тоже, опережает свое время. Он вас ведет за собой. Актерское особое существо, которое пользуется своей профессией, чтобы люди могли заглядывать в будущее, предвосхищать его, сопереживая актеру в настоящем. Форма существования на экране или сцене может устареть, не устаревает глубина постижения мира, глубина чувства. Недавно в Киноцентре мне пришлось высказываться об Одри Хепбёрн в связи с фильмом «Римские каникулы». Непостижимо, но переживания героини благодаря Хепбёрн абсолютно современны, хотя форма фильма, подача этих переживаний иногда кажутся наивными. Так и наша работа сейчас. Если мы точны, серьезны и профессиональны, мы — в будущем.
Вадим Михалев: Вам помогает система Станиславского!
Маргарита Терехова: Да. Но актер ее постигает не теоретически, а практически. В институте Юрий Александрович Завадский передавал нам вместе со своей любовью и знание азов. Хотя, конечно же, система Станиславского не догма, тот же Чехов развивал ее по-своему. Мне кажется, что система Станиславского недооценена как метод создания театрального ансамбля.
Вадим Михалев: Вы работали в кино с иностранными актерами. Возникали ли проблемы партнерства, разницы школ?
Маргарита Терехова: В кино вообще эта проблема не стоит так остро. Ансамбль создается иными средствами. В «Синей птице» была иерархия звезд, но не мастерства. Элизабет Тейлор — звезда номер один, этим многое определяется. Таких защищают в жизни миллионы, их вообще не обманывают. Наши актеры делятся на две группы. Одни совершенно неприкаянны, бедны и идут на любые компромиссы, другие — очень благополучны, буржуазны. Но из этого не следует, кто лучше, а кто хуже. Может быть и неприкаянный талант. Кстати, плохо защищены и те, и другие. В мире все иначе, если актер вышел на определенный уровень, он защищен прежде всего материально. Когда мои иностранные коллеги из «Синей птицы», Джейн Фонда и другие, увидели меня в «Зеркале» Тарковского, они были поражены не только мастерством картины, но и условиями нашей жизни. На площадке потом Фонда часто спрашивала меня: «Уай милк?» Она не могла понять, почему я согласилась на такую маленькую роль. <...>
Михалев В. Маргарита Терехова: «Я не набор форм, я создаю сама» // Экран и сцена. 1991. № 44. 31 окт.