Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов

Уроков не будет

Школьный фильм в современном отечественном кино неизбежно кажется жанром ностальгическим, хотя он ничуть не потерял былой социальной остроты.

Начиная с 1990-х, российская школа и российское кино постоянно сталкиваются, по сути, с одной и той же проблемой — неопределенностью настоящего, его деидеологизированностью, отсутствием четкой и стабильной символической системы, способной объяснить слишком динамичную, ускользающую современность. Как и школьная система, система кинематографической условности в это время часто пользуется штампами, мотивами и типажами, унаследованными от СССР. Общество не успевает усвоить стремительно происходящие изменения, и повторение реальности на экране вызывает у него тревогу.

Даже сдержанные попытки кино и телевидения выйти за пределы привычной советской типологии, ввести в экранное пространство новые формы поведения и социальных практик вводят массового зрителя в состояние легкой паники. Так, показы фильма «Все умрут, а я останусь» и последовавшего за ним сериала «Школа» спровоцировали в обществе полемику, выходящую далеко за рамки критического сообщества.

Кадр из сериала «Школа». Реж. Валерия Гай Германика. 2010

Неадекватность школьного образования требованиям времени, стремительно меняющегося, ускользающего даже от цифровой камеры, выносит школьным институциям приговор. Даже в коммерческих, не претендующих на социальную критику российских фильмах школа — это место временного и вынужденного пребывания, неизбежное чистилище, затяжная пауза перед вступлением в «настоящую» жизнь. Какова эта «настоящая» жизнь, часто не знают ни авторы, ни герои фильма, но то, что она находится где-то за пределами душного класса, понимают все. В первом же российском сериале о школе «Простые истины» юные герои стремятся покинуть не только школу, но и страну (планы одного из учеников уехать в Америку служат поводом для разговора о патриотизме, а слово «патриот» тогда, в 2000-м, еще носит негативную коннотацию), но учителя настойчиво и успешно корректируют поведение детей, пресекая, к примеру, попытки травли. В кадре — узнаваемая зрителем реальность: предоставленные самим себе, учителя становятся рядовыми обывателями, активно вовлеченными в систему денежных отношений (важную часть сюжета составляют интриги вокруг окладов, премий и т. п). Очевидно, что для этих людей работа в школе, скорее, неудача, чем призвание.

Представление о школе как о заповеднике прошлого (неважно, окрашено ли тут воспоминание о прошлом в ностальгические тона или, напротив, сопровождается прогрессистской неприязнью) очень распространено в российском кино. Учитель — это старик. Его одежда нескладна, в крайних случаях даже неряшлива. Его опыт непонятен, анахроничен, смешон, или даже не нужен вовсе. В фильмах Валерии Гай-Германики («Все умрут, а я останусь», «Школа») камера приближается вплотную к лицам учителей, безжалостно подчеркивая морщины, плохие зубы, нелепый макияж. Учительница математики во «Все умрут», разговаривая с подростками, оперирует образами из неуместной детской литературы (Карлсон, Чебурашка), она так же плохо разбирается в детях, как они — в геометрии. Роль неуклюжей наставницы дважды достается Ирине Купченко: математичка в римейке «Розыгрыша» выполняет схематичную функцию «честного человека», и героиня-резонер в «Училке» Алексея Петрухина. Очевидно, что статус звезды советского кино (к тому же исполнявшей роль учителя в «Чужих письмах» Авербаха) позволяет Купченко говорить от имени всего ее поколения, чем в полной мере пользуется Петрухин. Учительница старой закалки, усталая, в криво сидящем костюме цвета мастики противопоставлена технократу-менеджеру и элегантной директрисе (Анна Чурина). Принципиально и то, что «училка» учит истории, предмету, который максимально подорвали государственные эксперименты с идеологией. Авторы фильма, впрочем, выражают излишне обтекаемо — картина мира, существующая в голове у героини Купченко, лишена определенности, в споре с учениками она всякий раз протестует против плакатной однозначности (таким образом, признаком мудрости у Петрухина становится обскурантизм). Основной сюжетный прием тут — метонимия: как тенденциозная История стремится стать фундаментом для соединения расслоенного общества, так в пространстве фильма той самой искомой «скрепой» становится историчка, способная объединить класс, который представлен здесь как карикатурный срез «большого общества».

Квасной патриот, проукраинская либералка, циничный функционер комсомольского типа, диванный конспиролог, тихоня-отличница, юный рецидивист, наследник 1990-х — все они неспособны к диалогу. Только железная необходимость (так и хочется добавить — историческая) в виде дула пистолета, направленного на них училкой, заставляет учеников поговорить друг с другом.

 

Более того, фигура учительницы соединяет общество и по вертикали: ее выпускниками оказываются и железная директриса, и полковник спецназа Кадышев, закрывающий глаза на формальное нарушение закона во время урока и тайно выносящий из класса оружие.

Кадр из фильма «Географ глобус пропил». Реж. Александр Велединский. 2013

В двух популярнейших произведениях 2010-х — сериале «Физрук» и фильме Велединского «Географ глобус пропил» школа буквально становится убежищем для неудачника, фактически — местом ссылки. В обоих случаях протагонист — лузер, несвоевременный человек. Карикатурный бандит Фома (Дмитрий Нагиев), живое ископаемое 1990-х в «Физруке», и не менее карикатурный интеллигент Служкин (Константин Хабенский) в «Географе», попавший в 2010-е двойным прыжком — сперва из советского времени в роман писателя Иванова (1995), а после из 1990-х — к нам.

Служкин неуместен ни в большом внешнем мире, ни в школьном микрокосмосе. Если «Географ» — это роман воспитания и взросления, то взрослеет тут в первую очередь сам учитель. Особенно хорошо прописан центральный конфликт в литературном первоисточнике, где полный неприятностей и неудач байдарочный поход превращается едва ли не в инициацию. В фильме эта линия дана с существенными сокращениями. Также исчезает известная пародийность романа, в середине 1990-х читавшегося как ироничный парафраз корпуса аналогичной советской литературы о героических педагогических экспериментах 1920-х. Велединский в поисках точки отсчета обращается к 1970-м с их проблематикой лишнего человека, пойманного кризисом среднего возраста (который в 1970-е сигнализировал о кризисе самой страны, а в 2013-м уже выглядел атавизмом).

Кадр из сериала «Физрук». Телеканал «ТНТ». 2014–...

Сюжетная логика «Физрука» поначалу, кажется, следует в том же направлении: придумав себе высокую миссию — воспитание в настоящем мужском духе сына бывшего начальника, водитель (сам он называет себя «начальником охраны») по кличке Фома обманом устраивается в школу, где учится ребенок, и в первый же день обнаруживает, что сын Александр — на самом деле дочь Саша. Обманут герой и в других расчетах — его навыки «настоящей жизни» вызывают у учеников смех, возмущение и активный, а, главное, продуктивный протест. Дальше физруку придется учиться у детей не меньше, чем учить. Но, парадокс — именно brute в кожаной куртке оказывается агентом витальности, «настоящей жизни» в педагогическом коллективе. Комедийная труппа, собирающаяся в учительской, — это одинокие женщины репродуктивного возраста и разной степени фрустрации, а также робкий учитель химии Плюхин.

Разумеется, появление Фомы с его сатирической гиперсексуальностью, эскападами и эксцессами (чего стоит только сауна, обустроенная им в своем школьном кабинете) реанимирует педагогический коллектив и приближает учебный процесс к вызовам реальной жизни.

«Физрук-прелюбодей» сметает унаследованные от гуманистического советского кино жанровые каноны — сравните его с фигурой проходимца-приспособленца Палавана (Анатолий Столбов) из «Республики ШКИД». Ту же схему «чужого среди своих» эксплуатирует и сериал «Учителя», главный герой которого — тележурналист-звезда, волею случая и любовного интереса задержался в школе дольше мастер-класса. Здесь сквозная сюжетная линия редуцирована до схемы ромкома. Педагогический коллектив — почти исключительно женщины, двое мужчин — математик и трудовик — явно асексуальны, а директор, комический проходимец-армянин, всю свою энергию направляет исключительно на хозяйственную сферу. Учебное заведение оказывается попросту брачным полигоном, ни о каком педагогическом процессе речь тут не идет вовсе. Опыт, который приобретают приходящие в него взрослые и дети, — это не опыт познания мира в широком смысле, но опыт социализации. Школа — это просто фрагмент общества, коллектив. И как и социум, это сцена, на которой разыгрываются все сценарии человеческой драмедии.

Кадр из сериала «Школа». Реж. Валерия Гай Германика. 2010

Освобожденный от высшей миссии, учитель уравнивается с учеником. В сериале Валерии Гай Германики «Школа», демонстрирующем весь спектр социальных взаимодействий (вплоть до радикального отказа от них — суицида) единственный персонаж, претендующий на высокое звание педагога и четко дистанцирующийся от мира учеников — заслуженный учитель Носов — в первом же эпизоде отправлен создателями в кому. Остальной педагогический состав существует в тесном контакте с учащимися — в контакте, навязанном героям жанровыми штампами еще советского кино (например, классная руководительница лично посещает дома неблагополучных детей) или обусловленном этой новой зыбкостью воображаемой границы между стратами учеников и педагогов. Оба лагеря связаны друг с другом не только финансовыми отношениями (взятки, репетиторство, помощь богатых родителей школе), но и сексуальными. Эротическое напряжение между физичкой (Александра Ребенок) и школьником Королевым (поцелуй присутствует), подсюжет с обвинениями тишайшего химика (Алексей Курганов) в домогательстве 15-летней Ани Носовой.

