(Интервью Олега Пуухнавцева; 2001 год)
— Не обидно бывает, что лавры достаются режиссёрам, а драматурга забывают? Те же «Покровские ворота», может, самое народное ваше произведение, как правило, связывают с Козаковым, вспоминают актёров, но не вас...
«Покровские ворота» — прекрасная работа Козакова, и я был счастлив, когда он её сделал. Мы — большие друзья, бедный он, царство ему небесное, как-то тяжело умирал, эта мятущаяся жизнь между двумя странами... Я вообще не слежу особенно, сказали обо мне или нет, моё дело — дать текст, и, если он остаётся на слуху, чего я могу ещё желать?.. <...> Замечательный, как сейчас говорят, актёрский кастинг, каждый играет то, что должен играть... У меня были и ещё телевизионные фильмы, скажем, Фокин блестяще поставил «Транзит», я ему страшно благодарен. <...>
— Леонид Генрихович, а бывали такие времена, когда не ощущалось «кризиса современной драматургии», когда эта формулировка была неактуальна?
История театра определяется личностью драматурга. Да, был театр Островского, но не мог же весь громадный русский театр ставить его одного. Ставили какие-то пятиактные пьесы, да ещё потом три акта водевиля играли, кучера ждали, когда спектакль окончится, а публика сидела по 8–10 часов в театре. Но со временем драматургия отцеживается и выясняется, что от какого-то периода остаётся, к примеру, Островский. Или театр Чехова. А ведь Чехов написал не так много пьес. Он один не мог быть лицом всего театра — в реальности каждый день люди ходили в театр, что-то смотрели, но остался Чехов.
— А кто из ваших товарищей по цеху, ваших современников, станет классиком?
Я, конечно, очень высокого мнения о Володине. Думаю, его могут играть ещё долго, две-три пьесы точно... Когда от драматурга остаётся несколько пьес — очень хорошо... Алексей Николаевич Арбузов, мы с ним тоже были в дружеских отношениях... Я думаю, что-то может остаться — «Жестокие игры», «Таня»... Хотя и в меньшей степени, чем Володин, Саша больше связан с современностью... Очень талантлив Радзинский. Останется ли что-то у Рощина, не знаю, он очень привязан к своему времени. У Володина пьесы корреспондируются с внутренней жизнью человека.
— А Вампилов?
Чрезвычайно талантливый был человек, но очень уж рано ушёл — в 35 лет, в этом возрасте настоящий драматург только начинается. Я думаю, что «Утиная охота» может иметь будущее, он точно нашёл героя — Зилова.
— Главное — найти героя?
Героя, на котором есть резкая печать времени. То же самое и у актёров. Кто у нас застрял в памяти? Даль, например, схватил своего героя, неприкаянного, выламывающегося из эпохи.
— А сегодняшний герой? Вы его чувствуете, кто он?
В жизни выжить трудно, она тебя берёт на излом. Поэтому натура, которой удаётся устоять, привлекает и выражает своё время.
— Один из ваших киногероев, может быть, единственный в своём роде — солдат из фильма «Мир входящему», которого сыграл Виктор Авдюшко. Этот герой не сказал ни слова за весь фильм. Ещё одно выдающееся кино, которое находится на обочине общественного сознания... — Да, его очень редко дают по телевизору. Прекрасная работа Алова и Наумова. — Вот человек промолчал весь фильм...
Ни одного звука... Тоже непростая у фильма судьба. Фурцева выпустила в конце концов, надо отдать ей справедливость... Но колебалась. Ромм и Райзман её уговорили.
— У вас как у драматурга, сценариста была возможность влиять на выбор актёров?
Моя позиция — не вмешиваться. Был только один момент, связанный с деликатной проблемой, — всё-таки «Покровские ворота» — вещь автобиографическая, и я забраковал множество Костиков, которые приходили на пробы: «Миша, здесь уж как угодно, но он играет меня, я прошу прислушаться...»
— Кого именно вы забраковали?
Помню, был спор о Николае Денисове, в ТЮЗе работал, очень способный актёр. Миша уверял, что он наконец нашёл, и вцепился в него. Я сказал: «Миша, не упорствуй, поищи ещё». Потом появился Меньшиков, и всё стало ясно...
— Когда пересматриваешь телеверсию «Варшавской мелодии», может, это и кощунственно звучит, но кажется, что Ульянов не на своём месте.
У «Варшавской мелодии» — судьба исключительная, её поставили в двухстах театрах СССР, она прошла в 16 странах, идёт по сей день. Телевидение сняло спектакли Театра Вахтангова, спектакль с Фрейндлих, с Адой Роговцевой... Но понимаете, Ульянов и Борисова были всё-таки первыми, хотя, конечно, я понимаю, что Михаил Александрович оказался в трудном положении — играл двадцатилетнего человека в сорок с чем-то. И Юлия Борисова играла восемнадцатилетнюю девочку... <...>
— На Бронной в образе Виктора, кажется, больше автопредательства, определённее трансформация романтика-шалопая в мелкого служащего — в нелепой кофтёнке, в галстучке, с портфельчиком...
Миша это тоже тонко играл, помню этот смешок его знаменитый, смех над собой. Когда мы впервые сели за репетиционный стол, я с этого начал: «Передо мной — три человека с невероятными судьбами...» Юля — королева страны (вы не представляете, кем была Борисова в то время), Ульянов — главный артист Советского Союза и Рубен Николаевич Симонов — такого счастливчика не было в истории, что в личной жизни, что на сцене, зрители его любили, власти любили, награждали, возвышали — ни одного горестного дня... А спектакль должен быть о разбитых судьбах!.. Симонову тоже досталось. Все режиссёры имели со мной горестные дни, Лобанова я отправил на тот свет с «Гостями», великого человека, моего второго отца. Завадскому я сократил последние дни, он уже не мог выйти даже на премьеру, лежал и умирал, когда «Царская охота» выходила, три года он за неё бился как лев... Вспоминаю этот мартиролог — скольким людям я сократил жизнь, — и становится не по себе. Когда у меня брали пьесу, всегда предупреждал: будете иметь неприятности. Товстоногов внутренне надломился, Рубену Симонову крепко досталось (он поставил меня трижды). Помню, как министр кричал ему в лицо: «Я не могу смотреть на эту гордую шляхетскую королеву и этого затурканного раба»... А Ролан Быков лез в петлю после того, как ему не дали сыграть Пушкина во МХАТе, работа была совершенно гениальная... Помню, на обсуждении Степанова кручинилась: «Он маленький, неказистый, некрасивый». Сидел рядом со мной Натан Эйдельман, шепнул: «Она бы хотела, чтоб Пушкина сыграл Дантес». Пушкин был, кстати, ростом ниже Быкова... Позже Ефремов всё же выпустил спектакль, сам сыграл в нём. Упрямый и верный был человек. Четыре года положил.
Зорин Л. «Процесс интереснее результата» [интервью О. Пухнавцева] // Литературная газета. 2011. 15-21 июня.