В своей книге «Судьба и ремесло» Алексей Баталов, актер, режиссер, сценарист, предстал перед нами писателем-мемуаристом, мастером литературного портрета и искусствоведческой прозы. А в конце книги в виде полуприложения он предложил две заявки на сценарий и предуведомление к ним, позволяющие «любезному читателю» в какой-то мере заглянуть в творческую лабораторию автора, к истокам вызревания его замыслов.
Такой разнообразный, чтобы не сказать, пестрый, материал нуждается в четко прочерченном остове, в кардинальной мысли, которая стала бы для автора властительницей его дум. Перечтите название книги. Это и есть обозначение темы. Судьба и ремесло, то есть личность и профессионализм, интуиция и техника в жизни художника... Тот момент, когда «душа» и «работа» сливаются в едином понятии работы души.
Это отыгрывается буквально в каждом разделе: в благоговейном повествовании о встречах с Ахматовой и Паустовским, в небольших, но броских зарисовках Веры Марецкой или Марселя Марсо, в попытках отыскать как бы внутренний механизм замечательных открытий Иннокентия Смоктуновского или Сергея Урусевского.
И, конечно, в эмоциональном перечне первых впечатлений автора — от двора довоенного МХАТа, от плачущих людей по обе стороны рампы в тыловой, «пропахшей керосином» Бугульме, от гигантского, раскрывающегося на сцене апельсина в детском спектакле «Три апельсина» — юный рабочий сцены управлял им, прижавшись щекой к полу, за задником, и ликовал всем сердцем от оваций зала, хотя уже тогда учился понимать, что аплодисменты адресованы не ему одному. И это выношенное убеждение: «Сколь бы бедным или позолоченным, жалким или прославленным ни был театр, в его повседневной сценической жизни постоянно присутствует сила первоочередного чуда возрождения, та тайна самого лицедейства, которая легко вбирает в себя все, что было, и все, что еще может случиться на подмостках».
Слог А. Баталова нетороплив, весом, от долгого прикосновения к авторской руке он хранит ее тепло. Фраза бывает кружевной, по-барочному затейливой. В других местах вдруг пахнет какой-то благородной старомодностью, чуть не архаикой. Все это, как и обращение «ты, мой любезный читатель», от почтительности перед своим предметом размышлений, от боязни, как фальши, пошлости, современного говорка записных «киношников», вульгарного панибратства богемистых Актер-Актерычей. Как хочется прочесть еще и еще о Ромме, о Хейфице, о Донском... Ведь с каждым из них связана совместная долгая работа. Непростая, изнуряющая, когда человек распахивается весь, до конца! А. Баталов может привести смешную или парадоксальную подробность, но не с тем, чтобы отложить свой обычный масштаб и повести счет на бытовые миллиметры. Личность берется им как личность — своей внутренней формулой, а не ворсинками на отвороте пиджака. Ремесло понимается не набором приемов и навыков, не как служба, а как Служение тому лучшему, что есть в твоей душе.
В прекрасной главе, рассказывающей о Шукшине, есть такой абзац: «Талант — это не просто умение „прикинуться“, не только та невообразимая легкость, с которой человек может изобразить что-то или кого-то, но непременно еще и способность видеть, понимать, чувствовать окружающий мир как часть своей собственной жизни».
Лучшим доказательством этой мысли стала сама книга А. Баталова, задуманная на первый взгляд всего лишь как «собрание мгновений» одной актерской жизни.
Демин В. О том, что сердце сберегло // Советский экран. 1985. № 10.