Откровенно сексуальна и юная практикантка-«англичанка» из римейка «Розыгрыша» (Яна Есипович). Не удивительно, что «розыгрыш», осуществленный с ней — подложенный в сумочку презерватив, наполненный молоком, и разосланный как mms фотоколлаж — носит порнографический характер. На запретной (а на самом деле, как мы видим, вполне дозволенной) любви ученика к учительнице построен и сюжет романтической комедии «Хороший мальчик»: здесь молодая «англичанка» спит с женатым директором (Ефремов), в которого влюбилась еще будучи ученицей, в нее же параллельно влюблен едва вступивший в пубертат ученик Коля Смирнов, а также нескладный учитель информатики (Александр Паль), в самого же Колю влюбляется дочь директора. Уроков тут точно не будет: все — и педагоги, и ученики — давно утратили житейские рецепты, они — обычные потерявшиеся люди. Никто больше не знает, как надо, что хорошо и что плохо, и попытки максималиста Коли быть «хорошим мальчиком», сделать все по уму и справедливости (раскрыть все школьные тайны, найти виноватых и расставить все точки над i) только усугубляют ситуацию. И, потеряв все координаты, утратив иерархии и иллюзии, герои пускаются в пляс.

Кадр из фильма «Класс коррекции». Реж. Иван Твердовский. 2014

Параллельно с «облегчением» школьного опыта в российском кино происходит и ровно обратный процесс, так же имеющий под собой реальные основания в виде агрессивного проникновения государства на школьную территорию в реальной жизни. Введение ЕГЭ, школьная реформа с ее слияниями и поглощениями образовательных учреждений, казачьи кадетские корпуса, организуемые в помещениях обычных школ, использование школьных помещений в качестве мест для голосования во время выборов — все эти обстоятельства, с одной стороны, вытесняются из российских фильмов, а, с другой, как всякое вытесненное, возвращаются в куда более утрированной и гротескной форме.
Так, в «Классе коррекции» Ивана И. Твердовского не только класс показан как собрание разнообразных меньшинств — карликов, паралитиков, эпилептиков и слабоумных, но и само учебное заведение превращено в дисциплинарное, коррекционное в фукианском смысле. Учителя у Твердовского призваны уполномочившей их незримой Системой не воспитывать, но надзирать и наказывать. Их наделяют властью не опыт, личные качества или знания, но один только выданный министерством образования статус (сцена с уроком математики прямо дает понять, что детей тут не учат ровным счетом ничему, кроме подчинения). Учителя и даже уборщицы тут — банальное зло, маленькие люди, превращенные в надзирателей, чинуши, которые даже не упиваются своей властью над учениками, а скорее готовы признать собственную беспомощность (показателен эпизод с уроком сексуального воспитания, когда немолодая — конечно же! — учительница натягивает на банан презерватив и смущается едва ли не больше школьников).

Кадр из фильма «Ученик». Реж. Кирилл Серебренников. 2016

Свое предельное, гомерическое воплощение эта «чиновничья» линия получает в «Ученике» Кирилла Серебренникова, фильме, явно претендующем на энциклопедичность в описании русской жизни и вобравшем в себя все школьные штампы. Здесь школа окончательно отождествляется с государством: от гербов и орлов, которыми украшены школьные интерьеры, рябит в глазах, их тут больше, чем в Кремле. Ни один диалог с участием директора не проходит без триколора на заднем, а то и на переднем плане.

Диапазон типажей довольно широк. Разумеется, все та же директриса-функционер (Светлана Брагарник), человек старой (видимо, комсомольской, а то и партийной) закалки и лабильных убеждений. Учительница истории с сизым лицом и георгиевской ленточкой на пиджаке (она задает ученикам сочинение на тему «Сталин как эффективный менеджер»). Все тот же физрук (Антон Васильев), глуповатый увалень и сатир. И, наконец, предмет его любовного интереса — прогрессивная учительница естествознания (Виктория Исакова), на самом деле — первый персонаж с педагогическими амбициями в истории постсоветского школьного кино, первая учительница, которая чувствует себя в школе на своем, единственно правильном месте (модный мотороллер, неограниченная — служебный роман! — сексуальность и умение пользоваться Google прилагаются).

Кадр из фильма «Ученик». Реж. Иван Твердовский. 2016

Кроме них в «Ученике» появляется новый для постсоветского школьного кино типаж — священник, отец Всеволод (Николай Рощин), преподаватель основ православной культуры. Эта фигура завершает регрессию к старым схемам школьной драмы — расстановка персонажей в «Ученике» отсылает зрителя к знакомым по корпусу советской детской литературы и описаниям репрессивной школы дореволюционной эпохи (например, «Кондуит и Швамбрания» Льва Кассиля), где учитель закона Божьего не обещает ученикам ничего, кроме беспросветной тоски и рекреационной скуки (конфликт между дарвиновской теорией эволюции и креационизмом, обозначенный в кульминационной сцене «Ученика», характерен как раз для сюжетов из «царского времени»). Это вроде бы характерное для постсоветского кино возвращение к усвоенным в детстве штампам и сюжетным диспозициям в случае «Ученика», впрочем, выглядит актуальным — фильм Серебренникова, при всех элементах театральной условности и гиперболах, — это довольно точное описание реальности, которая сама стремится к традиционалистской регрессии в воображаемое идеальное прошлое.

Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera