Немного о становлении Нины Руслановой актрисой, работе, и экранных образах
Есть актеры, которых не надо представлять. Нина Русланова из их числа. И все-таки несколько слов перед интервью. Дебютировала в 1967-м, студенткой второго курса Щукинского театрального училища, у Киры Муратовой в «Коротких встречах». Одна из последних ролей — в фильме Евы Нейман «У реки» (конкурсанта прошлогоднего Московского Международного кинофестиваля), где Русланова выступила в пронзительном дуэте с Мариной Полицеймако. Они сыграли пожилых женщин, дочь и мать, которые устали друг от друга, но накрепко связаны прожитой жизнью, воспоминаниями и невозможностью расстаться.
О детстве актрисы
Нина Ивановна, в мире кино у вас достаточно жесткая репутация.
Это не жесткость. Скорее, я боец. Выросла же в детском доме. Сменила их шесть, и все в Харьковской области — Богодухов, Люботин, Веберовка, Андреевка... Поэтому друзей детства у меня нет. Не помню, почему меня так часто перевозили. Только один переезд остался в памяти навсегда. Что-то я нахулиганила, может, и сильно, дети есть дети. Воспитательница стала меня бить, и я ей крикнула: вы — фашистка! А она: если кто тут от немцев, так ты. И все вокруг начали меня буквально травить. Из этого детского дома меня вывезли практически трупиком, но увезли, потому что смерть в детском доме в то время сильно наказывалась.
Фамилией вас тоже ведь там наградили?
Там. Куда теперь от нее деться, я же своей настоящей-то не знаю. А вообще у нас были и Дмитрий Донской, и Анна Каренина. Все от вкуса воспеток зависело, от того, какие нравились им исторические или литературные герои.
Воспоминания детства не стали комплексами?
Не без этого. Комплексов много, надо избавляться, уже взрослым человеком, студенткой Щукинского училища, актрисой, все равно в спину слышала: «Она же из детдома, чего от нее хотите?». Но болезненного чувства от своего детства у меня все равно не осталось, вспоминаю его легко. Во взрослой жизни происходят куда более неприятные вещи, которые меня просто убивают. Например, царящие вокруг разгильдяйство и недисциплинированность. Сама стараюсь никогда не опаздывать, лучше раньше приду.
О героинях Нины Руслановой в фильмах «Завтра была война» и «Зимняя вишня»
Героини ваших фильмов «Завтра была война» и «Зимняя вишня» находятся на абсолютно разных жизненных полюсах. Где актрисе слаще было?
Конечно, в «Зимней вишне». Зрители ее до сих пор очень любят. С Масленниковым работать — одно удовольствие. А «Завтра была война» — вообще дипломная работа Юрия Кары, снималась там бесплатно, звука не было, диплом же, звукорежиссер был не положен. Озвучивали потом «вглухую», по губам, по тексту Бориса Васильева. Это была тяжелая работа и роль, требующая колоссальных эмоциональных затрат. А «Зимняя вишня» - прелесть. Такое играть одно удовольствие: водевиль, все так легко. А моя героиня — просто молодец, уважаю таких женщин, в любых жизненных ситуациях находят себе занятие. Не отчаиваются, не разводят руками, не рыдают на кухне, не причитают. И, что главное, ко всему относятся с юмором.
Мать Искры в картине «Завтра была война» тоже не рыдала и не причитала...
Здесь сразу вспомнила одну нашу детдомовскую «воспетку». Не забыть, как она стояла и слушала речь Сталина по радио. Глаза не забыть. Я влетела в комнату, где она слушала репродуктор, — я всегда не входила, а влетала, — что-то крикнула, а она посмотрела на меня так, что я криком захлебнулась. Увидела глаза истово верующего человека, который слушает проповедь. Это так врезалось в память, что когда Кара принес сценарий, моя «воспетка» сразу вспыхнула в памяти. Она не только вождя с таким фанатизмом слушала, но также истово била детей!
Я совсем другая. Без фанатизма. Бываю разной, потому что не воспитатель. У меня самой не было мамы, вот и не умею воспитывать. Так, как это делали воспетки в детском доме, мне не хотелось, а как это делают матери, я никогда не знала. Потому, как воспитывать правильно, мне до сих пор не известно. Решаю проблемы по мере их поступления. Самое страшное наказание для дочери — когда перестаю с нею разговаривать. Теперь у нее своя жизнь, я не вмешиваюсь.
В фильме Кары очень запомнилась и Наталья Негода. Это был, кажется, ее дебют, потом она снялась в «Маленькой Вере», еще одной картине, сделавшей ее знаменитой, потом уехала в Америку и теперь ее столько обещавшая судьба кажется неслучившейся.
Она сама так распорядилась своей судьбой. В свое время много артистов уехали: Коренева, Крамаров, а они были артистами покрупнее, чем Наташа. Крамаров уехал на самом пике славы. Каждый выбирает судьбу сам.
Вы могли бы представить себя уехавшей?
Нет. Сколько бываю за границей, больше недели не выдерживаю, такой я квасной патриот.
В Щукинское училище вас сразу приняли?
Я в добор поступала. До того училась в Харьковском театральном училище. Когда мы заканчивали восьмой класс, нас всех отправляли в ПТУ, не выбрасывали на улицу, давали профессию. Мы не мыли окна машин на перекрестках, не нюхали клей... Окончила строительное училище, была штукатуром. Два года работала на стройке. Заочно училась, окончила 11 классов. И решила поступать в институт. Артисткой я становиться не хотела, просто искала, где нет математики. Хотела быть геологом, но для этого мне знаний не хватало. Химию плохо знала, математику — еще хуже. Так что пришлось идти в театральный. Но в первый год не поступила.
В красавицах числились тогда?
Я вообще не знаю, что такое красота. Если это Венера, то Венерой не была. В мои студенческие годы, в отличие от многих, я и одевалась очень скромно. Потому что, как вы понимаете, жила только на стипендию. Перешивала тряпки, которые отдавали мне подруги. Денег не было, а то с удовольствием одевалась бы ярко, мне нравится эпатаж, когда вокруг все обычные, а ты — вызов. Это прекрасно, меня завораживает.
Как при вашем независимом характере вам живется в театре?
Почему вы все время упираете на то, что у меня сложный характер? Странная молва, не от вас первого это слышу. У меня была приятельница Софья Абрамовна, которая говорила: «Все говорят, что у меня плохой характер. Ничего подобного. Он у меня просто есть».
На сцене я себя чувствую в своей тарелке, а в коллективе — тут сложнее. В моей жизни было три театра: вахтанговский, где играла 15 лет и очень много, чуть ли не 24 спектакля месяц, потом год в Маяковке, а еще театр имени Рубена Симонова
Вам приходилось плакать в театре из-за неполученной роли?
Я плакала из-за отобранной роли. Меня так наказали, сняв с нее. Когда роли не дали, чего уж там плакать? А вот когда уже играешь, отработал услышал аплодисменты, знаешь, где особенно хорош, а ее забирают и отдают другому — вот это печально. Сейчас к этому иначе отношусь, но тогда это было больно.
О работе режиссеров с актерами
Чему сегодня отдаете предпочтение, читая сценарий?
Сейчас для артистов сложное время наступило, большого выбора нет. Часто идешь и на плохой материал в надежде, что получится сделать конфетку, хоть что- то вытянуть. Жизнь заставляет. Но когда тебя приглашают такие режиссеры, как Кира Муратова, конечно, идешь с закрытыми глазами, ничего не читая, это счастье. А все остальное, простите, грубое зарабатывание денег.
Муратова — гений, больше ничего про нее сказать не могу. С ней очень легко работать. Я начинала с ней и всегда повторяю, что если бы это происходило с другим режиссером, то, наверное, у меня была бы совсем другая судьба. Но на моем дебюте в «Коротких встречах» была именно Кира, она не отвратила меня от кино.
Помню, как впервые встретилась с ней. Я поднималась по лестнице в Щукинском училище, она подошла ко мне и сказала, что у нее для меня есть роль. Я замахала руками: это совершенно невозможно, потому что «Щука» никогда не отпускала студентов. Но Кире удалось все как-то устроить.
Многие режиссеры считают, что артист не должен быть умным...
Мне такие не попадались. Актер не должен быть дураком. Если режиссер ничего не объясняет, так это и хорошо — что приставать. Когда режиссер слишком активен — ужасно.
Какая Нина Русланова в жизни
А женщина должна быть умной?
Конечно, мужчины не слишком любят умных женщин, но все равно женятся именно на них.
Вы домашний человек?
Может, и хотела бы быть домашней, но профессия не позволяет. Хорошо бы, конечно, дома сидеть, ни о чем не думать, путешествовать — вот счастье.
Пироги печете?
Да. Я вообще, как ни странно, хорошо готовлю. Люблю вареники делать. Готовить меня научили в детском доме. Мы все дежурили по кухне, мыли посуду, смотрели, как работают поварихи, и, вольно или невольно, учились. А в Андреевке у нас были электрические швейные машинки, и все мы шили на продажу простыни, наволочки, пододеяльники, детский дом сам на себя зарабатывал. Нам привозили мотки бязи и ситца, мы кроили. Но со временем я все забыла, особая тяга к шитью так и не проснулась.
А штукатурные навыки пригодились?
Только у Муратовой в «Познавая белый свет». А так я все забыла. Сейчас никто уже так не штукатурит, как нас учили, тем пещерным, неандертальским способом.
Вы возвращаетесь к своим давним работам, думая, что сегодня сыграли бы что-то по-другому?
Бывает. Часто смотрю старые фильмы и думаю: ну, что ж ты, мать, делаешь, какой ужас. Я вообще не люблю себя на экране. Именно потому, что все время мучают мысли, что все можно было бы куда лучше сделать. Начинаю задним числом дальше роль придумывать.
Может ли, по-вашему, человек принадлежать только самому себе?
Человек всегда принадлежит только себе. Себе и Богу.
Русланова Н. «Мне нравится, когда все обычные, а я — вызов» (Инт. Николая Хрусталева) // Экран и сцена. 2008. № 8. Апрель. С. 6.