Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Эраст Гарин и Николай Эрдман
О дружбе и совместной работе

Ю. Любимов:

У меня есть такая своя странная, может быть, гипотеза: Эраст Павлович, как говорится, был «ушиблен» Николаем Робертовичем. Николай Робертович так однажды изумил его, словно случайно залетевший инопланетянин, что Эраст Павлович Гарин поневоле стал играть Эрдмана и на сцене, и в жизни и создал маску, замечательную «эрдмановскую» маску, как актер.

Он был блестящий актер, но он всегда играл Николая Эрдмана и даже изменял свою «маску», как в жизни изменялся Николай Робертович. Николай Робертович слегка заикался, и так же чуть заикался Гарин. А когда Николай Робертович больше стал заикаться от своей трудной жизни сатирика, то больше заикаться стал Гарин.

Почему я говорю, что Гарин был «ушиблен» Николаем Робертовичем? Потому что Николай Робертович и меня, когда я был еще молодым актером, обучил двум вещам, за что я ему глубоко благодарен. Во-первых, он всегда говорил: «Юра, но вы же артист, вы же должны чувствовать слово...» Слово! Он так и читал свои пьесы — уникально, как бы «по словам», не комкая их, не проговаривая. И мне кажется, любовь Эрдмана к слову Гарин и почувствовал как актер. Он прежде всего отличался тем, что прекрасно произносил текст. Теперь актеры часто теряют слово, проборматывают реплику, а это ужасно. Николай Робертович был поклонником театра Диалога.

М. Вольпин:

У меня несколько другое впечатление от Гарина... Я не думаю, что появился в театре однажды Эрдман, прочел «Мандат» и Гарин тут же совершенно был «ушиблен» им... Думается мне, что всегда жила в Гарине эта любовь к слову. Любовь к дикции, если хотите.

Ю. Любимов:

Она попала в благодатную почву, как библейское зерно...

М. Вольпин:

В данном случае было совпадение. Драматургия «Мандата», конечно, была удивительная. Читал Николай Робертович очень хорошо, но я думаю, Гарин очень похоже прочел бы роль Гулячкина и сыграл ее, если бы и не слышал чтение автора. Я еще до «Мандата» встретил Гарина и был поражен сходством речи его и Эрдмана. Не о внешнем сходстве я говорю. Во внутреннем облике Гарина, его чувстве юмора, насмешливости, ощущении силы слова было с самого начала что-то сближавшее его речь с речью Эрдмана. Но уже дальше начинается влияние личности, а не манеры произносить слово.

Тут надо сказать, что Эрдман стал для семейства Гариных действительно первым человеком на свете. Причем деликатность Гарина была поразительна по отношению к Эрдману. Он, Эрдман, находился в ссылке, у черта на куличках, в Красноярском крае. И приехал туда к нему Гарин. Вдруг является. Просидел у него час. И говорит: «Мне уже пора, я тороплюсь». — «Куда?» — «Пароход». — «Какой пароход?» — «Которым я приехал». И уехал!..

Потом я спросил Гарина: «Что это вы приехали на час в Енисейск?» Он говорит: «Я побоялся, что буду лишним, что я там помешаю Николаю Робертовичу». Он был все-таки удивительный в этом смысле человек, и очень своеобразный... ‹…›

Ю. Любимов:

Я часто встречался с Гариным, очень часто. Я тогда жил на улице Чайковского, а он шел обычно мимо — из Театра киноактера. Меньше тридцати минут наши встречи не длились. Это было нашей общей страстью — начинался разговор, с юмором, о делах наших театральных, и долго не хотелось прерывать его. Он мне много рассказывал о Николае Робертовиче и о Мейерхольде. Я мальчишкой смотрел у Мейерхольда «Даму с камелиями», «Ревизора», и только.

А однажды мы проговорили всю ночь до утра (мы с ним тогда жили в одном номере) и вместе пошли на съемку... И вот что мне очень запало из того ночного разговора... Эраст Павлович говорил: «Какие мы, артисты, были дураки, как мы не понимали Мастера, и какой я был дурак!..» Эта черта запомнилась мне в Эрасте Павловиче. Так мог сказать о себе только мыслящий человек. Думаю, он видел в Мейерхольде живой ум.

М. Вольпин:

Гарин, я согласен, принадлежал к разряду очень умных людей. Он был очень умный человек, и актер поэтому тоже очень умный.

Ю. Любимов:

... Гарин настолько любил Николая Робертовича, что восстановил в Театре киноактера его «Мандат», повторил по возможности спектакль Мейерхольда. Николай Робертович был счастлив.

М. Вольпин:

Три дня был счастлив. Говорил, что это полная и настоящая победа в возврат молодости. А потом, когда спектакль посмотрели пожилые зрители, которые шли в Театр киноактера, как в мемориал, в свой мемориал, то вдруг увидели, что Гарин уже стар для роли Гулячкина. Он играл Гулячкина с прежним темпераментом, а возраст уже просто не позволял...

Ю. Любимов:

Была у Эраста Павловича еще одна замечательная черта. Вот я вспоминаю съемки «Каина XVIII». Там собрались такие «кашалоты»! Там были и Чирков, и Жаров, и Сухаревская... И был Гарин, который был абсолютно не «кашалот». На съемочной площадке я еще раз имел возможность убедиться, какой это был деликатный человек — Эраст Павлович. Он был совершенно свободен от «звездной» болезни и слушал каждое замечание режиссера, как самый скромный ученик.

И удивительного мужества был человек. Плохо видел уже, все равно работал, как молодой артист, всегда были у него новые идеи, большие планы. Всегда он ходил на премьеры, всем интересовался. Иногда он был злой зритель, по-хорошему, по-умному злой, и до последнего дня не мог жить вне театра. Уж совсем себя плохо чувствовал, но всегда приходил к нам на Таганку поглядеть, что у нас нового.

И вот это, как бы точнее сказать, любопытство к своему цеху — это ведь великое качество! Это все одна цепочка... Она была совершенно зрима. Николай Робертович нес от Гоголя свою цепочку и потому умел ценить слово. Гарин от него брал любовь к писательскому, к сценическому слову. Нельзя, чтобы она умерла, она должна жить дальше...

М. Вольпин:

А могли бы вы представить такого артиста, как Гарин, в своей труппе?

Ю. Любимов:

Обязательно! Эраст Павлович даже мне как-то сказал: «Может, мы чего-нибудь сделаем?» Он хотел что-нибудь поставить у нас в театре. А потом, знаете, как-то сказал: «А впрочем, у вас, Юра, ставить мне не надо, вы сами поставите...» Нужно быть мужественным человеком, чтобы так сказать. Ну, получилась у меня похвальба, зачеркните это.

М. Вольпин:

Нет, не надо зачеркивать. Это ценное свидетельство.

Ю. Любимов:

Гарин был очень талантливый человек: ведь работать в такой манере, которую он избрал, нашей школе русской не свойственно, это, скорее, чаплинская школа — школа актерской маски. Чаплин создал бессмертную маску. У нас пробовал создать маску Ильинский — «Закройщик из Торжка», «Праздник Святого Йоргена» — помните, он имел огромный успех. Именно тогда он создал маску. Но потом от нее отказался. Жалко, что он перестал эту маску разрабатывать — он мог бы достигнуть больших результатов.

А Гарин пошел дальше Ильинского. Но соответствующих не было сценариев, у нас это как-то не очень поощряется, у нас одна есть школа — Станиславского, других не бывает... Даже некоторые наши корифеи иногда не в состоянии были отличить маску, это высшее достижение актерского искусства, от штампа. Михаил Михайлович Тарханов, помнится, говорил: Станиславский учил нас избегать штампов. А вот у Чаплина — один штамп, а как прожил! Ай-ай-ай! А ежели у меня три штампа, то я буду жить-то ого-го как!

М. Вольпин:

Штамп и маска — это разные вещи. Маска — это такое лицо актера, который себя не меняет, а играет в этом что угодно. Думаю, что Гарин, сохраняя вот эту свою манеру говорить, также любя слово, очень широкий диапазон ролей мог бы сыграть у режиссера, который его бы с этой стороны использовал.

Ю. Любимов:

Он недооцененный актер. Он великий артист. Такого второго артиста, как Гарин, нет и не будет...

Эраст Гарин и Николай Эрдман (Беседа М. Вольпина с Ю. Любимовым) Записал А. Хржановский // Ученик чародея: Книга об Эрасте Гарине / Сост., подгот. текст., коммент. А. Ю. Хржановского. М.: Издательский дом «Искусство», 2004.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera