XIX век

«Ветеран» в русском языке — слово позднее и долго существовавшее в тени слова «инвалид». Отдельные упоминания — с XVIII века, в цитатах из римских историков и в «римском» значении: те, кто принял участие в нужном количестве походов и получил при отставке римское гражданство или подданство, деньги, землю, привилегии, в том числе наследуемые. Ветераны — опора режима в империи и движущая сила романизации в колониях: от Суллы до Августа землю в Италии получило около полумиллиона ветеранов. Ветераны были не равны друг другу: власть ранжировала их и их привилегии.

В российское словоупотребление слово «ветеран» попадает через французский язык и завоевывает права гражданства примерно с начала антинаполеоновских походов. Характерна, к примеру, реплика военного и писателя Сергея Глинки в той части записок, которая посвящена 1795 году:

«Поглядывая на нас, старые служивые (тогда еще слово ветеран не было еще в ходу) между собою говорили: „Вот и эту молодежь туда же отправят“».

Это не только выбор между словами: «римское» отношение к ветеранам как, с одной стороны, сердцу армии, а с другой — опоре империи, подчеркнуто насаждаемое Наполеоном, в русской армии не практиковалось.

В российском обществе и культуре «старому служивому» предназначалась роль гораздо более приземленная: мудрого дядьки — наставника молодых, свидетеля славы русского оружия, человека, конечно, уважаемого и за отечество пострадавшего, но социальной мифологизации не заслуживающего.

Учрежденный в 1814 году Александром I «Александровский комитет о раненых» (просуществовал до 1918 года) имел задачей «принимать просьбы и пещись о доставлении возможного вспомоществования» неимущим офицерам, получившим увечья. Помощь солдатам первоначально не предполагалась, и убедил Александра включить их в число страждущих Павел Павлович Пезаровиус, учредивший с благотворительной целью газету «Русский инвалид» (первый номер вышел 1 февраля 1813 года). Постепенно подопечными комитета стали участники следующих войн, а также вдовы и сироты.

В компетенции этого комитета были: для офицеров — назначение пенсий и разовых выплат из так называемого «инвалидного капитала», принадлежащего самому комитету, и казны, определение на должности, выдача ссуд, содействие по воспитанию детей (помещение их в учебные заведения на казенный счет), для солдат — назначение пенсий и помещение на призрение в богадельни. Николай I добавил к солдатским привилегиям возможность быть употребленными в качестве тюремных надзирателей или сторожей при памятниках. Каждый следующий император что-то добавлял к деятельности Комитета. К концу XIX века в ведении Комитета были две военные богадельни с семейными домами (Чесменская в Петербурге и Измайловская в Москве) и Лопухинский инвалидный дом в Псковской губернии.

Но помощь, которую оказывал этот комитет и другие человеколюбивые организации и частные благотворители, была не просто недостаточна, — он никогда не была системна. Никто ничего не получал автоматически, о любом вспоможении нужно было хлопотать, и иногда на это уходили годы, а хлопоты заканчивались ничем. Тем не менее, обществом это воспринимается как что-то само собой разумеющееся, и «Повесть о капитане Копейкине», выброшенная цензурой из первого издания «Мертвых душ», скорее исключение.

Повести 1830-х и 1840-х годов XIX века сплошь населены мирными инвалидами, созданными скорее по образу и подобию Самсона Вырина с его «тремя медалями на полинялых лентах». Военные заслуги бедного смотрителя добавляют ему читательского сочувствия, но сам он не воспринимает свой военный опыт как травму, а свое положение — как несправедливость общества по отношению к человеку, проливавшему кровь за Отечество. Нанесенная ему обида связана с социальной уязвимостью как таковой, без участия «ветеранских» коннотаций (и другой знаменитый «маленький человек», Макар Девушкин, чувствует общечеловеческий, экзистенциальный источник его страдания). Инвалиды из русской классической литературы являют собой одну из ипостасей «маленького человека», без особенностей.

Если в повествовании и сопоставляются заслуги героя перед Отечеством в прошлом и его нынешняя плачевная участь, это не становится ни источником трагедии для героя, ни поводом предъявить обществу его вину.

Даже Толстой, который одним из первых в мировой литературе рассказал о войне как о вовлечении в убийство людей, которого этого не хотят и потому переживают крушение своего мира, не сделал посттравматический синдром определяющим для своих героев, переживших войну, не писал о севастопольских ветеранах, забытых обществом.

В системе государственных идеологем и риторики образ ветерана постепенно становится значимым в контексте празднований Бородинских годовщин: в XIX веке это сражение играет в общественном сознании роль, близкую к тому, что будет происходить с праздником Победы в конце XX — начала XXI века. Событием, которое станет прототипом будущих парадов Победы, стало открытие Бородинского мемориала 26 августа 1839 года, на которое были приглашены ветераны войны 1812 года и зарубежных походов русской армии.

Столетие Бородинского сражения отмечается уже как общероссийский праздник.

«Получивший всероссийскую известность кишиневский старожил, отставной фельдфебель Аким Вивтанюк, 134 лет, после ряда знаков особого внимания в дни юбилейных торжеств Отечественной войны, продолжает ютиться в Баюканах, предместье Кишинева. По-прежнему старик нанимает какую-то хибарку и не имеет ни кровати, ни мебели, хотя получает теперь пенсию в 588 руб. в год из средств казны и 63 руб. в год из средств Александровского комитета о раненых, т. е. по 54 р. 25 к. в месяц. В последнее время зрение старика притупилось»^[1].

 

XX век

Первая мировая война

Призрение инвалидов Первой мировой войны организовано под патронажем Комитета великой княгини Елизаветы Федоровны, в Петрограде этим занимается особый Комитет великой княжны Ольги Николаевны, в организации помощи участвуют Всероссийский союз городов и Всероссийский земский союз, десятки частных благотворительных организаций.

Именно в ходе Первой мировой войны посттравматический синдром становится предметом работы специальной Объединенной комиссии по организации помощи душевнобольным.

В нее, помимо представителей Земгора, входят профессиональные психиатры Н. А. Вырубов и В. И. Яковенко. Созданы специальные психиатрические госпитали, Земскому союзу уже в первый год войны удается организовать около тысячи коек в разных губерниях для отставников с психиатрическими нарушениями.

На Втором съезде Союза городов в феврале 1915 года впервые выделены как особая группа, нуждающаяся в особой помощи, ампутанты. К этому моменту по данным статистики таких около 25000, а всего в общественной помощи и призрения, по данным Союза городов, нуждается более двухсот тысяч человек. Решено создавать специализированные лазареты для тех, кто уже не нуждается в экстренной помощи, но нуждается в долечивании и максимальном возвращении трудоспособности.

Тогда же специалисты, работавшие в лазаретах, сталкиваются с массовым нежеланием ампутантов возвращаться домой, чтобы не стать обузой для семьи. Поэтому на третьем съезде Союза городов в сентябре 1915 года принято решение создания приютов по типу участковых попечительств для бедных, основными задачами становится протезирование, обучение ремеслам и поддержка трудоустройства. Государственная Особая комиссия по увечным была создана 6 октября 1915 года. В 1917 году Союзом городов предпринята попытка разработки закона об увечных.

 

После Октябрьской революции

8 ноября 1917 года образован Народный комиссариат государственного призрения, реквизировавший все имущество государственных, благотворительных и земских организаций, связанных с ветеранами-инвалидами. Назначение пенсий «военно-увечным» передано специальным отделам при Советах народных, рабочих и крестьянских депутатов. Все благотворительные учреждения и общества помощи инвалидам упразднены.

В конце 1917 — начале 1918 годов города наводнены демобилизовавшимися людьми, которые начинают объединяться вокруг так называемых «Союзов фронтовиков» (названия варьируются: «Союз безработных фронтовиков», «Союз безработных солдат», «Союз эвакуированных воинов», «Союз увечных воинов» и т. д.).

Местным советам приходится считаться со стремительно растущими объединениями людей, которые требуют работы, пособий, жилья, власти — и при этом хорошо умеют воевать и вернулись с фронта вооруженными.

Эсеры и большевики борются за лояльность фронтовиков всеми возможными способами. Вспыхивающие то тут, то там бунты против большевиков, организованные союзами фронтовиков, подавляются Красной Гвардией. Переход бывших фронтовиков на сторону Советов позже становятся одним из основных сюжетов в литературе — см. «Хождение по мукам» Алексея Толстого и «Тихий Дон» Михаила Шолохова.

После Гражданской войны формируются специальные комитеты и комиссии, которые занимаются оказанием помощи демобилизованным красноармейцам и бывшим красным партизанам. Они получают преимущество перед фронтовиками Первой мировой, в том числе при устройстве на работу, размере пайка и прочем. Но уже к 1935 году эти комитеты ликвидируются постановлением ВЦИК одновременно с закрытием журнала «Каторга и ссылка», роспуском Общества старых большевиков и Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев.

Когда начинается Большой террор, ветераны-инвалиды становятся тяжкой обузой для администрации тюрем и лагерей. Начальнику УНКВД Москвы Леониду Заковскому приписывают распоряжение приговаривать инвалидов к высшей мере, чтобы не тратить на них ресурсы ГУЛАГа.

В 1932 году вводится трехступенчатая система инвалидности, сохранившаяся в российском государстве до сих пор.

На пенсию в течение ограниченного срока могут претендовать только получившие первую группу, то есть полностью утратившие трудоспособность и нуждающиеся в постоянном уходе. Все остальные подлежат трудовой мобилизации. Местную власть обязали создавать специальные артели и цеха (были прописаны даже диагнозы: отдельные цеха для слепых, больных туберкулезом, страдающих нервно-психическими расстройствами и т. д.).

 

1940-е — 1950-е годы

С началом войны ничего не меняется: десятки постановлений и инструкций различных органов власти посвящены именно тому, как приставить к народному хозяйству искалеченных людей.

Уже 9 августа 1941 года нарком социального обеспечения Анастасия Гришакова выпускает «Инструктивное письмо о работе ВТЭК в условиях военного времени», по которому человек мог не получить инвалидность, даже если потерял глаз или конечности. В июне 1942 инструкции становятся еще более жесткими: если человек приспосабливался к жизни с увечьями, инвалидность снимается, и человек подлежит обязательному трудоустройству (именно к этому времени восходят действующие до сих пор правила, по которым инвалиды обязаны проходить повторные освидетельствования, даже если у них нет рук или ног). Пенсии ранжируются в зависимости от классовой принадлежности, довоенного заработка и воинского звания. Выжить на них нельзя (хотя они и выше, чем у инвалидов Первой мировой и Гражданской войн). По разным данным, за годы Великой Отечественной войны по состоянию здоровья демобилизовано около двух с половиной миллионов непригодных к службе инвалидов, и местные власти категорически не справляются. И если в городах на короткое время от безвыходности местные власти возрождают «старорежимные» филантропические сборы средств, одежды, еды для ветеранов, в деревне нет даже этого.

Когда с фронта начинают возвращаться трудоспособные демобилизованные, положение инвалидов становится еще хуже: их массово увольняют. Увечные фронтовики, просящие милостыню, и фронтовики-«спекулянты» есть во всех воспоминаниях о первых послевоенных годах, им же посвящены новые порции указов и постановлений.

Любыми способами эти люди должны быть убраны с улиц и перестать позорить великую Победу — вплоть по указания цензорам НКГБ о необходимости изъятия из писем советских граждан фотографий, на которых есть инвалиды войны с тяжелыми физическими увечьями.

С одной стороны, в средствах массовой информации и партийном искусстве создается канонический образ фронтовика, который воюет с разрухой с тем же ожесточением, что и с фашизмом, совершая героические подвиги и служа всем примером (см., например, знаменитый роман Николая Павленко «Счастье»).

С другой стороны, реальные фронтовики зачастую оказываются без работы, без жилья, без средств к существованию, и довольно скоро власть отчетливо дает им понять: пора перестать жить прошлым, пора перестать вспоминать геройства и заслуги, пора становиться обычными людьми и приспосабливаться к реальности самостоятельно.

Праздник Победы 9 мая объявлен выходным днем указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 мая 1945 года. Первая встреча фронтовиков на Театральной площади проходит в 1947 году. А уже 9 мая 1948 года День Победы вновь становится обычным рабочим днем (выходной отдают Новому году), хотя салюты проводятся. Запрещены организации ассоциаций ветеранов и инвалидов, стихийно начавшие возникать в первые послевоенные годы.

В секретном докладе МВД СССР Маленкову и Хрущеву от 20.02.1954 сообщается, что с нищенством справиться не удается, и инвалиды войны и труда занимают среди задержанных по этой статье около 70 процентов. МВД ходатайствует об увеличении числа интернатов и домов инвалидов для участников войны.

Многочисленны свидетельства, как и после Первой мировой, о том, что ветераны с серьезными увечьями отказываются возвращаться домой, чтобы не стать обузой для семьи.

Когда борьба с нищенством в начале 1950-х становится более жесткой, просящих милостыню инвалидов, попавших в облавы, начинают определять в дома инвалидов принудительно-добровольно. Валаамский дом инвалидов, ставший знаменитым после публикации рисунков Геннадия Доброва и книги «Валаамская тетрадь» Евгения Кузнецова в 2004 году, был одним из тысяч подобных учреждений (из советских произведений на эту тему наиболее известны рассказы Юрия Нагибина «Бунташный остров», «Терпение», «Богояр»).

В 1955 году на Старой площади перед зданием ЦК КПСС проходит первая демонстрация инвалидов войны на мотоколясках — с экономическими требованиями.

29 сентября 1956 года создан Советский комитет ветеранов войны (СКВВ). Основной его задачей становится не столько решение социальных проблем ветеранов, сколько борьба за мир и воспитание молодежи. Первым руководителем становится маршал Советского Союза Александр Василевский, ответственным секретарем — легендарный летчик Алексей Маресьев.

 

1960-е годы

Если предыдущие десятилетия для называния участников войны преобладает слово «фронтовик», с начала шестидесятых более-менее регулярно начинает использоваться слово «ветеран». Это отражает все растущую дистанцию между войной и современностью.

Фронтовик — человек, прошедший войну, но не отставной, а полноправный участник жизни. Фронтовик — тот, кто сохраняет в сознании жесткое деление между тем, кто воевал, и тем, кто был в тылу.

Он все еще может предъявлять счет «тыловым крысам» и настаивать на своем праве давать этическую оценку чему бы то ни было именно потому, что воевал.

Ветеран — человек заслуженный, но его время прошло, его роль сыграна, он человек отставной. В какой-то момент разница между воевавшими и оставшимися в тылу начинает стираться, что и будет окончательно зафиксировано в законе 1995 года, объединившего словом «ветеран» и участников военных действий, и работников тыла.

Но пока это неощутимо: главным девизом времени становится строка из песни, сочиненной Яковом Белинским на стихи Серафима Туликова «Не стареют душой ветераны» (1961 год):

«Нам в отставку пока уходить еще рано,
Не сдаются сердца, им не нужен покой, —
Не стареют душой,
Не стареют душой ветераны,
Ветераны Второй мировой!»

Началом значимых изменений статуса ветеранов становится Постановление Совета министров от 6 марта 1965 года № 140, изданное к двадцатилетию Победы: «О расширении льгот инвалидам Отечественной войны и членам семей военнослужащих, погибших в Великую Отечественную войну» (было значительно дополнено 18 апреля 1975 года). По-прежнему много внимания уделяется трудоустройству инвалидов, но теперь отчетливо декларируется приоритет их интересов: к примеру, предприятиям, учреждениям, организациям вменена квота на прием инвалидов и создание им всех условий для работы, вплоть до неполного рабочего дня. Но главным смысловым акцентом этого постановления становится разработанная система льгот и привилегий для участников Великой Отечественной войны. Внеочередные госпитализации и медицинское обслуживание. Преимущественное обеспечение жильем. Беспроцентные ссуды на индивидуальное жилищное строительство. Продажа промышленных товаров в кредит.

Таким образом, с приходом к власти Леонида Брежнева, который сам, в отличие от Сталина и Хрущева, был фронтовиком, тема великой Победы получает, наконец, окончательное оформление и свое место в государственной идеологии. Ветераны становятся частью ретроспективной утопии, когда величие страны обосновывается не прогрессом и будущим, а сакральным прошлым.

Двадцатилетие Победы в 1965 году празднуется с невиданным размахом. День Победы становится вторым по значимости государственным праздником (после 7 ноября). Один за другим появляются монументы в местах крупных сражений. Если раньше День Победы знаменовался только салютом, в 1965 году впервые после 1946 года проходит военный парад на Красной площади и торжественный прием в Кремлевском дворце съездов. 9 мая вновь объявлен выходным днем. Во всероссийском эфире появляется «минута молчания». Двумя годами спустя в День Победы Брежнев лично открывает Могилу Неизвестного солдата. Все школы и заводы, учреждения и организации в стране проводят мероприятия в День Победы с непременным участием приглашенных ветеранов.

Именно в эти годы в общественном сознании формируется образ ветерана — заслуженного человека, объекта почестей.

Но в этом общественном восхищении сильна, во-первых, мемориальная составляющая (ветеран — человек из предыдущего времени), а во-вторых, — составляющая ритуальная: подавляющее большинство ветеранов довольно быстро понимают, что вспоминать их власть и общество будут исключительно в праздничные дни. В искусстве становится значим сюжет «рассказа ветерана», который, насаждаемый официально, немедленно начинает обрастать и ироническими аберрациями (см. фронтовика Броньку из рассказа Шукшина или фразу одного из героев Виктора Конецкого: «Петя, ты ври, но не завирайся. Ведешь себя, как ветеран на встрече в домоуправлении…»).

Именно в эти годы в воспоминаниях и произведениях искусства растет тема войны как звездного часа людей, ее прошедших, и разочарование слишком не оправдавшей надежд современностью — см., к примеру, знаменитую реплику одной из героинь «Эшелона» Михаила Рощина (1972 год):

«Не зря при встрече плачут, обнявшись, ветераны, как ни странно, они вспоминают не ужасы войны, а свое великое человеческое братство, когда каждый отдал другому, отдал на общее дело лучшие силы души. Будь проклята война, наш звездный час!»

Ветераны начинают стареть в жизни — и в литературе. Разочарование в современности, старческое раздражение, но одновременно невозможность устоять перед усиленной демонстрация уважения со стороны государства и общества, — порождают совершенно особый образ. Это ветеран «с активной жизненной позицией», поучающий и сочиняющий доносы, советский вариант унтера Пришибеева. Ср. в «Монументальной пропаганде» Владимира Войновича:

«Если какие-то группы или отдельные личности из художников, писателей, генетиков, кибернетиков к его наставлениям относились без должного уважения, генерал Бурдалаков лично садился за пишущую машинку и строчил, как из пулемета: „Мы, воины, ветераны Великой Отечественной войны, от имени павших требуем сурово наказать…“ И советское правительство не всегда могло отказать столь заслуженным людям. С некоторых пор генерал Бурдалаков для наглядности возил с собой в специально сшитом парусиновом чехле красное знамя. Не простое, а пробитое пулями и осколками и местами продырявленное кухонным ножом знамя с изображенным на нем значком „Гвардия“ и надписью „Даешь Берлин!“».

 

1970-е — начало 1980-х годов
 

Социолог Борис Дубин так сформулировал основное содержание политики СССР по отношению к ветеранам в этот период:

«Тогда еще были живы участники боев той войны. Из них официальная пропаганда и стала лепить еще одну идеологическую общность ― поколение „ветеранов войны“ как хранителей „незыблемых устоев“, „нравственных образцов“, „лучших качеств советского человека“ и проч. Это были люди по преимуществу 1910-х и самого начала 1920-х годов рождения, тогда они приближались к верхней границе социально-активного возраста и, очевидно, остро нуждались в итоговом признании, утверждении, поддержании значимости их существования»^[2].

Подвиг советского народа в Великой Отечественной войне становится единственной безусловной ценностью, которая не подлежит ревизии и объединяет все семьи и все поколения.

Ни Великая Октябрьская революция, ни Гражданская война, расколовшие страну, на эту роль не годятся.

Значимая разница по сравнению с предыдущим периодом очевидна при сопоставлении песни «Не стареют душой ветераны» и песни «День Победы», написанной поэтом Владимиром Харитоновым и композитором Давидом Тухмановым в 1975 году. Песня «День Победы», получающая сумасшедшую популярность, написана с позиции исторической перспективы, когда не различаются фронтовики и тыловики, Победа становится символом и основой общественного единства, а ветераны — почитаемыми отцами-основателями, но в современной жизни играющими исключительно символические роли.

 

Перестройка
 

В годы перестройки фронтовики-ветераны Великой Отечественной войны попадают в фокус внимания общественности прежде всего как главные противники горбачевских реформ: СМИ пишут о массовых протестах, которые аккумулируются вокруг Советов ветеранов. С 1988 года начинает выходить газета «Ветеран». Очень характерно свидетельство в книге Светланы Алексиевич «Время second-hand»:

«Пришел фронтовик… Весь в боевых орденах. Иконостас на груди! Вернул он партбилет, который ему вручили на фронте, со словами: „Не хочу быть в одной партии с этим предателем Горбачевым!“»

Но настоящим шоком для общества становится осознание того факта, что, кроме ветеранов Великой Отечественной войны (а также Первой мировой и Гражданской), «вдруг» появляются другие — совсем молодые.

