Угловата, неровна, дисгармонична
О картине «Визит вежливости»
‹…› В целом картина «Визит вежливости» угловата, неровна, дисгармонична. Но в этом-то обаяние какой-то юношеской непосредственности, сколь, казалось, ни неуместны эти слова в применении к маститому режиссеру. И все же именно вольным духом, свободой фантазии привлекают многие фильмы последних лет, определившие авангард режиссерских поисков. В этом смысле картина Райзмана никак не исключительна.
Касается это и той двупланности киноповествования, о которой часто говорится как о некой тенденции современного фильма. Стоит обратить внимание на характер этой двупланности. Затем, что ее часто бывает трудно обосновать логически и рационально. Она пленяет как раз своей причудливой косвенностью. Словно бы художник ощутил себя властелином всей истории человеческой, поставил своих героев в новый, гораздо более широкий, духовный контекст. И та самая «связь времен», которая долго оставалась умозрительной фразой (скажем, названием статьи о шекспировском спектакле), предчувствуется, пусть еще и не четко, но маня, где-то здесь, совсем рядом.
Мы и Запад — такова простейшая формулировка темы фильма «Визит вежливости». Мы и мировая культура — формулировка его творческого результата.
В качестве «советского человека a l’etranger» Райзман избрал моряка с ракетного крейсера, который ходит в дальние моря. Есть в искренней и достойной этой картине порой некоторая чрезмерная старательность в воссоздании чужого быта и обычаев. Она — в первой сцене приема-церемониала, где все так точно по протоколу, и так «по-итальянски» звучат приветствия «настоящих итальянцев». И в проездах по Неаполю, по шоссе, ведущему к Сорренто. Панорама — не хуже, чем у итальянцев, ночной клуб—самый модный, декорации Помпеи — знаменитый атриум, вилла патриция, — им в безупречности выполнения позавидует Голливуд!
Когда же глазами своего Андрея Глебова наблюдает сегодняшнюю Италию Юлий Райзман и когда его режиссерский взор следит за героем чуть со стороны, — возникает на экране живая правда, полная юмора, грусти, тонко схваченных подробностей. Как правдив, например, проход экскурсии моряков по древнему амфитеатру (растянулась меж скамьями цепочка белых фуражек), по помпейской улице в сопровождении девушки-гида, с хоровыми вопросами, с проспектиками и камерами в руках! И, конечно, этому застенчивому, с тонкой юношеской шеей, самоуглубленному капитан-лейтенанту не по себе в толчее чужой «ночной жизни», разве трудно его понять? Даже вполне публицистические и неоригинальные по тексту диалоги, вроде спора Глебова с патлатыми «новыми левыми» или увещеваний одинокой, опустошенной Лючии, что есть еще в мире любовь, товарищество и душевность, — даже во всем этом нет никакой высокомерной назидательности. Только сердечный интерес и наивная жажда ободрить, спасти, протянуть руку помощи, пусть и до того, как тебя о том попросили. Тонко чувствующий склад русской души режиссер открыл под конкретной историей, рассказанной с экрана, огромный духовный пласт: тот дар «всемирной отзывчивости», который вслед за Достоевским признан (как русскими, так и иностранными психологами) одним из коренных свойств национального характера. ‹…›
Посмотрев картину, убеждаешься еще раз: интуиция, замысел, стремление — все это хорошо, но есть еще у мастера дар, как бы не зависящий от него самого. Таков у Райзмана дар запечатлеть самую суть человеческую в лаконичном экранном портрете. Таков в райзмановской Помпее портрет префекта — В. Стржельчика. Развалившись на ложе в триклинии, счастливый, добродушный, почти что обаятельный в своем сытом самодовольстве, правитель откровенно делится с беднягой иностранцем своими мыслями. Даже философией цинизма нельзя было бы назвать эту радостную и тщеславную самоуверенность временщика-шкурника, душевного плебея. Как всегда, у Райзмана, живопись неповторимого индивидуального образа словно бы еще обведена жестким контуром типа. ‹…›
Зоркая Н. Фильмы и режиссеры. «Визит вежливости» // Проблемы современного кино. Сборник статей. М.: Искусство, 1976.