Режиссёр Андрей Смирнов работал над фильмом «Жила-была одна баба» около тридцати лет. А если прибавить время безмолвия, время умолчания, время невозможности объективного взгляда на Гражданскую войну, то работа над фильмом длилась больше века. Конечно, объективный взгляд на историю вообще невозможен: она либо слишком близко, и тогда взгляд заинтересованный (если не истерический); либо слишком далеко, и тогда уже неинтересно. Со времен Гражданской войны и, в частности, Тамбовского восстания прошло столько лет, что вряд ли кто напишет на стекле машины: «Спасибо деду за победу». И не только потому, что победы не было.
По форме «Жила-была одна баба» — эпос, по сути — сказ, по настроению — постапокалиптическая драма. Тамбовское восстание, которое во всех аннотациях к фильму упомянуто как основная тема, накрывает героиню так же, как и все остальные ядовитые испарения начала XX века: убивая, может, и не мгновенно, но неизбежно. Имя героини — Варвара — означает «чужая»; это имя, подходящее времени, варварское. Кто тут «наши», а кто «не наши», разобраться невозможно, в том числе и потому, что сама героиня — ничья. Она существует в душном, безвоздушном, подводном пространстве, ее единственное спасение — делать что должно.
Нет ни сил, ни времени даже думать о том, как спастись и что будет дальше: только терпеть и по-звериному цепляться за жизнь, пытаться найти свое. Да где же свое — из дома выгонят, другой дом сожгут, корову отнимут, земли не дадут. Набеги то красных, то белых, то еще каких-то... Как постапокалиптические полчища зомби, хрипящих песню «Трансвааль, Трансвааль, страна моя».
Легко было Скарлетт О’Хара красоваться на фоне раскрашенной гражданской войны — а что делать, если мелодраме взяться неоткуда, и любви никакой быть не может, лишь страх или страсть? «Подумать об этом завтра» не получится, потому что завтра мировая история устанет и закончится. После нас — не «хоть потоп», а потоп обязательно. Действие фильма «Жила-была одна баба», при всей его исторической достоверности, разворачивается не в историческом, а в мифологическом времени, времени сотворения нового мира.
Финальный потоп заливает экран в черно-белых, как будто хроникальных кадрах. Оказывается, всё, что мы видели до этого, было выдумкой, и лишь миф оказывается последней правдой, которая заверена хроникой. Потоп приходит не потому, что «наполнилась земля злодеяниями», и не потому, что пролились «слезы достойного». А оттого, что сил больше нету длить это всё. Потоп этот не только библейский или из легенды о граде Китеже, не только потоп, заливающий раздутый «на горе всем буржуям» мировой пожар.