Многогранность таланта Хачатуряна, разносторонность его творческой, общественной, исполнительской и педагогической деятельности общеизвестны. Начиная с 1950 года он становится за пульт и дирижирует своими произведениями в разных городах Советского Союза, на концертных эстрадах многих стран мира.
«Для меня искусство дирижера обладает большой притягательной силой по многим причинам. Во-первых, исполнительством я всегда увлекался с юных лет. Во-вторых, что может быть увлекательнее возможности самому „озвучить" свои сочинения таким замечательным инструментом, каким является оркестр? И, наконец, это еще одна форма общения с самой широкой аудиторией»,— говорил Хачатурян.
В работе с оркестром проявлялись его врожденный артистизм, талант, яркая исполнительская одаренность, большая творческая воля и темперамент, поразительная работоспособность и прочный профессионализм. Большое значение придавал Хачатурян многочисленным авторским концертам — отчетам перед общественностью Москвы, Ленинграда и других городов нашей страны, перед рабочими и колхозниками, воинами и учеными, перед нашей молодежью. Каждая встреча со слушателями была для него мощным стимулом для дальнейшей работы. В 1958 году, например, он совершил концертную поездку на целинные земли, в города Алтайского края, Западной Сибири. Вспоминая эту поездку, Хачатурян говорил на Третьем съезде композиторов СССР 25 марта 1962 года: «Сколько радости приносит каждому из нас, советских композиторов, общение с широкой, подлинно демократической аудиторией... С какой, я бы сказал, „хозяйской" заинтересованностью слушались наши произведения, какие задушевные беседы велись после концертов, сколько вопросов рождалось во время этих бесед, вопросов, не только помогавших нашим слушателям приобщаться к искусству, но и нам, профессионалам, приобщаться к духовным запросам народа». После поездки по Армении он писал: «Я увожу в своей памяти дорогие лица моих слушателей, и встречи на поле с девушками, поющими чудесные армянские песни, и огневые краски осени Араратской долины, и произведения юных композиторов, создавших свое первое творение, я увожу с собой уже в ярких контурах встающие передо мною, приобретающие плоть и кровь новые сочинения. Они рождены богатейшей почвой родной моей Армении, как материнским молоком, вспоены ею, прекрасный ее облик всегда стоит передо мной».
С чувством большой ответственности относился Хачатурян к своим поездкам за границу с авторскими концертами, постановками балетов, а также в качестве участника различных делегаций. Прага, Варшава, Берлин, София, Будапешт, Бухарест, Вена, Париж, Рим, Брюссель, Лондон, Хельсинки, Лейпциг, Зальцбург, Рейкьявик, Вашингтон, Нью-Йорк, Чикаго, Токио, Каир, Бейрут, Монтевидео, Буэнос-Айрес, Гвадалахара, Каракас, Гавана, Мехико, Осака, Нагасаки, Киото, Александрия, Льеж, Кордова, Люксембург, Сан-Пауло, Манчестер, Болонья, Акапулько...
В этих городах концерты Хачатуряна проходили с неизменным успехом, способствуя укреплению международных культурных связей. Рассказывая о гастролях Арама Хачатуряна за рубежом, об огромном успехе его авторских концертов и интересе к его произведениям, Г. М. Шнеерсон отмечал «редкое свойство коммуникативности музыки Хачатуряна, обладающей удивительной силой внушения и воздействующей на любую аудиторию». Речь шла об авторских концертах Хачатуряна в Варшаве в 1962 году во время Международного фестиваля «Варшавская осень». Программа концерта включала Вторую симфонию, Концерт для форте- пиано и танцы из балета «Гаянэ» Хачатуряна. Не скрою,— вспоминал Шнеерсон,—у меня и некоторых моих советских коллег, присутствовавших на фестивале, закралось чувство тревоги. Как эта международная публика, искушенная „соблазнами" авангардистского искусства, примет музыку нашего замечательного мастера, подлинно новаторское значение которого проявляется совсем в иных формах, служит совсем иным целям и идеалам?.. Тем большую радость и великую гордость за победу нашего искусства я испытал, присутствуя на триумфальном успехе советского мастера, буквально наэлектризировавшего своей музыкой аудиторию.
Достаточно сказать, что по настойчивому требованию публики композитор-дирижер должен был исполнять шесть номеров на бис — случай чрезвычайно редкий в практике симфонических оркестров. В этом блистательном успехе Хачатуряна мне слышалось не только международное признание его выдающегося таланта и естественный восторг людей, наслаждающихся прекрасной, исполненной жизни музыкой, но и нечто большее: победа большой правды искусства, обращающегося к людям, к их художественному сознанию и их чувствам». Он дирижировал оркестром так, что лучшего и нельзя было желать. Его жест ясен и точен, его движения зажигают как исполнителей, так и слушателей...
Оркестр звучал так, как нам уже давно не приходилось слышать. Успех выдающийся...» — писала итальянская газета «Паэзе сера» 8 апреля 1963 года. «Две тысячи человек вчера в зале Плейель оказали Хачатуряну умопомрачительный прием. Хачатурян ставит своей задачей волновать музыкой слушателей. Сам композитор не делал тайны из своих намерений. Он говорит: „Музыка — это дело сердца". Вчерашний концерт продемонстрировал, как композитор понимает эту задачу»,— отмечала «Юманите» 29 марта 1960 года. В статье-отклике на авторский концерт Хачатуряна в Мехико в 1960 году, наряду с разбором исполнявшихся произведений и высокой оценкой дирижерского мастерства композитора, музыкальный критик Эдуардо Палларес писал в газете Универсаль:
«В музыке композитора преобладают великолепие и пышность, блеск и колоритность оркестровки, яростное стремление к мощным, насыщенным звучаниям, к тому, что мы называем эффектной формой. Его музыка легко доступна и красноречива, местами фантастична. Хачатурян чудесно владеет мастерством длительных развитий тем, широких периодов, ведущих к мощным кульминациям...» «Хачатурян говорит голосом своей страны и голосом своего народа. Композитор, который делает это с такой непосредственностью и непринужденностью,— большая редкость»,— писал С. Барбер.
«Хачатурян является певцом своего народа. Его музыку одинаково любят как на Востоке, так и на Западе»,— утверждал Симех эл Холе.
Концерт Хачатуряна стал подлинным апофеозом. Греческая публика редко испытывала такое наслаждение. Особенно приятно было видеть за дирижерским пультом самого автора. Слушателей захватил его вулканический темперамент. Композитор передал нам свое внутреннее пламя, и благодарные слушатели, стоя, устроили ему нескончаемую овацию»,— писала греческая газета «Фессалоники». Композитор постоянно говорил о своем желании познакомиться с новыми для него странами, городами. Его интересовали природа, общественный строй, быт, нравы, художественная культура... Многие часы проводил он в музеях, картинных галереях. Он любил общаться с новыми людьми, встречаться с ними вне концертного зала, бывать в домах у музыкантов, артистов, художников, у рабочих, ученых, государственных деятелей. Хачатурян был лично знаком с И. Ф. Стравинским, Я. Сибелиусом, Дж. Энеску, Б. Бриттеном, А. Бушем, С. Барбером, П. Владигеровым, О. Мессианом, 3. Кодаем, Л. Стоковским, Г. Караяном, Дж. Джоржеску. Его знали А. Рубинштейн и Е. Цимбалист, Э. Хемингуэй и П. Неруда, Чарли Чаплин и Софи Лорен. Много интересных путевых заметок Хачатуряна опубликовано в журнале «Советская музыка». Важно отметить, что, в какой бы стране он ни был, везде и всегда он выступал как «полпред советской музыки», утверждая принципы передового искусства и своим творчеством, и убежденным горячим словом в многочисленных беседах, интервью, в выступлениях на конференциях и симпозиумах.
«Я верю,— писал Хачатурян после одной из своих зарубежных поездок,— что все крупные мыслящие художники, все подлинно талантливые музыканты мира не только сочувствуют основным принципам демократического искусства, которое мы отстаиваем, но готовы следовать им. И наш долг помочь успеху этого дела, помочь сплочению всех прогрессивных музыкальных сил вокруг великой и благородной цели создания музыки, достойной своего народа, воспевающей будущее человечества».
За высокие заслуги в развитии советской музыкальной культуры профессор, доктор искусствоведения А. И. Хачатурян был удостоен высоких званий Героя Социалистического Труда (1973), народного артиста СССР и многих республик Советского Союза, лауреата Ленинской (1959) и пяти Государственных премий СССР (1941, 1943, 1950, 1971), а также орденов Ленина (1939, 1963, 1973), Трудового Красного Знамени (1966), Октябрьской Революции (1971). О мировом признании его творчества свидетельствуют врученные ему медали Ференца Листа (1956), Бедржиха Сметаны (1956), Белы Бартока (1957), Жолио Кюри и Всемирного Совета Мира (1959); ордена Венгерской Народной Республики— «За заслуги перед венгерской культурой» (1972), Социалистической Республики Румынии—«За заслуги в области культуры» (1974), французский орден Искусства и Литературы (1974), орден Науки и Искусства О АР (1961), орден Кирилла и Мефодия Народной Республики Болгарии (1971). Он был избран действительным членом Академии наук Армянской ССР (1963), почетным академиком Итальянской музыкальной академии «Санта Чечилия» (1960), почетным профессором Мексиканской консерватории (1960), членом-корреспондентом Академии ГДР (1960). Много сил отдавал Хачатурян педагогической работе. Долгие годы он руководил композиторским классом в Московской консерватории имени Чайков- ского и в Музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных. Развивая педагогические принципы Н. Я. Мясковского, опираясь на собственный жизненный и творческий опыт, Хачатурян создал свою композиторскую школу. Он придавал первостепенное значение всестороннему развитию молодых композиторов, раскрытию их творческой индивидуальности, воспитанию гражданских позиций. «От ученика я прежде всего требую инициативы,— говорил Хачатурян.—Я готов скорее простить ему технологические погрешности, чем отсутствие своих мыслей. Ни один педагог не даст того, что дает музыка, музыкальная практика, жизнь... Чем больше жизненных впечатлений — тем больше творческих замыслов, тем интереснее и содержательнее их воплощение». По словам Э. С. Оганесяна, Хачатурян был требовательным, скупым на комплименты, нетерпимым к лени, к хвастливому бравированию новациями. Он очень ценил в своих учениках настойчивость, не выносил делячества.
Десятки раз он прослушивал в классе уже готовое сочинение, пока не удостоверивался, что его можно рекомендовать... Арам Ильич учил быть взыскательным к себе, он учил жить и творить для людей, учил любить жизнь, любить свой народ. Среди учеников Хачатуряна было много представителей разных народностей, и он всегда с особенной бережностью развивал национальное своеобразие их творчества. Из класса Хачатуряна вышли А. Эшпай, JI. Лакутин, Р. Бойко, М. Таривердиев, И. Якушенко, А. Виеру (Румыния), Терахара (Япония) и другие.
Хачатурян был крупнейшим музыкально-общественным деятелем нашей страны. В его представлении— художник неотделим от общества, народа. Во время заграничных поездок ему часто задавали вопрос: не мешает ли советским композиторам общественная работа, и он терпеливо объяснял, что для художников, выросших со своей страной, общественная деятельность не обязанность, а органическая потребность. Хачатурян многие годы вел огромную работу как член правления и секретарь Союза композиторов СССР. Он был членом Всемирного и Советского комитета защиты мира, членом президиума Союза обществ дружбы с зарубежными странами, президентом Советской ассоциации дружбы и культурного сотрудничества со странами Латинской Америки, членом правления общества «СССР — Италия» и «СССР — Исландия». И самое важное то, что этот список, кстати, далеко не полный,—список не внешнего «представительства», а реальной и серьезной работы, которую вел Хачатурян с полным сознанием личной сопричастности ко всему, чем жила страна. И эта неразрывная связь ощущалась на всем складе жизни композитора. Об этом свидетельствует и его квартира в Москве, в доме композиторов на улице Неждановой, где Хачатурян жил, работал, встречался с друзьями, коллегами, учениками, близкими. Деятельным, гостеприимным был он у себя дома. Рабочий кабинет, рояль, письменный стол, секретер и стеллаж с книгами, нотами. Ничего лишнего, но все имеющее отношение к творческой деятельности хозяина, дающее представление о ее масштабах, интенсивности. Здесь и многочисленные издания его произведений, опубликованные во многих странах, и рукописи готовых и еще находящихся в работе сочинений, и многочисленные сувениры, адреса — дань любви и признательности композитору, и обширная переписка.
Масса фотографий на стенах, в альбомах — своеобразная летопись жизни и деятельности композитора. «Эти фотографии очень дороги мне, каждая из них какой-то штрих из моей жизненной и творческой биографии»,— говорил Арам Ильич. Дни отдыха, особенно в летние месяцы, Хачатурян проводил на своей подмосковной даче. Сюда удалялся он и тогда, когда ему предстояла творческая работа, требующая особой сосредоточенности и напряжения. Личность Хачатуряна необычайно яркая и многогранная, импульсивная, динамичная. «У Арама Ильича вулканический, атомный характер»,— говорила Н. В. Макарова. В этих словах очень верно схвачен громадный накал его жизненного тонуса, « цепная реакция» ассоциаций, эмоций. Но часто мы видели его и озабоченным, встревоженным, с печальными глазами, с чуть надутыми губами обиженного ребенка». Бывал он нежным, задумчивым и даже чувствительным, и гут же гневным и даже яростным, когда сталкивался с бездушием, бессердечием, пренебрежением к общественному долгу, с мещанством, пошлостью, чванством. Страстная натура Хачатуряна сочеталась с трезвым, острым умом, тонким интеллектом, логичностью, последовательностью в развитии своих мыслей. В этом убеждаешься, слушая его выступления, беседуя с ним, читая его статьи, в которых всегда бьется живая мысль, схвачена сущность вопроса, и все это вытекает из собственных наблюдений, размышлений. В его сочинениях каждая деталь, колористический штрих, живописный элемент, каждый гармонический или оркестровый эффект служит раскрытию замысла. Это подчеркивал и Б. В. Асафьев, писавший, что в музыке Хачатуряна -ощущается строго обдуманный строй мысли и надежная структура» и что «рубенсовская сытность его оркестровой палитры и богатейшая орнаментика не должны смущать: за ними — ищущий страстный темперамент и суровый эпос Армении».
Общительность Хачатуряна сочеталась со склонностью к самоуглублению, уединению, когда, кажется, малейший шорох, доносящийся извне, способен вывести его из душевного равновесия. Ему было присуще чувство собственного достоинства и гордости. Он ценил красоту в человеке, природе, искусстве, любил поэзию, живопись, архитектуру. Он преклонялся перед красотою женщины. Похачатуряновски восторженно и экспрессивно звучат слова, сказанные им через десятки лет о первой встрече в классе Н. Я. Мясковского со своей будущей женой Н. В. Макаровой: «И вдруг открылась дверь и вошло счастье». Внешность Арама Ильича неповторима, привлекательна, импозантна. В ней нет ничего мелкого, статичного, будничного. Все крупно, динамично, экспрессивно.
Большой лоб, густые волнистые волосы— прежде каштановые, а позже посеребренные сединой. Чуть выпуклые выразительные глаза, прямой нос, полные губы. Вся фигура его крупная и вместе с тем подвижная, легкая. Хачатурян любил бывать в родной Армении, где у него всегда было много друзей, родных, коллег, учеников, горячих почитателей его таланта. На сцене Ереванского ордена Ленина академического театра оперы и балета имени А. А. Спендиарова постоянно с огромным успехом идут балеты «Гаянэ» и «Спартак». В Армянской филармонии, по радио и телевидению исполняются его симфонические и камерные сочинения. На произведениях любимого композитора воспитывается молодежь консерватории имени Комитаса и других музыкальных учебных заведений. Каждое утро и вечер над Арменией звучит созданный А. И. Хачатуряном Государственный гимн Армянской ССР. В 1963 и 1973 годах музыкальная общественность Советского Союза и зарубежных стран широко отмечала 60-летие и 70-летие со дня рождения Хачатуряна. Состоялось множество авторских концертов, во многих театрах с большим успехом ставились его балеты. Многие нотные издательства мира опубликовали его произведения. В Большом театре Союза ССР состоялось в 1973 году торжественное заседание. Юбиляру было присвоено звание Героя Социалистического Труда, ему высказали множество приветствий, вручили сотни адресов, телеграмм. Секретариат правления Союза композиторов СССР поздравил А. И. Хачатуряна и отметил, что его «произведения вошли в золотой фонд советского искусства и приобрели широкую известность далеко за пределами нашей Родины».
Среди поздравлений было и письмо от Е. Д. Стасовой, которое заканчивалось словами: «Представляю, как порадовался бы мой дядюшка Владимир Васильевич Стасов Вашему жизнерадостному таланту, Вашей животворной связи с народом. Ведь народность в музыке он ставил превыше всего. Убеждена, что вы еще много раз порадуете наш народ и удивите мир своими солнечными произведениями!» «Музыка и народ» назвал Хачатурян свой доклад на открытом заседании президиума Академии наук Армянской ССР в 1972 году.
В этом докладе, как и в других многочисленных выступлениях на съездах и пленумах Союза композиторов, различных конференциях, симпозиумах, по радио, телевидению, в прессе, последовательно утверждаются законченная идейно-художественная программа, творческие принципы, эстетические взгляды композитора, затрагиваются проблемы сущности и назначения искусства, гражданского долга художника, национального и интернационального, традиций и новаторства и т. д.
Как же решал Хачатурян один из главных вопросов эстетики — об отношении искусства к действительности? Подобно другим передовым советским художникам, композитор понимал искусство как форму общественного сознания, неразрывно связанного с жизнью, интересами, мыслями, чувствами народа, его представлениями и художественными традициями. Произведения Хачатуряна затрагивают общественно значимые темы, в них ставятся сложные социальные и нравственные проблемы века, воспеваются Родина, мир, духовная красота человеческой личности, обличаются насилие, человеконенавистничество, зло. Вера в жизнь, в неисчерпаемые силы народа, в торжество правды, свободы, счастья являются источником жизнеутверждающего начала, присущего мировоззрению, творчеству Хачатуряна. Б. В. Асафьев назвал Хачатуряна «Рубенсом нашей музыки», желая этим сравнением с великим художником Возрождения подчеркнуть неиссякаемую жизненную силу, ренессансную полнокровность чувств, богатую палитру красок, которыми отмечено творчество замечательного советского композитора. Произведения Хачатуряна несут в себе позитивное начало, положительный социальный и этический идеал, светлое мироощущение «торжествующей человечности». Конечно, это не означает, что Хачатурян воспринимал действительность лишь в одном мажорно-праздничном, гимническом измерении. Как подлинно большому художнику, ему были ведомы многообразные стороны бытия. В его музыке — не только свет, но и тень, не только радость, но и мужественная скорбь, не только полнота чувств, «истина страстей», но и глубокое раздумье; она охватывает историческое прошлое и современность, героику и юмор, эпос и лирику, трагедию и драму, быт и пейзаж... Реализм его творчества—действенный, активный, окрыленный романтикой борьбы, созидания, порыва, мечты.
В ожесточенной социальной, политической, идейной борьбе, которая ведется сейчас во всем мире между силами прогресса и реакции, света и тьмы, свободы и насилия, Арам Хачатурян всем существом своего творчества был на стороне тех, кто отстаивает светлое будущее и счастье человечества, кто борется за прогресс, за коммунизм. Средствами своего искусства Хачатурян не только отражал действительность, но и участвовал в ее перестройке. Он воспевал новую жизнь, величие и духовную красоту советских людей. «Создавать художественные ценности, нужные народу, помогающие ему в борьбе, вдохновляющие его на свершения новых и новых подвигов, воспитывающие мысли и чувства миллионов,— нет и не может быть более важной цели для художника. Завоевывать великое право участвовать своим творчеством в строительстве коммунизма— почетнейшая задача для каждого композитора»,— говорил Арам Ильич. Музыкальное искусство для Хачатуряна — особая область человековедения. «Я не мыслю себе творчества художника вне кровной связи с жизнью страны, родного народа, с его судьбами, интересами, не мыслю искусства, оторванного от многокрасочной и многозвучной действительности,— говорил Хачатурян.— Иначе оно мертво, абстрактно, умозрительно и теряет важнейшую функцию искусства отражать и познавать жизнь в художественных образах, быть средством духовного сближения, общения народов, „высекать огонь в сердцах людей", утверждать идеи, во имя которых мы живем». В то время, когда дегуманизация, деидеологизация искусства становятся оружием реакционной идеологии, средством отвлечения искусства от сложно ных социальных проблем, Хачатурян провозглашал, что основное назначение музыкального творчества—утверждать высокие идеалы гуманизма.
При этом для него, передового советского композитора, коммуниста, гуманизм не абстракция, не отвлеченная категория, а понятие конкретно-историческое, связанное с психологией и бытом, историей и современностью, борьбой классов, политическими и нравственными идеалами советского общества. В своих высказываниях и в своем творчестве Хачатурян исходил из той концепции человека, которая сложилась в нашем обществе в процессе всемирно-исторических революционных преобразований и формирования новых общественных отношений. Замкнутому в себе маленькому, напуганному ужасами и катастрофами мира человеку, экзистенциалистической, одинокой, бессильной личности, новому варианту ницшеанского «сверхчеловека», с которым часто встречаешься в буржуазном искусстве, Хачатурян противопоставляет Человека в горьковском понимании — борца и строителя нового общества, Человека с горячим сердцем, влюбленного в жизнь и озаренного мечтой. Утверждая принципы искусства социалистического реализма, Хачатурян горячо отстаивал их в спорах со сторонниками «чистого искусства». Вспоминая о своих встречах с некоторыми «деятелями искусства», которые утверждали идею автономии музыки, ее полной независимости от общественной жизни, политики, Хачатурян писал: «Я не верю таким художникам, я не верю в их творчество. Общественно-политическая жизнь сегодня столь напряженная и многогранная, что вторгается во все сферы нашего существования и обязательно затрагивает искусство. Я утверждаю: современный художник ответствен за все, что происходит на земле. Если он не болеет горестями своего народа, если он не воодушевляется его радостями и свершениями — ему нет места в искусстве». Проблема народности занимает в системе эстетических воззрений в творчестве Хачатуряна одно из главных мест.
К ней он обращался на разных этапах своего творческого пути и решал ее в разных аспектах. Первый аспект, в котором рассматривал Хачатурян эту проблему,— общеэстетический. О нем уже говорилось выше, когда речь шла о неразрывной кровной связи художника с жизнью, судьбами, интересами, мыслями и чаяниями народа. «Чувствовать себя частицей своего народа, постоянно черпать из неиссякаемых родников его творчества, быть выразителем его жизненных интересов— это главная цель всякого подлинного художника»,—утверждал Хачатурян. Для него народная музыка — великая художественная ценность, целая летопись жизни, мыслей, чувств, представлений народа, голос его души и сердца. Отсюда бережное, чуткое, высоко этическое отношение композитора к каждому образу народной музыки, к каждому мелодическому, ритмическому обороту, к каждой интонации. Отсюда и принципиальное неприятие пассивно-потребительского, иждивенческого отношения к фольклору как к чему-то существующему якобы вне самого композитора. Хачатурян не раз подчеркивал, что народность не может определяться количеством использованных фольклорных цитат, что эта проблема гораздо глубже и художник обязан не только приобщаться к народному искусству, но и развивать его, способствуя тем самым росту культуры своего народа.
Композитор, по его мнению, законный наследник всего духовного богатства своего народа, всех накопленных им музыкальных сокровищ. И не только наследник, но и хозяин, владеющий привилегией щедрой рукой черпать из этого могучего потока мелодий, ритмов, инструментальных красок, рассматривая их как драгоценный художественный материал для рождения своих образов, связанных с современностью. В качестве примера Хачатурян привел творчество Шостаковича и, в частности, его Седьмую симфонию, в которой с огромной обобщающей силой запечатлена жизнь народа в суровые годы Великой Отечественной войны. «Здесь,— пишет он,— тот самый русский характер, который потрясающе глубоко обрисовал Алексей Толстой».
В свою очередь, Шостакович писал, что у Хачатуряна «не узкое понимание народного и национального, ограниченное привычными ладовыми интонациями, гармониями или ритмами. Это подлинная народность (курсив мой.— Г. Т.), обогащенная вершинами мировой культуры и сама вносящая в мировую культуру свой новый ценный вклад». Постигая «тайны» стилистики армянской народной музыки (жанровые, ладоинтонационные, метроритмические), Хачатурян вместе с тем открывал такие гармонические, полифонические, тембровые и другие композиционные возможности, которые не только не противоречили армянской народной музыке, а, наоборот, соответствовали ее сущности и обогащали опытом, достижениями мировой музыкальной культуры. Творчество Хачатуряна имело большое значение для развития армянской музыки.
«Не менее велика его заслуга перед музыкальной культурой всего Советского Союза. Он первый среди наших композиторов сумел с неоспоримой убедительностью раскрыть многообразные возможности симфонической музыки Советского Востока для выражения сильных драматических переживаний, патриотических идей, глубоких душевных движений»,— писал Д. Д. Шостакович.
Музыку Хачатуряна, глубоко самобытную и национальную, часто сравнивают с живописью Мартироса Сарьяна. «Солнечные» картины этого замечательного мастера кисти помогают понять музыку Хачатуряна. В свою очередь, лучезарная музыка композитора многое раскрывает в живописи Сарьяна. Кстати, иным творческая манера Сарьяна казалась утрированной, излишне условной, даже искажающей натуру. Но стоило этим скептикам оказаться на земле художника, как все сомнения исчезали.
Сарьяновская живопись — плоть от плоти Армении. Ошибаются и те, кто, не зная природы, искусства, людей Востока, и особенно Армении, иногда готовы упрекнуть композитора в сгущении красок, чрезмерном темпераменте, в излишней щедрости средств. Отнимите все это у Хачатуряна, и исчезнет что-то очень важное, существенное, привлекательное в его творчестве, исчезнет и какой-то кусочек жизни, отраженный в его музыке. Хачатурян постоянно подчеркивал свою кровную связь с Арменией. «Все глубже и глубже я проникаю в века, чтобы прочитать страницу за страницей книгу истории,— писал он.— Все выше и выше я поднимаюсь в напоенные желтеющим светом горы, чтобы увидеть бушующий весенний океан цветов и прозрачный воздух долин. И еще иду к людям — великим в своей простоте людям моей Армении, чтобы радоваться безмерному таланту их труда... Родина моих предков, родина моего вдохновения».
Путешествуя по Армении, можно встретить множество замечательных памятников древнего зодчества. То взметнувшиеся к небесам, то затерявшиеся в расселине гор, то высеченные в скалах, донесшие до сегодняшнего дня и драматизм истории, и величие строительного искусства древней Армении, храмы-крепости, сберегавшие духовные ценности народа в бушующем море крови, насилия, разрушения и разбоя. Высоко в горах, в ущельях, в уединенных местах путник и сейчас встретит вертикально стоящие каменные плиты — хачкары — немые свидетели страданий, веры и надежды народа. В музыке Хачатуряна (например, в его Первой и Второй симфониях) мы можем ощутить эту типичность исторического пейзажа. Другая сторона армянской культуры — ярчайшее проявление «восточного Ренессанса»— бесподобное искусство миниатюры, поражающее и сегодня своей жизненностью, оптимизмом, сохранившее и по сей день немеркнущую яркость и красоту. Какое разнообразие вариантов в орнаментах, ни одного повторения!
Не здесь ли лежит, конечно, наряду с искусством народных музыкантов, один из источников замечательного хачатуряновского варьирования — мотивного, ритмического, ладового?
Армения предстает в сознании Хачатуряна не столько в мученическом или героическом ореоле прошлого, не столько как объект историкоромантических описаний, а как бесконечно любимый и дорогой ему уголок земного шара, история которого наполнена борьбой и созиданием. Композитора особенно волнует сегодняшняя Армения, возрожденная к новой жизни Великим Октябрем, сов- ременный облик ее городов, где традиционные национальные архитектурные формы органично сочетаются с современным профилем высотных зданий и широкими асфальтированными проспектами, яркие неоновые рекламы — с неповторимо прекрасным серебристым лунным светом, где рядом с хачкарами высятся высоковольтные линии электропередач, телескопы всемирно известной Бюраканской обсерватории, новые здания Института вычислительных машин, гигантский ускоритель частиц, грандиозный стадион. Но главное для Хачатуряна— новый облик советского человека. В его музыке, как единое, преемственно связанное, живое и волнующее, предстают вековые традиции и современность, прошлое и настоящее. Трудно охватить все то, что вошло в плоть и кровь творчества композитора. Нельзя не согласиться с Мартиросом Сарьяном, писавшим: «Когда я думаю о творчестве Хачатуряна, передо мною встает образ могучего, прекрасного дерева, мощными корнями глубоко ушедшего в родную землю, впитавшего лучшие соки ее. В красоте его плодов и листьев, величавой кроны живет сила земли. В творчестве Хачатуряна воплощены лучшие чувства и мысли родного народа, его глубочайший интернационализм».
Творчество Хачатуряна доказывает, что национальное в искусстве — категория не абсолютная, «извечная», а исторически развивающаяся. Иными стали общественные отношения, духовный мир человека. Именно это нашло отражение в музыке Хачатуряна. До него никто еще с такой впечатляющей силой не воплощал в музыкальных образах пробудившийся, возрожденный, свободный, социалистический Восток. Чуждый проявлениям национальной ограниченности, он понимал национальное в тесной связи с историей, культурой других народов. В этом проявляется не просто любознательность, эрудиция, но, что важнее всего, присущее Хачатуряну чувство интернационализма, о чем писал и он сам, и многие другие.
«Почти полвека я живу в России, люблю ее, считаю своей второй родиной. Как все советские люди, я — интернационалист. И горжусь этим». По словам Т. Н. Хренникова, «Хачатурян с первых шагов своего творческого пути развивался как художник-интернационалист».
«Автором поистине интернациональным» назвал его К. Караев.
Творчество Хачатуряна — убедительнейший пример взаимообогащения музыкальных культур народов Советского Союза. Композитор обращался к темам, сюжетам, музыкальному фольклору Азербайджана, Грузии, Узбекистана, Киргизии, Таджикистана, Украины и конечно России. Интересно и плодотворно решал он творческую проблему сближения музыки Востока и Запада. Заметим, что некоторые зарубежные музыковеды оспаривают саму мысль о возможности такого синтеза.
В связи с этим творческая деятельность Хачатуряна привлекла особое внимание на VII конгрессе Международного музыкального совета (ММС) в 1972 году. В своем творчестве композитор опирался на богатейший опыт и традиции мировой культуры. Здесь и сокровища народного творчества, и классическое наследие, и достижения современной передовой культуры. Во всем этом Хачатурян открывал близкие для себя элементы. Но чтобы понять его творческую индивидуальность, надо прежде всего осознать то новое, что он внес в искусство. А это прежде всего — чувство современности, умение увидеть новое в самой жизни страны, народа, в общественных отношениях, в новом облике человека — свободного, духовно богатого. Это — новые темы, рожденные нашей действительностью. И важно отметить, что современность присутствует в сочинениях Хачатуряна не только в сюжетах, программах, затрагиваемых темах, но, что самое главное, в самой сущности его музыки, в ее интонациях, в ее силе воздействия. Мы часто говорим: «Композитор впитал в себя народные интонации, его музыкальный язык восходит к фольклору».
Это, несомненно, важное условие реалистического искусства. Но порою забываем, что подлинно большой художник творит музыкальный язык своего времени. Это в полной мере относится к Хачатуряну. С его произведениями в советскую музыку ворвались интонации воли, энергии, мужества, света, радости и счастья. В творчестве Хачатуряна встречаются произведения разных жанров. Он пишет песни, камерные и симфонические произведения, музыку для кино и театра, балеты; в одних доминирует героика, эпос, в других — лирика, в третьих — драма или трагедия. Но чаще все эти начала сливаются в единой художественной концепции, образуя своеобразное явление полижанровости.
Хачатуряну-композитору чужды бытовизм, натурализм, риторика и умозрительность. Его музыкальные образы полны жизни, движения, они конкретны и вместе с тем представляют собою широкие обобщения. Музыке Хачатуряна свойственны романтическая взволнованность и повышенная патетика, та степень накала чувств, страстей, которые сразу же увлекают слушателя. Большое место занимает и лирическое начало как способ художественного познания и отображения действительности, в котором личное участие автора, отклик его души и сердца на многообразные явления жизни особо значимы. Громадный лирический накал придает музыке композитора большую выразительную силу. «Лирическое начало действительно играет большую роль в моей музыке»,— говорил сам Хачатурян. Важно еще раз напомнить, что для стиля Хачатуряна характерны яркая театральность, зримость, живописность, пластичность, склонность к « крупному штриху», действенному «сквозному становлению содержания» (Б. В. Асафьев), симфонизму. Хачатурян нашел новые пути сближения жанровых, композиционных закономерностей, сложившихся в восточной музыке, с одной стороны, и в европейской музыкальной классике — с другой. Это можно проследить, в частности, на примере созданных композитором новых структур, где большую роль играет песенность и танцевальность, импровизационность и рапсодичность, обогащенные многообразными приемами вариационного развития, мотивной разработки, сонатно-симфонической драматургии. Поистине неисчерпаемо мелодическое богатство музыки Хачатуряна.
В то время как некоторые композиторы современности (особенно зарубежные) все более отходили от мелодического мышления, увлекаясь линеарностью, пуантилизмом, серийной техникой, Хачатурян стремился к обновлению музыкального искусства через развитие мелоса. В своем творчестве он показал, что это древнейшее средство музыкальной выразительности способно воплощать и типизировать многие стороны постоянно изменяющейся действительности. «Вкус к мелодии, умение создавать и развивать ее, как мне представляется,— одно из ценнейших качеств композиторского мастерства и таланта»,— говорил Хачатурян. Композитор обладал даром создавать буквально врезывающиеся в сознание слушателя выразительные мелодии, представляющие собой результат художественного обобщения.
Среди них — лапидарные, короткие, словно рожденные возгласом, кличем, речитативно-декламационным началом, и наоборот, широкие, протяжные, бесконечные в своем становлении и развитии. Часто, возникая из единой интонационной ячейки, они разрастаются в развернутые мелодические формы, содержащие разделы экспозиционные, развивающие, кульминационные и заключающие. Хачатурян создал свой неповторимо своеобразный, высоко развитый мелодический стиль, в котором как бы слились многовековые национальные традиции армянской монодии и культура кантилены европейской, прежде всего русской музыкальной классики. Громадную роль в музыке Хачатуряна играет ритм. Он имеет реальную жизненную основу и отражает чуткое ощущение композитором ритма самой жизни в ее различных проявлениях — от трепетного биения сердца до могучей энергии масс в празднестве, плясе, в борьбе; от ритма статики, передающего застыл ость знойной южной природы, до бушующего ритма грозы, пожара. Образно-драматургическая роль его огромна. Проследить эту жизненную детерминированность ритма в музыке Хачатуряна чрезвычайно интересно и поучительно.
Ритм играет в ней большую образно-драматургическую, формообразующую роль. Ритм — один из важнейших элементов национальной формы. В музыке Хачатуряна мы постоянно сталкиваемся с характерными для народной музыки Армении и других народов Закавказья сменами акцентов, смещением ритмических устоев, асимметричными построениями, элементами полиритмии. Во многих произведениях композитора словно ожил богатейший мир армянских плясок, то нежных, женственных, то скерцозных или мужественных. Большое место занимают и ритмы маршей— героических, траурных, триумфальных. Своеобразно ладовое строение музыки Хачатуряна. С удивительной чуткостью композитор постиг народно-ладовую специфику, важнейший элемент национальной музыкальной речи и развил, обогатил их новейшими приемами современного композиторского письма. Гармонический язык Хачатуряна богат и разнообразен. Композитор мастерски использует возможности красочной тембральной гармонии: смелые тональные отклонения, энгармонические преобразования, свежо звучащие параллелизмы, многоплановые гармонии, сочетающие в одновременности аккордовые комплексы различных ступеней, тональностей.
Часто использует композитор мелодические связи аккордов, когда вертикаль образуется сочетанием самостоятельных мелодических голосов. Большую роль в музыке Хачатуряна играет полифония. Не забудем, Хачатурян был учеником Н. Я. Мясковского, крупнейшего мастера полифонического письма. К тому же он во многом опирался на опыт и принципы Комитаса, как известно, одним из первых давшего блестящие образцы армянской полифонической музыки. «Оркестр — любовь моя! В нем заложены могучие возможности. Это организм, который может выразить грандиозную амплитуду чувств и эмоций»,— говорил Хачатурян в беседе с автором этой книги. И действительно, кажется, нет предела творческой фантазии композитора. Его оркестровая палитра чрезвычайно богата и словно освещена лучами солнца, ей присущи преимущественно светлые тона, яркие, сочные краски, ассоциируемые с живописью маслом. Оркестр, инструментовка играют большую роль в музыкальной драматургии как средство интонационно-тематического развития.
То живописно-красочная или психологически-углубленная, экспрессивная, то прозрачная или, наоборот, «густотканная», достигающая огромного напряжения в кульминациях, звучность хачатуряновского оркестра свидетельствует о блестящем владении им драматургией тембров. Партитуры Хачатуряна — это прежде всего партитуры ослепительно ярких, насыщенных красок, многочисленных многообразных смешений тембров, сильных динамических нагнетаний, осуществляемых завоеванием новых оркестровых регистров, тембров, нового звукового пространства. Прекрасно чувствует композитор выразительные возможности солирующих инструментов.
На протяжении длительного творческого пути эстетика и стиль Хачатуряна развивались, углублялись, совершенствовались. Однако в своей сущности его художественные воззрения на назначение, задачи и цели искусства оставались неизменными. Своим творчеством он утверждал передовые принципы советской музыки. Хачатурян всегда находился в центре актуальной проблематики музыкальной культуры XX века.
Творчество его — одно из ярчайших проявлений искусства социалистического реализма.
«Большой прекрасный мир музыки немыслим без его сочинений. Они вошли неотъемлемой частью в сокровищницу мирового искусства XX столетия,— писал Р. К. Щедрин.— Кто из нас... не испытал на себе, в той или иной форме, могучего воздействия его творческой индивидуальности».
Г. Г. Тигранов.: «Арам Ильич Хачатурян. Русские и советские композиторы»// Москва «Музыка» 1987