В фильмах «Ленин в Октябре» и «Ленин в 1918 году» Михаил Ромм сделал из Ленина воплощение идеальной справедливости, и Хрущев воспользовался этим. Круг замкнулся: образ, созданный в кино, перекочевал в действительность. Но для самого Ромма это стало драмой. Он очень тяжело пережил доклад Хрущева, на два года прекратил работу, пытаясь осознать происшедшее. Своеобразным материальным выражением его слияния и попыток найти равновесие стала мебель для дачи, которую он делал своими руками (она теперь хранится в нашем музее). Ромм решил помогать молодым. Все дебютанты Оттепели, сталкиваясь с цензурой, бросались за помощью к Ромму, и он отправлялся в ЦК защищать их. И совсем не случайно, что именно Ромм в 1954 году взял в свою мастерскую во ВГИКе Тарковского и Шукшина. Он отмежевался от своих фильмов о Ленине, объявив, что это была идеализация. Парадоксально, что Алексей Каплер, сценарист обоих фильмов, побывавший в ГУЛАГе, выступил в их защиту: он стал спорить с Роммом, заявляя: «Нашей задачей было показать, каким должен быть вождь». Но первый шаг к покаянию сделал обласканный властями Ромм. Еще одно противоречие той эпохи. ‹…›

Пережив свой кризис, Ромм снова стал активно работать как руководитель объединения на «Мосфильме». А в 1958 году опять все меняется, в 1960-м даже ходят слухи, что будет сказана правда об убийстве Кирова. Конечно, все давным-давно уже знали эту правду, но в итоге ЦК запретил Хрущеву огласить ее на ХХII-м съезде. В результате умолчаний правды и попыток реакции появляются первые диссиденты и «самиздат». ‹…›

Должен сказать, что мое поколение вгиковцев восприняло «Девять дней одного года» очень критически. Во-первых, задолго до съемок Ромм прочитал нам сценарий весь целиком, сидя на сцене. Он хотел знать нашу реакцию. Мы робели, не решались высказываться. Я сидел не то в третьем, не то в четвертом ряду и видел глаза Ромма: он смотрел на нас, ждал… Кто-то сказал: «Наверно, надо было показать какую-нибудь историю в деревне, в эпизоде с физиком». Кто-то еще сказал о персонаже Смоктуновского: «Он кажется циником». Ромм ответил: «Нет, он не циник, я взял кое-что от эйзенштейновской манеры выражаться, чтобы создать этот персонаж. Он делает вид, что говорит не всерьез, а между тем он совершенно серьезен». На этом все и кончилось, настоящего обсуждения не было. Он хотел знать наше мнение, а мы так и не поняли, что он собирался сделать из этого сценария.

А потом он снял фильм и показал его нам. После фильма было молчание. Наконец кто-то сказал: «Ну, некоторые эпизоды очень интересные, а еще игра Смоктуновского… можно похвалить то и это… но сам фильм — „жестяной“, подделка». Вот какова была реакция ВГИКа. Хотя для Ромма фильм был шагом вперед. А для нас этого было уже недостаточно.

Клейман Н. Другая история советского кино [Локарно, 2000 г. Интервьюер Б. Эйзеншиц] // Киноведческие записки. 2001. № 53.