Три времени костюма
На примере трех школьных фильмов художник по костюмам Надежда Васильева рассказывает о том, как платье диктует и формирует экранную драматургию, дополняя придуманные режиссером образы.
«Отец и сын» (1936)
Школьная форма как форма была отменена в 1918 году, и введена снова лишь в 1948 году. Дети ходили в школу в том, что имели. Мамы и бабушки перешивали, перелицовывали, украшали, вышивали, вязали. У Барской, с ее методом съемок детского кино, не могло быть одновременно плохо и хорошо одетых детей. У нее каждый ребенок (в титрах — до 13 лет) одет с индивидуальным подходом и очень по-взрослому.
В фильме девочка одета, как дамочка, кокетливо и женственно. Вот на собрании за столом сидит молодая женщина, в белой шляпке на одну сторону — современно и модно. На шее небрежно повязан шарфик. А в классе ее активная подражательница: «фик-фок на один бок», в беретике и в шарфике. Чулочки натянуты — ни одной морщинки. Тут надо вспомнить, что платье и пальто можно было сшить-перешить, а чулок и обуви не было физически.
Ботинки у мальчиков хоть и со стертой на носках кожей, но шнурки завязаны аккуратно, на бантик и вдеты во все дырочки. Только банты в косичках говорят о возрасте, но и тут есть как будто противоречащий бантам взрослый кадр — девочка старается завить челку. Воротник на девчоночьем пальто огромен, лежит небрежно на плечах, как горжетка на мадам. Только лисьей головы не хватает.
Мужчины все в тройках или в вязаных жилетах под пиджаками. У всех мальчиков жилетки. А их присутствие создает особое ощущение — благополучия.
Мужское пальто — это тоже важная деталь, образ крепко стоящего на ногах дубового буфета, в котором много ящиков, лацканов и пуговиц (все на месте — ни одна не оторвана). Они как выточенные груши-яблоки на той мебели, которая стоит в квартире. Точно такое же пальто у трехлетнего малыша.
Еще одна интересная деталь — галстук-бабочка. На протяжении многих десятилетий в кино она сопутствует мальчикам-плохишам. У Барской эту «бабочку» носит в 1936 году 13-летний. Потом плохиш вырос, но не снял ее. Она появится в «Друг мой Колька» в 1961-м.
Только штаны до колена, как и косичные банты говорят, что это дети, которые любят одеваться в мамы-папины вещи.
«Друг мой, Колька!» (1961)
Оттепель. Она везде. И в школьной форме тоже. В классе все разные в классе, хоть и одинаковые. У Барской подход индивидуальный и индивидуальные вещи, а у Митты индивидуальный подход к одинаковым вещам. Кому рукава коротки, кому штаны, а кому все велико, на вырост, значит. У девочек форма воротника решает образ, и в этом фильме важную роль играет окружение шеи. У подруги Кольки воротник высокий и подпирает подбородок, у пионервожатой пионерский галстук, как завершение башенки: воротник блузки плюс воротник пиджака плюс галстук. Шея закрыта.
Но... У девочки это работает на горделивость осанки, и голова вертится хорошо, а у пионервожатой голова, как у черепахи, — внутри. И женщина кажется горбатой. И только в сцене с отличным парнем шофёром в рубашке с воротником а-паж, который диссонирует своей открытостью и свободой с глухим равнодушием трехэтажного воротника черепахи, она вдруг превращается в молодую мечтательную девушку у окошка.
Большое значение в фильме отведено обуви. Это отдельные персонажи эпизодов. Первый раз мы обращаем внимание на полуспавшую качающуюся туфлю вожатой на собрании о потере времени. И эта туфля вместе со сгорбившейся над ней фигурой подчеркивает её равнодушие и нелюбовь к детям. Очень неженственно, очень по-базарному, как шлёпанец на торговке семечками, выглядит эта туфля. Сцена с унижающими достоинство Кольки ботинками — главная, эти ботинки могли перевернуть всю жизнь мальчика. Как часто это бывает в школе: не разобралась, наказала учительница, и мы потеряли Эйнштейна. И , конечно, главный враг в фильме — это «бабочка». Узкая, пижонская, как бритвенный нож, бабочка.
Была бы пошире-образ был бы легче, мягче и смешнее.
«Доживем до понедельника» (1968)
Два мальчика любят одну девочку. Две женщины любят одного мужчину. Два треугольника в одном пространстве школы. Вершины треугольников — историк и ученица.
Историк. Фильм поделен на равные фрагменты напоминаниями о том, что Тихонов был на фронте. То песней, то военной фотографией, то «под Вязьмой», то словами ученика. А первый раз это решено костюмом. Когда Тихонов сидит за роялем, к нему подходит влюбленная учительница. Пальто накинуто на плечи, хотя играть не очень удобно в накинутом, но здесь это пальто — не пальто, а шинель. Оно отсылает нас к виденному когда-то, знакомому образу солдата на привале между боями. Вот он герой, как не влюбиться. И моложе намного выглядит в накинутом, чем эта учительница, его ровесница. А потом, в булочной, он все в этом же пальто, только застегнутом, уже не герой, а просто человек в очках и кепочке под дождем. Военного уже ничего нет.
Две учительницы, две соперницы. Рассматривают друг друга в учительской. Обе, как положено, в костюмах, только ткань разная. И она играет здесь большую роль. У литераторши — джерси. Трикотаж. Есть такой тип женщины — трикотажный. Эти женщины носят его все время, хотя он им и возраст прибавляет и эротичность убирает. Плюс гипюровая блузка без воротничка, плюс «хала» на голове, и уже не важно, красивая ты или уродина. Одиночество обеспечено. А у англичанки костюм из непластичной ткани, пиджачок мальчишеского покроя, туфли-лодочки, в которых подъем виден, и юбка правильной для этого образа длины — и так молодая, а в этом костюме еще моложе. Литераторша смотрит на эти ноги и произносит: «Цель одна».
Ученица. Ольга Остроумова самая красивая девочка в классе. В начале, когда пишет сочинение, в школьной форме. С белым воротничком. Сама по себе советская школьная форма для девочек, повторяющая с изменениями форму дореволюционную, очень эротична (кстати, самая яркая и ударная коллекция модельера Ульяны Сергеенко сделана на основе школьной формы). Именно в этом эпизоде совокупность форменного воротничка, девичьего локона и юной шеи создают особое волнующее настроение и у зрителя, и у ученика-поэта. А в сцене их объяснения она уже не в форме, которая молодит, а в пиджачке и юбке, которые превращают ее в женщину, уже почти тетку, объясняющую мальчику, что ничего у них не выйдет.