Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов

Невоспитанная жизнь

Василий Корецкий о первом игровом фильме Маргариты Барской «Рваные башмаки».

Малыш Буби живет «где-то на Западе», в условной Германии, в полуподвале. У него со старшим братом — одни рваные башмаки на двоих. Отец никак не может найти работу, поэтому Буби вместе с подружкой приходится подрабатывать на свалке, разыскивая в грудах мусора лом и окурки. Брат Буби тоже не сидит сложа руки: объявлена всеобщая забастовка рабочих, но старые мастера тайком штрейкбрехерствуют, и он с друзьями включается в борьбу. В школе они мутузят скаутов со свастиками на рукавах и кошмарят учителей и упитанных детей штрейкбрехеров, а на улице освистывают и их родителей. Намечается марш коммунистов — и дети организуют свою ротфронтовскую колонну, которая в финале выйдет к цепям вооруженных солдат, получивших приказ стрелять по демонстрантам.

Кадр из фильма «Рваные башмаки». Реж. Маргарита Барская. 1933 (архив ВГИКа)

Начатые в 1931 году, «Рваные башмаки» выходят на экраны только в 1933-м, в один год с «Нолем за поведение» Виго и «Юным гитлеровцем Квексом» Ганса Штайнхоффа, похожей историей жертвоприношения пролетарского ребенка богам большой политики — только снятой с другой стороны фронта. Соблазн сравнивать обе картины — нацистскую и советскую — велик. Оба фильма характеризуются жесткой идеологической рамкой, ультрапропагандистской интенцией и интонацией, важнейшей частью которых, безусловно, являются и финальная гибель протагонистов, и обрамляющие ее сцены массовых шествий со знаменами. Сближает их и апелляция к эстетике и поэтике кино Веймарской Германии — Барская, как и Штайнхофф, использует антураж фильмов Ланга (прежде всего «М»), а также, вероятно, Златана Дудова (его «Куле Вампе» показывают в СССР в мае 1932-го) — для создания архетипической атмосферы злых улиц охваченной кризисом Европы и образа семьи, распадающейся в условиях Великой депрессии. Наконец, и Штайнхофф, и Барская работают с непрофессиональными актерами, с обычными детьми с улицы, и пользуются приемами авангардного кино (Штайнхофф — довольно ограниченно, но тем более заметны у него родченковские ракурсы и совершенно эйзенштейновская мизансцена с надвигающимися на ребенка конниками), что крайне неожиданно для культурно-политического контекста, в котором создавались оба фильма, ставшего значительно более однозначным, чем он был десять лет назад.

И тем не менее, несмотря на германофилию Барской, несмотря на активное — но, видимо, не отрефлексированное — использование ей эйзенштейновского метода (об этом позже), «Рваные башмаки» куда ближе к кино документальному (как тогда говорили — хроникальному) и этнографическому. Создавая на экране вымышленный, очень условный мир темного Запада, Барская населяет его живыми, настоящими, предельно достоверными обитателями: туземцами, Другими, жителями мира детства, куда прежде никогда не ступала нога режиссера.

Несмотря на условность «немецких» декораций и вполне типического сюжета, «Рваные башмаки» впервые демонстрируют зрителю ребенка в его естественной среде обитания (не будем забывать, что формально Барская снимает кино для детей).

Начав свою творческую карьеру в бакинском театре в возрасте шести лет, Барская отлично представляет себе принятые способы работы с актером-ребенком — и находит их совершенно негодными, не только «эксплуататорскими», но и безрезультатными. Как нужно, она еще сама толком не понимает, а потому в течение года ведет исследовательскую работу на территории собственной жилплощади в многоквартирном доме, заселенном семьями рабочих и инженеров. Комната Барской объявлена детской площадкой, детям можно проводить тут столько времени, сколько им захочется, и кроме того, позволено забирать домой понравившиеся им игрушки (хотя на практике Барская постоянно пытается отговорить их от такого мелкобуржуазного поведения).

Кадр из фильма «Рваные башмаки». Реж. Маргарита Барская. 1933 (архив ВГИКа)

Сама хозяйка все это время сидит за столом и делает вид, что читает книгу, — а на самом деле подробно записывает наблюдения за предоставленными самим себе детьми. Из этих записей рождается ее теория работы с актером-ребенком, а теория порождает определенный практический метод. Коллажный, мелкорубленый стиль «Рваных башмаков», обилие в фильме крупных планов с одной стороны, и отступлений-зарисовок — с другой, волюнтаристский, большевистский, абсолютно эйзенштейновский характер монтажа, пересобирающего реальность из отдельных сцен-эпизодов (интересно, что при этом Барская была скорее оппонентом, чем единомышленником Эйзенштейна) — все это следствие и конкретных особенностей детской игры, и неопределенности замысла: Барская была не уверена, что ей, дебютантке, доверят снимать звуковую картину, она даже написала две версии сценария фильма.

К дробности располагает сама специфика детей-актеров. Ребенок, утверждает Барская, — исполнитель однозадачный, требующий непростых манипуляций, чтобы вытащить из него перед камерой весь естественный арсенал жестов, телесных движений и гримас — того, что сама Барская называла «пластическим фольклором». С подачи режиссера дети на съемочной площадке играют в свою собственную игру, имеющую мало общего с разворачивающимся перед глазами зрителей жестоким сюжетом. Настоящей целью этой игры является извлечение конкретного монтажного элемента — естественной фразы, движения, взгляда, которые сложно получить в комплексе, оставаясь в четко заданных производственных рамках (так, когда маленький Буби, подпрыгивая, поет песенку, играющий его ребенок ограничивается только одним действием — пением на крупном плане, прыжки же за него выполняет сама Барская, которая подбрасывает мальчика, держа его на колене). Портрет персонажа собирается из отдельных кадров. Барская хитростью и ловкостью вытягивает из своих маленьких актеров палитру эмоций — и пишет этими психическими красками тенденциозную картину капитализма. Однако заметно, что фиксация непосредственной правды жеста, голоса, паттернов поведения для Барской важнее, чем официальная цель — съемка агитфильма для аудитории «до шестнадцати».

Маргарита Барская на съемках «Рваных башмаков» (архив Дмитрия Барского)

«Рваные башмаки» начинаются эпизодом детской игры в магазин — мощной установочной сценой, в которой маленькие герои фильма инсценируют социальные отношения взрослого мира. Но очень скоро модель превращается в реальность, игра (уже в доктора) теперь ведется ради самой игры, совершенно очищенной от идеологической нагрузки. Таких сцен в «Башмаках» чем дальше, тем больше: играя роль, дети-актеры постоянно выходят за рамки минимально необходимого действия, игра все время уводит их чуть дальше — и Барская бережно сохраняет этот избыток реальности при монтаже. Так в будущем будут делать неореалисты, позволявшие третьестепенным персонажам оставаться в кадре после того, как его покидают протагонисты, и вести там свою собственную неупорядоченную жизнь. Дети корчат рожи, играют в куклы, учатся писать на стенах, едят, дерутся (сцена потасовки юных коммунистов с одноклассниками-нацистами — центральный аттракцион фильма). В какой-то момент Барская уходит уже в совершеннейший анимализм — и по экрану ползут ужи, скачет принесенная в класс хулиганами ворона. Такой же избыточной натуралистической зарисовкой кажется прогулка главного героя, маленького Буби, по городу — предоставленный сам себе, ребенок заглядывается на витрины, подбирает с земли всякий сор, стучит палкой по чугунной ограде. В общем, живет, а не играет роль, предписанную ему жесткой идеологической конструкцией. Эта сырая, невоспитанная, недисциплинированная юная жизнь — подобная той, что поднимала анархическую бузу в фильме Виго (экстатические сцены школьной революции у Барской удивительно похожи на детский бунт в «Ноле за поведение»), — казалась тревожным избытком реального даже в вегетарианских шестидесятых. Тогда заново открытые «Рваные башмаки» были снова выпущены в прокат — но урезанные на полчаса и переозвученные звонкими и стройными голосами великовозрастных мультяшных зайчиков и ежиков, Кларой Румяновой и Марией Виноградовой.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera