(Интервью 2010 года)

Когда впервые был использован термин «казахская новая волна»?

В июле 1989 года, на Московском ки­нофестивале. А чуть раньше, в апреле, меня выбрали первым секретарем СК Казахстана. В июле мы с Талгатом Теменовым привезли на тот фестиваль про­грамму новых казахских фильмов, сде­ланных в основном студентами мастер­ской Сергея Соловьева. В программе нас не было, и мы должны были как-то при­влечь внимание гостей. Мы с Талгатом сели в вестибюле гостиницы «Россия» и начали придумывать завлекательный элемент. А что придумать? Просто напи­сать «Программа из Казахстана»? Звучит как-то тускло. Тогда нас, ребят из ма­стерской Соловьева, на «Казахфильме» в шутку называли бандой Соловьева. Ну, вот думаю, так и напишу. «Банда Со­ловьева» представляет новые фильмы! Вроде привлекательно, но, с одной сто­роны, слишком по-хулигански, а с другой – не передает эстетику наших фильмов. А мне хотелось, чтобы в названии проскальзывало то, чего можно было ожи­дать от просмотра этих картин. И я поду­мал, раз уж большинство из нас испыта­ло на себе влияние французской «новой волны» почему бы и не назваться «казах­ской новой волной?». Походил, подумал пять минут... Понял – замечательно, так и надо! К этому времени приходит Талгат с листом бумаги в руках. Большой лист и золотом отливает. У-у, здорово! На лист я приклеил черный квадрат, где белой гуа­шью нарисовал ракету, как в «Игле». Ра­кета обозначала Казахстан. Ну что еще у нас мажет быть? Байконур, ракеты, кос­мос... И написал: «Казахская новая волна представляет программу фильмов». Поднесли к щиту, где висели объявления фестиваля. Все они были на обычных бу­мажках. Мы повесили свое объявление и попеременно с Талгатом сидели возле него, охраняли. Если кто-то начинал за­леплять его своими, то мы их сдирали. Там же выяснили список гостей фести­валя и приготовили около 200 приглаше­ний. На каждом из них я рисовал ракету и писал «Казахская новая волна пригла­шает». Эти приглашения засовывали под двери номеров, совершая многокило­метровые походы по коридорам гостини­цы «Россия». Таким образом, к нашему по­казу в назначенный день в Дом кино пришла группа людей, директора фести­валей, критики. Мы показали многочасо­вую программу, и почти никто не ушел. С того момента на нас посыпались пригла­шения. В частности, ту же самую про­грамму пригласили на «Санденс» - круп­нейший американский фестиваль независимого кино. «Иглу» поставили как центральное событие, после показа тут же в кинотеатре Виктор Цой и Юрий Каспарян отыграли концерт, свой первый и последний в Америке. На этом фестивале термин «казахская новая волна» прилип к нам окончательно и навсегда.

В 1987 году вам предложили сни­мать «Иглу», которая уже была в запуске, и вы, будучи еще студентом третьего курса, умудрились выдви­нуть свои условия руководству «Казахфильма»: задействовать в фильме непрофессиональных актеров, утвер­дить как главного оператора своего родного брата Мурата Нугманова. За вами также оставалась вольная трак­товка сценария. Почему вы решили работать с непрофессиональными актерами?

К профессиональным актерам я, ра­зумеется, отношусь с уважением. А поче­му непрофессионалы... Потому что за три гада обучения во ВГИКе, до съемок «Иглы» я и мои сокурсники под руковод­ством Соловьева и при помощи режиссе­ра Анатолия Васильева разработали свой особый стиль. Во ВГИКе мы ставили много этюдов, а в качестве актеров ис­пользовали друг друга. Я к тому же начал приглашать людей со стороны, просто знакомых Все они были непрофессиона­лы. Это диктовало особый стиль игры. С непрофессиональным актером, есте­ственно, никакая система Станиславско­го не работает. Поэтому главная задача заключалась в том, чтобы актер чув­ствовал себя раскованно и органично, будь он на сценической площадке или пе­ред камерой. А органично может чув­ствовать себя только тот человек, с ко­торым ты подружишься. Если он не до­веряет тебе, то непременно будет зажат, ведь он не владеет актерской професси­ей. На тот момент, когда мне предложили снимать «Иглу» я научился свободно ра­ботать с непрофессионалами, но совер­шенно не умел работать с профессио­нальными актерами. Наш стиль был опробован во многих спектаклях, как в форме свободных импровизаций, так и на основе классической литературы.

Мой первый фильм в стенах ВГИКа, «Ия-хха» был поставлен в этой манере. Впол­не естественно, когда мне дали «Иглу» и сказали: «Большая часть бюджета уже использована, у вас нет дополнительных средств, съемки вы должны начать че­рез месяц, и не будет дополнительного времени на подготовку» - то что мне оставалось делать? Чтобы за месяц на­брать актеров и подготовить съемочную группу, нужны колоссальные усилия. Это ведь фантастически короткий срок. Тут требовалась стопроцентная гарантия, что ты можешь это сделать, иначе зачем вообще браться? Вот я и говорю: «Будут непрофессиональные актеры, мои друзья». Звоню им: Виктору, Мамонову, Баширову... Потому что я знаю, что они будут доверять мне, а я им. При этом сце­нарий нам не только не нужен, но и про­тивопоказан. Ведь если непрофессио­нальный актер станет вечером читать что-то, зубрить роль и готовиться к съем­кам, то наутро выдаст какую-нибудь не­сусветную чепуху. «Ни готовиться, ни учить ничего не надо, оставайтесь сами­ми собой, а в остальном положитесь на меня» - вот чего я от них добивался. Так мы и работали. Именно поэтому я и вы­двинул условие свободного обращения со сценарием, иначе был бы вынужден просто отказаться от картины. Мне, ко­нечно, повезло, и я не могу сказать, что это исключительно моя заслуга. За мою кандидатуру стояли и редактора «Казахфильма», которые уже посмотрели «Йя-хху» и некоторые критики, и сами сцена­ристы, и худрук объединения «Алем» Му­рат Аузэов, который мне бесконечно до­верял, - мы с ним давно знали друг дру­га, еще по работе в Обществе охраны па­мятников истории и культуры Казахста­на Наконец, и директор студии Сламбек Таукелов был не против рискнуть. Это не то что пришел какой-то наглый человек и выдвинул свои условия. Таким, навер­ное, было требование времени, люди это понимали, чувствовали, ждали. Ну и благоприятно сошлись звезды.

У главного героя «Иглы» необыч­ное имя – Моро. Кто его придумал, и что оно означает?

Моро – псевдоним реального чело­века Я до поступления во ВГИК писал заметки. Хотел создать полуроман-полудокументальную повесть об алма-атин­ском Броде. (Брод-отрезок улицы Кали­нина место, где в 1960-е годы собира­лась прогрессивная молодежь Алма-Аты). Благодаря старшему брату Брод стал для меня самым привлекательным местом в городе. Брат проводил там сво­бодное время, приносил новую информа­цию, музыку. Одним из завсегдатаев Брода был Моро, который в свое время уто­нул при непонятных обстоятельствах.

Все говорили о нем с уважением, но я лично никогда его не видел – слишком мал еще был в то время. Таких людей, во­круг которых кучковалась молодежь, на­зывали «королями Брода». У меня и роман так назывался: «Король Брода». Я превра­тил его в киносценарий и мечтал снять фильм, где Виктор Цой сыграл бы Моро, короля Брода, и написал бы музыку. Мы с ним вдвоем прикидывали: вот к 1989 году окончу ВГИК, и мы к началу 90-х добьемся постановки на «Казахфильме». А тут в 1987 году подворачивается «Игла». Вполне естественным образом кличка Моро перекочевала сюда. Это вовсе не значит, что герой Цоя в «Игле» буквально воплощает того Моро, который был в реальной жизни, но таинственность вокруг имени вполне соответствовала сюжету, где герой возвращается в родной город инкогнито.

А роман свой вы закончили?

Он так и остался у меня в записках, набросках. Все руки не доходят сделать из этого книгу. Возможно, когда станет уже тяжело ходить, когда не нужно будет бегать, тихонько буду сидеть и писать, жмурясь на солнце. Может быть...

Название «Игла» было таковым изначально?

Да, «Игла» и была. Мы думали и над другими названиями, но в конце концов я сам вернулся к этому. Оно мне показа­лось наиболее удачным и коротким, всего четыре буквы, как у группы «Кино». Это позволило мне достаточно быстро выца­рапать название фильма иглой на пленке, покадрово. Представьте такую рабо­ту с названием «Последний герой».

Я читала, что вы и Виктор Цой бы­ли против гибели героя в конце филь­ма? Так почему же вы решили завер­шить этим картину?

А герой в фильме не умирает, он встает и идет дальше. Этот эпизод снимался на улице Тулебаева между Кали­нина и Джамбула. Если пройти по Джам­була направо два квартала, там будет больница Совмина, и там его успеют спа­сти. Он бы туда и пошел, если бы мы сня­ли продолжение фильма. Дошел бы до

больницы, упал у ворот и очнулся бы уже на операционном столе. Под светом. ламп над ним склонился бы хирург в мас­ке и со скальпелем в руке. А под маской - ясное дело, Петя Мамонов. Наверное, с этого эпизода началась бы «Игла-2».

Как возникла идея снять продол­жение фильма?

Как же без таких идей? При жизни Цоя мы это обсуждали, но тогда нам хотелось делать другие вещи. Наверняка к этому вернулись бы в один прекрасный день, но с гибелью Виктора продолжение утратило смысл. За все эти поды мне пришлось выслушать кучу предложений снять продолжение. Я неизменно отка­зывался. Среди них были и такие: «Если невозможно заменить Виктора актером, то пусть сын будет мстить за него».

И создать своего рода боевик...

Ну да. Однако полая коммерческая идея без внутреннего интереса никогда не зажжет меня. Есть, правда, одна идея, от которой я не отказался категорически и которая, в принципе, возмож­на, - продолжение в анимационном вари­анте. С этой идеей подошел ко мне Бахыт Килибаев, соавтор сценария «Иглы». В таком варианте не было бы притворст­ва не нужно использовать актера кото­рый притворялся бы Цоем, мы бы при­творялись, что работаем с Цоем, а зрите­ли притворялись бы, что видят Цоя. Анимация - это ожившая графика, искус­ство, творчество в чистом виде. Ведь и сам Виктор был великолепным художни­ком. Тут вопрос в другом – в самой исто­рии, в сюжете. Я всегда в жизни зани­маюсь тем, чего никто, кроме меня, не сделает, когда чувствую, что надо само­му браться за дело. Пока такой уверен­ности в отношении сиквела нет, есть только ощущение, что анимация – пра­вильное направление.

У меня давно была идея издать «Иг­лу» на DVD в нормальном качестве: оцифровать и почистить изображение, разложить звук на пять каналов. А потом это намерение естественным обра­зом переросло в большее: раз уж зани­маемся реставрацией, то почему бы не перевыпустить фильм на широком экра­не? Ведь на Западе есть прецедент по­вторного выхода фильмов в прокат. Про­шедшие 20 лет показали, что интерес к картине остается, интерес к личности Цоя не спадает, появилось новое поко­ление, рожденное после его смерти, - они, никогда не видя Цоя, поклоняются ему, любят его музыку и хотят видеть его запечатленным на экране. Почему бы не дать им пережить то, что пережили в свое время их родители, старшие братья и сестры? По рекомендации одной круп­ней российской прокатной компании мы наняли исследовательскую группу, кото­рая изучила спрос и выявила положи­тельные результаты. Теперь работаю над режиссерской версией фильма под рабочим названием «Игла- Ремикс» с но­выми эпизодами, с новым звукорядом. Девиз такой: «„Игла“, которую вы не видели и не слышали!». <…>

Нугманов Р. Невозможно заменить Виктора Цоя. // Культура. 2010. 21-27 январ