Операция «Национализация»
Революция повлияла на все сферы жизни, в том числе изменила и кинематографию. О том, как менялась индустрия от Николая Второго до Иосифа Сталина, и почему частное совсем не сразу сменилось государственным, рассказывает Алёна Солнцева.
Несмотря на идущую полным ходом Первую мировую войну, накануне революции киноотрасль в России — одна из наиболее интенсивно развивающихся. Осенью 1916 года владельцы кинофабрик и кинолабораторий обращаются в Министерство торговли и промышленности с просьбой разрешить ввоз кинопленки из Америки — из-за военного положения, ограничившего импорт, доставка пленки «Кодак» и «Сигма» почти прекратилась, а в России ни пленку, ни оборудование для сьемки и показа не производят.
Для придания важности ходатайству кинопромышленники включают в обращение данные по прокату: «Ежедневная посещаемость всех 4.000 кинотеатров достигает 200.000 человек. Военного налога электротеатры уплачивают около 30.000 рублей в день». С началом войны и запретом на ввоз немецких фильмов увеличивается собственное производство фильмов. С введением «сухого» закона возросло и внимание к кинематографу у простого народа: есть сведения, что «за первые два года войны доходы кинопредпринимателей выросли в три раза, а число посещений на душу населения в четыре раза».
Своим бурным ростом кинематограф заставил обратить на себя внимание власти, и постепенно начала формироваться идея государственного контроля над ним. Первый госзаказ (его подобие) породила начавшаяся война. Внутри Скобелевского комитета (полугосударственной-полуобщественной организации, созданной для благотворительных целей с одобрения императора в 1904 году) в марте 1914 года был создан военно-кинематографический отдел, который получил монополию на съемку фронтовых действий (монополия была отменена только в конце 1916 года). По приказу начальника штаба Верховного Главнокомандующего на различные участки фронтов были направлены пять операторов, которые работали под наблюдением специально выделенных офицеров.
На материале военной хроники был смонтирован фильм «Под русским знаменем». На съемки в действующей армии выделены значительные деньги, и в 1916-м появился второй хроникальный фильм «Вторая Отечественная война 1914-1915 гг.» (для него в общей сложности отснято около семи тысяч метров пленки). Делались и игровые фильмы из военной жизни. По воспоминаниям Ханжонкова, Скобелевский комитет «выколачивал деньги, чем возможно. Например, администрация добивалась разрешения на исключительное право сдачи напрокат спальных матрацев пассажирам железных дорог».
За 140.000 рублей Комитет выкупил у частных предпринимателей кинооборудование и площади. В Петербурге заработала кинофабрика Скобелевского комитета с лабораторией для проявки пленки и оборудованием для печати, а в Москве — кинофабрика на Верхней Масловке, то есть, можно считать, с 1914 года в России появилась первая привилегированная полугосударственная кинокомпания.
Царским правительством всерьез обсуждалась необходимость национализации кинопроизводства и проката. Во всяком случае, протопресвитер русской армии и флота отец Георгий Шавельский в своих воспоминаниях сообщил о неких шагах, которые он — лицо, облеченное немалой властью, и приближенное к государю и главнокомандующему, предпринимал в этой связи:
Перед самой войной начал завоевывать огромные симпатии широкой публики кинематограф. Это замечательное изобретение могло бы служить самым высоким задачам общественной и государственной жизни. К сожалению, оно оказалось в руках торгашей, которые, преследуя одну цель — наживу, сделали его орудием для игры на самых низменных чувствах толпы.
Результат получился печальный: вместо того, чтобы образовывать, развивать и возвышать зрителей, кинематограф возбуждал и обострял у них низкие инстинкты и пошлые чувства; вместо того, чтобы быть подлинной культурной школой, кинематограф стал школой разврата. Мне казалось, что государственная власть должна была обратить самое серьезное внимание на это и так или иначе пресечь развращающее влияния кинематографа. Я решил свои мысли изложить Государю, что и сделал, когда последний после одного из завтраков сам подошел ко мне. Это было летом 1916 года. Выслушав меня, Государь дополнил мой доклад:
— Это совершенно верно! Кинематограф, показывая по большей части сцены грабежа, воровства, убийств и разврата, особенно вредное влияние оказывает на нашу молодежь. <...> [тут следовал пространный пример поведения мальчика из придворной обслуги, игравшего под воздействием кинематографа в преступника, мною выпущенный. — Примеч. автора] Я с вами совершенно согласен, — закончил Государь, — что в отношении кинематографа надо что-то предпринять. Я подумаю об этом.
Однако прошло после этого разговора более месяца, но о мерах для обуздания кинематографа не было слышно. Тогда я попросил профессора Федорова, чтобы он во время прогулки с Государем навел разговор на кинематограф, чтобы узнать его мнение. На другой день профессор сообщил мне, что он исполнил мою просьбу и посоветовал мне еще раз побеседовать с Государем.
Когда я опять напомнил Государю, тот прервал меня: «Отлично помню о нашем с вами разговоре и много думал по поводу его.
Когда приедет ко мне с докладом министр финансов, я посоветуюсь с ним, и тогда примем нужные меры».
Реакция министра финансов известна: в своем докладе Министерству Внутренних дел он написал: «28 января 1916 года Его Императорскому Величеству благоугодно было обратить внимание на необходимость введения в Империи государственных монополий аптечной и на кинематограф». «Предполагаемая монополия на кинематограф, <...> [как] комментируют в переписке должностные лица, лишена фискального значения, в смысле источника увеличения государственного дохода, и установление её в основе своей должно быть направлено к прекращению вредного влияния кинематографических зрелищ на население и к осуществлению просветительных и воспитательных задач».
Кстати о фискальном значении: налогом кинотеатры на законных основаниях облагались с января 1915 года. Забота протопресвитера и императора о нравственных устоях не встретила должной поддержки в кабинете министров, да и времени для просвещения у власти оставалось не много. Хотя возникали и обсуждались разные проекты, например, министр народного просвещения граф Павел Игнатьев предлагал, сохранив частный сектор кинематографии, поддерживать государственным финансированием некоммерческие сферы кинематографа, работающие на деревню, школу, университет. Он писал о необходимости создания фильмотеки, киномузея и особого комитета по делам кинематографии при своем министерстве. Но были и другие предложения. За национализацию отрасли выступал министр внутренних дел А. Д. Протопопов, в планах была установка надзора за производством отечественных фильмов, ввозом зарубежных картин, репертуаром кинотеатров, то есть полная национализация всей отрасли.
Февральскую революцию кинематографисты встретили с воодушевлением. Тут же был создан Союз отечественной кинематографии.
Александр Разумный вспоминает: «За несколько месяцев до Октября [а на самом деле буквально через несколько дней после отречения Государя в марте 1917 года. — Примеч. автора.] впервые собрались киноработники Москвы — актеры, режиссеры, сценаристы. Пришли и прокатчики, операторы, художники. Наше собрание напоминало Ноев ковчег. Вспыхнули горячие споры. Выдвигались разные планы объединения. Кто предлагал создать единый производственный союз всех киноработников, кто — объединять по профессиям: актеров кино с актерами театра, художников и декораторов — с театральными художниками и станковистами.
После долгих споров было принято решение — организовать Союз работников художественной кинематографии. Утвердили устав Союза. Выбрали Правление Союза и председателя Союза — артиста кино О. Рунича. Заместителем председателя был избран Никандр Туркин, бывший редактор журнала искусств «Пегас». Помню, как долго обсуждался первый параграф — о целях Союза. Наконец была принята такая формулировка: «§ 1 Объединение работающих в области художественной кинематографии — на началах самодеятельности, самопомощи и товарищеской солидарности, т. е.: охрана профессиональных прав и интересов, защита этических требований членов Союза, содействие развитию и процветанию художественной, научной и культурной работы в кинематографии».
Новый союз активно взялся за работу. Известно, что уже 3 марта в Петрограде комитет Союза отечественной кинематографии принял решение о создании картины под названием «Великие дни Российской революции от 28 февраля по 4 марта 1917 г.», куда должны были войти все съемки, отражавшие дни революции в Петрограде и в Москве. Этот Союз объединил не всех кинематографистов, в его уставе даже был пункт, по которому «в состав Союза не могут войти капиталисты-работодатели. В случае же превращения состоящего уже членом Союза лица в капиталиста-предпринимателя в области кинематографии, вопрос о сохранении за ним права состоять членом Союза разрешается в каждом отдельном случае особо...» То есть предполагалось, что кто-то из режиссеров или актеров может и поменять свой статус, увлекшись кинопроизводством, которое после Февральской революции не только не остановилось, но и обрело новое — неподцензурное — дыхание.
Сразу после Февральской революции киноотдел Скобелевского комитета реорганизован. Произошло это по инициативе Военной комиссии Государственной думы Комитета и под контролем Исполнительного комитета Петроградского и Московского Советов рабочих и солдатских депутатов, где большинство голосов имеют эсеры и меньшевики — так что из монархически-патриотического он сразу стал, как тогда говорили, «мелкобуржуазным», то есть социал-демократическим. Первым делом создали отдел социальной хроники, который занимался съемками быта рабочих, а также фиксацией на пленку наиболее важных исторических событий в период и после Февральской революции. Киносъемки на митингах и празднованиях можно было производить только «с разрешения для каждого фильма редакции Совета рабочих депутатов».
В июле 1917 года в петроградском Скобелевском комитете помимо отдела социальной хроники, существовал военно-кинематографический отдел и отдел народного кинематографа, а также отдел цветной фотографии. Весь снимавшийся материал проявлялся и печатался в Петрограде. Прокатные конторы находились в обеих столицах.
В августе 1917 года на кинофабрике Скобелевского комитета в Петрограде происходит политическая забастовка, в которой принимают участие 250 рабочих и служащих. Участники забастовки требуют увеличения заработной платы, введения рабочих и служащих в состав Правления Комитета, введения рабочего контроля за приемом и увольнением рабочей силы.
После Октября киноотдел Скобелевского комитета некоторое время существовал в прежнем виде, но в марте 1918 года он был национализирован, а 30 апреля на его базе был учрежден Петроградский комитет Северных коммун во главе с Дмитрием Лещенко, унаследовавший все имущество и оборудование, а также значительную часть кадровых ресурсов. Этот Петроградский комитет Северных коммун, сокращенно «Севкино», считается началом истории «Ленфильма».
В справке о создании студии на официальном сайте «Ленфильма» пишут: «Петроградский кинокомитет национализировал павильон Бориса Глаголина, ателье „Кинодело“, а также кинолабораторию фирмы „Биофильм“. Тогда же в 1918 году Петроградский кинокомитет реквизировал 68 кинотеатров города». Но тут речь идет, скорей всего, все-таки не о Севкино, а о Петроградском отделении Кинокомитета Наркомпроса — какое-то время оба Кинокомитета, московский и петроградский, довольно сильно соперничали, московский был больше, но питерский имел более широкую прокатную сеть (по некоторым данным, в Петрограде было свыше 300 кинотеатров).
Но реквизиция кинотеатров и части кинофабрик еще не означала тотальную национализацию. В январе 1918 года было опубликовано разъяснение Петроградского отдела местного управления Наркомата внутренних дел по поводу жалобы некоего Назарова на реквизицию его кинотеатра, произведенную местным Советом города Петропавловска Акмолинской области: «Советам Рабочих и Солдатских депутатов предоставлено право реквизиции в общественную пользу кинематографов, а равно и инвентаря при них, а также (право) эксплуатации таковых». То есть право есть, но пользоваться им Советы не обязаны, решать, оставлять ли кинотеатр владельцу или забирать его себе, новая власть предоставляла местным органам самоуправления.
Сегодня трудно себе это представить, но революция не сразу изменила ситуацию в кинематографическом мире. Инерция была велика, шла обычная деятельность, на которой сказывались скорее бытовые трудности, чем политические преобразования.
В. Аксёнов в своей книге «1917 год: социальные реалии и киносюжеты» приводит такие цифры: «В Москве, например, в 1917 году был 71 электротеатр общей вместимостью 23.782 места... В день кинотеатры могли дать до десяти сеансов. Репертуар столичных кинотеатров в 1917 году состоял из массива в 514 фильмов. Причем более половины из них (только игровых картин было снято 245) были выпущены и стали демонстрироваться именно в 1917 г. Правда, за 1916 г. русских картин было выпущено 499. Это говорит о некотором снижении темпов отечественной кинопромышленности в период революции, что, впрочем, учитывая общий экономический кризис 1917 г., не удивительно».
В самые бурные месяцы 1917 года (с марта по декабрь) было продано 8,5 миллионов билетов. Но при всей востребованности кинематографа и желании владельцев кинотеатров зарабатывать, возможностей для этого становилось все меньше. Осенью 1917 года кинотеатры Москвы и Петрограда из-за экономии электроэнергии перешли на трехдневный режим работы. Сборы падали.
Частные кинопромышленники начали переезжать на юг. Ханжонков еще весной 1917 года начал строить в Ялте летнюю съемочную базу, позже там же построил павильон Иосиф Ермольев. Едет в Крым и Александр Дранков, и Дмитрий Харитонов, который уехал позже в Одессу. Сумятица и неустроенность жизни в столицах гнала их на юг, но мало кто понимал тогда, куда приведет страну новая власть. Казалось, трудности временные, новое правительство или прогонят, или оно уйдет само, и нужно только потерпеть. Лишь самые прозорливые уже зимой 1917-1918 года готовятся к полной эвакуации.
В среде предпринимателей время от времени циркулируют слухи о готовящейся национализации всего кинодела. На этом фоне выделяется инициатива пятерых представителей Союза киноработников. Режиссер, актер, кинопредприниматель Владимир Гардин, сценарист Михаил Шнейдер, художник Василий Ильин, сценарист и переводчик Витольд Ахрамович-Ашмарин, поэт и драматург Абрам Гольденберг (Арго) в марте 1918 года публикуют манифест-циркуляр «О переходе в ведение Союза киноработников всех кинематографических фабрик, ателье, прокатных контор, кинотеатров и складов». И хотя Союз поспешил отмежеваться от данной акции и исключил инициаторов предложения из своих рядов «за самочинный захват власти», ситуация складывается довольно нервная.
В марте 1918 года с организацией Кинокомитета Наркомпроса устанавливается государственный контроль над кинематографом. Прежде всего в его обязанности входит организация учета дефицитной пленки, проведение регистрации кинооператоров, учет киноаппаратов, выдача разрешений на съемку и регуляция частных сделок. Осуществлял Кинокомитет и цензурирование фильмов. Тогда же Комитет скупает на внутреннем кинорынке все американские фильмы для организации монопольного государственного их проката, приобретает кинопленку.
Идут разговоры о немедленном создании собственного производства пленки, но при тогдашнем состоянии промышленности это намерение не может быть реализовано. Пленки становится все меньше, и дефицит не может не подталкивать революционно настроенных кинематографистов к противодействию тем, кто не разделяет их идейных порывов.
Нарком Луначарский при этом заявляет, что «национализация всего кинематографического дела в России не нужна и даже, если хотите, вредна». Луначарский намеревался создать государственный сектор, который будет вытеснять частный через конкуренцию. Идей было много. Александр Разумный: «Вспоминаю долгие зимние вечера на квартире у Анатолия Васильевича Луначарского в Кремле. Он беседовал с работниками Наркомпроса и с кинематографистами о планах будущего киногорода, Наркомпрос не только разрабатывал планы на будущее, но и руководил повседневной жизнью социалистической культуры, все более активно проводя партийную политику в этой области. На все основные студии был спущен план агитфильмов, которые надо было сделать в кратчайшие, прямо-таки немыслимые сроки — за несколько дней, чтобы начать их демонстрацию уже 23 февраля, в первую годовщину Красной Армии».
То есть студии по большей части не были реквизированы, но, оставаясь частными, они уже подчинялись Кинокомитету, который спускал заказ на фильмы для государственной пропаганды.
В начале 1919 года бытовая ситуация не благоволит обычному кинопроцессу. Зимой 1919 года, по постановлению чрезвычайной комиссии по электроснабжению Москвы, все московские кинотеатры закрываются. Только ради праздника Красной Армии Кинокомитет договаривается о том, что десять кинотеатров на день получат электроэнергию, и показ заказанных агитфильмов все же состоится 23 февраля. Новое государство видит в кинематографе большие возможности, но не умеет найти форму, которая позволила бы поставить эти возможности на службу новой идеологии: средств не хватает, а производство кино требует затрат. Ради концентрации всех возможностей производится очередная реорганизация, в феврале-марте 1919 года на базе московского Кинокомитета создается Всероссийский фотокинематографический отдел Наркомпроса отдел (ВФКО), которому поручается соединить разрозненные части кинохозяйства в единую систему. «Мы получили помещения киностудий без аппаратуры, — пишет Разумный, — прокатные конторы с обрывками рекламных плакатов, пустые коробки и изношенные копии картин, непригодные для демонстрации: предприниматели словно предчувствовали, что их ждет в ближайшем будущем. Саботаж усиливался. Многие знакомые по Союзу перестали со мной здороваться, демонстративно не замечая на улице или в кафе. Построенный незадолго до революции акционерным обществом „Биофильм“ (и соответственно застрахованный на очень крупную сумму) павильон в Петровском парке, на который мы рассчитывали, по неизвестным причинам сгорел. В помещении фабрики было много кинопленки, декоративного фундуса, строительных материалов, костюмов. Все это в несколько часов безвозвратно исчезло...
Запасы пленки подошли к концу, и ее едва хватало для нужд хроники, лучшие представители которой — П. Новицкий, П. Ермолов, А. Левицкий, А. Вериго-Даровский, Г. Лемберг, Э. Тиссэ — и многие другие бесстрашные и опытные мастера снимали бесценные кадры боев победоносной Красной Армии на разных фронтах гражданской войны. Предпринимались попытки достать пленку за рубежом, преодолев глухую блокаду Советской России. Так, в Америку послали для закупки пленки некоего Жоржа Чибрарио де-Годена, представителя английского акционерного общества „Транс-Атлантик“. Но, получив крупную сумму денег, он уехал, чтобы исчезнуть навсегда».
Отсутствие хозяйственного и управленческого опыта, политика военного коммунизма, скачки валютного рынка, саботаж кинематографистов, экономическая блокада и общий развал экономики сделали поставленную перед ВФКО задачу практически невыполнимой. На помощь пришел административный ресурс: 27 августа 1919 года Малый Совнарком принимает декрет «О переходе фотографической и кинематографической промышленности и торговли в ведение Наркомпроса»,
то есть, выдает мандат на полную национализацию всей отрасли. «Тем самым государственный кинематограф в масштабах целой страны поступал в полное распоряжение маленького бюрократического установления при Наркомпросе, — пишет современный исследователь истории кино А. М. Евтушенко. —
Сам вопрос о „Десятой музе“ ставился даже не на Совете Народных Комиссаров РСФСР, а на так называемом Малом Совнаркоме, т. е. в комиссии, в которую „сплавляли“ мелкие, малозначительные вопросы. В тогдашнем чиновничьем быту ее называли „вермишельной комиссией“. Советские историки кино позже тщательно скрывали прохождение великого ленинского декрета о кино через эту самую „вермишельную комиссию“. Между тем низкий государственный статус экранного искусства в 1919 году надежно свидетельствуется именно таким направлением дела. В. И. Ленин в заседаниях Малого Совнаркома не участвовал и подписывал его документы не читая, а только просматривая их».
Декрет не дал — да и не мог дать — никаких продвижений вперед в области производства и проката фильмов. Он лишь установил абстрактную возможность существования кино как отрасли государственного управления.
Опубликованный в начале сентября закон не принес никаких реальных результатов, республике было не до кино, а руководство Наркомпроса просто не имело никаких навыков в этом вопросе. Единственным шагом, который был предпринят, стало опечатывание документов, касс и остатков фильмов в ряде прокатных контор Москвы. Это действие повлекло окончательное разорение кинотеатров, но никак не сказалось на политике государственного управления киноделом.
Когда в декабре 1922 года Всероссийский фотокинематографический отдел Наркомпроса отдел (ВФКО) был снова реорганизован в Центральное государственное кинопредприятие («Госкино»), декрет сам собой утратил силу. Хотя еще при его действии в ноябре 1921 года в Москве было зарегистрировано частное «Декрет не дал — да и не мог дать — никаких продвижений вперед в области производства и проката фильмов. Он лишь установил абстрактную возможность существования кино как отрасли государственного управления» во главе с М. Шлуглейтом и А. Бахрушиным. Ими было арендовано у Наркомпроса бывшее ателье Ханжонкова, носящее уже название 1-й Госкинофабрики. Впрочем, через год договор с товариществом «Факел» был расторгнут из-за неисполнения обязательств.
Новая организация — Госкино, была уже не отделом Наркомпроса, а самостоятельной единицей, полномочия которой, впрочем, были невелики. Во-первых, в условиях НЭПа она стала хозрасчетной, ей надо было зарабатывать средства на свое существование и развитие. А в киноиндустрии к этому времени уже сложилась новая конкуренция.
Кинематографом занималось несколько акционерных обществ. «Севзапкино», «Кино-Москва», «Кино-Север», «Пролеткино» и другие уже производили кинохронику и игровые картины, снова получили в распоряжение городские кинотеатры, покупали импортные фильмы. В уставах этих обществ содержалось требование — не менее 51% основного капитала должно принадлежать государственным органам и учреждениям.
Тем не менее, управление и творческая часть находится в руках частных лиц, которые справляются с этим куда лучше громоздких государственных контор. С 1918 по 1923 год вполне благополучно работает товарищество «Русь», кооперативное предприятие, хозяином которого выступает творческий коллектив. Кооператив — та форма собственности, которую разрешает законодательство рабочей республики, поэтому М. Н. Алейников, редактор, сценарист, председатель Правления, заключает с Кинокомитетом договор, арендуя на пять лет две московские кинофабрики. Коллектив получает право монопольного проката и продажи своих фильмов. На валюту, вырученную от проката одного фильма «Поликушка» в Европе и Америке, Алейников закупает пленку и аппаратуру — для собственных нужд и для нескольких государственных студий. В 1923 году, впрочем, Алейникову придется снова изменить форму собственности, учредив акционерное общество со смешанным капиталом, возникшее из слияния ТО «Русь» и «Международной рабочей помощи». Но факт остается фактом — в советской стране могли существовать отдельные успешные не государственные кинопредприятия. «Русь» продержалась до 1935 года.
Всерьез за кинематограф советское государство взялось в 1923 году, когда после XII съезда на одном из заседаний Совета Народных Комиссаров СССР Совнарком после сообщения наркома просвещения А. В. Луначарского о создавшемся в кинематографии тяжелом положении для разработки проекта реорганизации всего кинодела была учреждена специальная комиссия под председательством В. Н. Манцева. Комиссия предложила объединить все кинопредприятия в единое акционерное общество, и это предложение было принято. 13 июня 1924 года вышло постановление СНК РСФСР «Об учреждении Акционерного общества по производству и прокату кинофильмов в РСФСР». Позднее оно получило название Всероссийское фотокинематографическое акционерное общество «Советское кино» («Совкино»). Слияние должно было проводиться на основе акционирования кинопредприятий, с целью объединения их капиталов, а также производственных, прокатных и экспортно-импортных операций. «Киноколхоз» был создан.
Идеологическое руководство при этом должно было сохраниться за Наркомпросом. Но на проходившем в 1924 году XIII съезде партии куратор Агитпропа Иосиф Сталин скажет: «Плоховато обстоит дело с кинематографом. Надо взять его в свои руки». Конечно, в виду он будет иметь не руки партии, а свои собственные.