Одна из памятных для меня встреч в Театре киноактера — с кинорежиссером Михаилом Ильичом Роммом. ‹…›

В работе Ромма имелось много общего с работой Козинцева, когда он репетировал «Опасный поворот». Ромм ничего не показывал. Он давал точные задания и в этом направлении будоражил фантазию актера.

— У вас все идет хорошо, — говорил он мне. — Не зря я снимаю вас в этой роли. Только найдите правильный глаз на Гарри, ведь вы любите и уважаете его, как никого другого. И остро переживаете все, что происходит с ним. И еще. В эпизодах в баре держитесь трезвее. Симонов рассказывал, что американские журналисты хотя и постоянно пьют, но остаются всегда трезвыми. Хлопнут с наперсток виски — и час на взводе, потом — еще с наперсток. Держатся свободно, почти всегда — сигарета в зубах. Вам нужна мягкая шляпа, небрежно надетая. И обязательно — бабочка, а не галстук.

Я все это выполнил. Ромм меня похвалил: «Вот теперь вы почти американец». ‹…›

Обстановка на съемках была деловая и в то же время непринужденная. И то и другое шло от Ромма. Он умел легко переходить от разговора о роли на посторонние темы и снова вернуться к роли. Это тоже раскрепощало артиста и не выбивало его из рабочего состояния.

— Что это вы принесли в газете? — спросил он меня как-то на репетиции. — Ходите на съемку с холодным оружием?

— Добыл для своей квартиры петли четвертого века до Рождества Христова.

-Что-что? «Четвертого века»? Покажите.

Я развернул газету и показал две железные, позеленевшие от времени красивые, с длинными, закругляющимися в разные стороны концами дверные петли. Они действительно выглядели как древние.

Ромм ехидно улыбнулся.

— Перед войной под Ашхабадом кто-то обнаружил в пустыне остатки поселения и сообщил в Академию наук Туркменистана, что, возможно, под песками скрыт древний город. Немедленно снарядили комиссию, начали раскопки. Выяснилось, что это остатки наших декораций, в которых мы снимали «Тринадцать». Ваши петли четвертого века до Рождества Христова изготовлены в этом году в бутафорских мастерских нашего «Мосфильма».

И он рассмеялся дьявольским смехом.

Но Ромм бывал на съемках не только благодушным. Он мог взорваться, как бензин, в который бросили спичку, мог изругать актера. Но в этом проявлялись издержки напряжения во время съемок. А после и тени недружелюбия не оставалось у него по отношению к человеку, на которого он недавно кричал. Жил он тогда на Большой Полянке. Принимая гостей, становился веселым и остроумным тамадой. Угощал своим фирменным блюдом, сациви собственного изготовления, и очень гордился делом своих рук.

Я жалею, что мне довелось встретиться с Роммом только в одном фильме. Это был истинно актерский режиссер. Не будучи никогда актером, он превосходно разбирался в актерской психике. Поработав с ним, я получил новые знания об актерской технике в кино, об актерской форме, логике поведения.

Тенин Б. Фургон комедианта: Из воспоминаний. М.: Искусство, 1987.