За четыре года перестройки из Афганистана полностью выведены советские войска, и новые ветераны новой войны становятся значимыми героями современности.

В воспоминаниях и произведениях искусства конца восьмидесятых — девяностых годов самый частый герой-афганец — это участник национальных конфликтов и бандитских войн. По данным на конец восьмидесятых годов, около четырех тысяч ветеранов Афганской войны находятся в местах заключения, до 60 процентов страдают психическими расстройствами, алкоголизмом и наркоманией.

 

Девяностые годы

Федеральный закон № 5 от 12.01.1995 «О ветеранах», изданный к пятидесятой годовщине Победы, окончательно закрепляет статус ветерана и за теми, кто участвовал в военных действиях, и за теми, кто в это время работал в тылу или действовал на оккупированных территориях. По этому закону ветеранами считаются все, кто служил в органах внутренних дел и органах государственной безопасности в тех городах, которые оказывались в зоне военных действий; сотрудники разведки и контрразведки; работники военных предприятий; работники искусства, корреспонденты и другие, бывшие в командировках на фронтах; участники боевых операций по ликвидации вражеских десантов, а также сил «националистического подполья» на территориях Украины, Белоруссии, Литвы, Латвии и Эстонии (до конца 1951 года); участники разминирования и боевого траления; партизаны на территории других государств; военнослужащие тех частей, которые не воевали; инвалиды детства вследствие ранения или контузии; люди, работавшие на объектах ПВО, строительстве военных сооружений; жители блокадного Ленинграда.

Действие закона 1995 года распространяется и на «новых» ветеранов всех военных конфликтов с участием СССР. Десятилетие заканчивается появлением совсем юных ветеранов — на этот раз войны в Чечне.

 

Нулевые годы

С 2004 года все ветеранские льготы распространяются на участников боевых действий в Чечне. Профессиональные сообщества психологов активно обсуждают терапию посттравматического синдрома. В искусстве начинает формироваться новый набор клише, подходящий для описания участников войн, признанных в обществе несправедливыми:

«Потом запутался, сломался, стал киллером. Потерянное поколение, свинцовые мальчики. Герои и жертвы чужой войны. Вы им: как же так, я ― ветеран, я кровь свою проливал! А они в ответ: а мы туда тебя не посылали» (Михаил Шишкин, «Венерин волос», 2004).

Одним из ключевых событий становится Закон о замене льгот денежной компенсацией с января 2005 года. По стране прокатывается волна бунтов ветеранов против монетизации льгот вплоть до штурма областных дум, как в Ярославле.

9 мая 2005 года, к шестидесятилетию Победы, парад разделяют на две части: историческую и современную: две с половиной тысячи ветеранов провозят по Красной площади.

Именно в 2005 году появляется акция «Георгиевская ленточка», которую придумала Наталья Лосева, сотрудник «РИА Новости». Акция развивается стремительно, и в течение последующих лет именно Георгиевская ленточка становится новым символом нового витка продвижения праздника Победы как основы национального единства.

В 2008 году во время парада впервые в истории постперестроечной России на Красной площади снова появляется тяжелая военная техника.

 

Десятые годы XXI века

К 65-летию Победы становится очевидным, что праздник Победы выполняет в официальной идеологии те же функции, что и 1965 году. Президент Дмитрий Медведев в послании к Федеральному собранию РФ говорит о ветеранах:

«Они для нас близкие родственники в самом прямом, буквальном смысле этого слова. Мы одной крови с теми, кто победил, стало быть, все мы ― наследники победителей, и поэтому я верю в новую Россию».

Оставшиеся в живых ветераны не видны и не слышны — их вытесняет тема «великой памяти» и их же фотографии, символизирующие вечную славу гораздо лучше, чем они сами. Тема ветеранов других войн, которые вела и ведет Россия, из общественного сознания практически исчезает.

 

Примечания

1. ^ Ветеран 12-го года (1913.09.15) // «Московская копейка», 1913.
2. ^ Борис Дубин. Надгробие над пустотой // «Знание ― сила», 2011.