С 1926 года киностудии советуют Кулешову не снимать «некрасивую и худую» Хохлову. Против рыночной логики руководителей «Межраппом-Руси» Виктор Шкловский и Сергей Эйзенштейн выпускают книгу эссе, посвященную актрисе, раскрывающую ее образ в контексте советского кино-авангарда. Ниже приводятся отрывки текста Шкловского, кинокритика, представителя формальной школы.

[...]
У Хохловой на экране нет случайного.
И нет усилия в фильтровке движения. Свободная и доходящая мимика.
Она — актер чистейшей воды.
Есть кинонатурщики — люди, которых берут в фильм за характерность.
Есть в мире несколько десятков киноактеров. Для них пишутся сценарии, потому что само их движение, их способ передачи ощущения — это уже искусство.
К числу этих людей и принадлежит Хохлова.
У Кулешова есть вина. [...]
Он не нашел для Хохловой сценария. А режиссер должен быть часто для актера подсвечником.
Хохлова играла не свои роли, а штампованную роль женщины-обольстительницы.
Вот что написал немец об игре Хохловой (в «Берлинер тагеблатт»):
«...Но я никогда не забуду улыбки Хохловой, когда она умирает в „Луче смерти“.
Это — абсолютный товар.
Теперь появилась вторая большая картина Кулешова.
И в течение двух долгих часов нужно было смотреть на чудеса картины и Хохловой, при этом ни разу не пришлось перевести дух, хотя Хохлова и должна была отказаться от всей своей оригинальной прелести.
И только взблески тут и там показывали, что это в совершенстве развившее свое искусство тело могло бы с такой же уверенностью изобразить и самые неуловимые, тончайшие и лучшие чувства, если бы это входило в круг работы Хохловой».
Игра Хохловой поразила американца. В Нью-Йорк Таймсе Дуранти написал:
«Помимо пропагандистского интереса „Приключения мистера Веста“ имеют большое значение, являя собой пример новой кинематографической техники в России... Результат необычайно успешен... Героиня, г-жа Хохлова, следует новой технике в совершенстве. Каждое ее движение так искусно и вместе с тем так естественно, что дает впечатление новизны и оригинальности, до чего далеко большинству фильмов, которые я когда-либо видел».
Но признак посредственности — ничему не удивляться. Это сказал Сенека. Поэтому русская литература о замечательной артистке бедна. [...]
Мастерство Хохловой не использовано.
Мы не видим на экране ее выразительных ног. Блеска ее глаз. Всю отчетливость ее работы. Мы не видим Хохловой в том жанре, в котором она должна работать, — в психологической фильме.

У Хохловой есть умение не только работать с вещью, а овеществлять всякое душевное переживание. [...]
Вот как характеризует Хохлову в «Берлинер Тагеблатт» спец. корреспондент Павел Шеффер (статья «Театральные впечатления в Советской России»):
«Накануне моего отъезда в Петербург, не без стеснения во времени, я был приглашен на генеральную репетицию в кинематографическую „Студию“. [...]
Играли очень хорошие актеры. Постановка поразительных режиссеров. „Наш режиссер — наша душа“.
Но вне самых высоких оценок — игра госпожи Хохловой. Очень интересный тип; невероятно узкая, худая и элегантная; лицо — нечто среднее между Кокленом и нашим представлением о „Маркизе фон О.“ Клейста.
Актриса с совершенной мимикой. В белых шелковых, много раз штопанных чулках, одетая в сохранившиеся с прежних времен туалеты, она создала законченный образ одушевленной тени. Полная естественность, в зависимости от музыки, которую можно было бы назвать зависимостью музыки от нее, и с гениальной простотой. Великолепная игра глаз, неописуемая молниеносностью взгляда.
Когда после этого потока актерских откровений я отдал себе отчет, то понял, что все это совершалось по строгим законам, которые открыл и разрабатывает этот кружок. При этом полная непринужденность. Беспрерывное вдохновение. Наряду со многими достойными подражания — неподражаема. Я счастлив был встретить такое явление в Москве».

Шкловский В. А. Хохлова // А. Хохлова. М., 1926.