Об «Иване», быть может, следует говорить особенно серьезно и глубоко, ибо авторы фильмы, режиссер Довженко и оператор Демуцкий, — еще в предыдущей картине «Земля» нашли особый стиль, особую манеру композиции. О фотографическом оформлении «Земли» должно быть написано большое научное исследование, и я уверен, что оно будет написано. Для искусствознания в целом и отнюдь не только для кино «Земля» — колоссальная ценность, и всем нам, работникам советского искусства, а в особенности искусствоведам, критикам, должно быть стыдно за свое невнимательное, пассивное отношение к фильме «Земля».
Итак, Демуцкий и Довженко еще в «Земле» нашли свой стиль, свою манеру композиции и продолжили ее в «Иване». Эта манера, быть может, более станковистская, чем все другие работы в кино, она лежит в самом стиле монтажа и оформления картин Довженко. Можно спорить о том, правильно ли это или неправильно, но скульптура быков и смотрящих на крестьян в «Земле» или музыкантов в «Иване» — это кадры поразительные по своему мастерству. Есть люди, отрицательно оценивающие эти кадры, обвиняющие их в «статуарности». Но нельзя же забывать, что именно эти кадры сделаны целиком в стиле и манере такой фильмы, как «Земля», что они полностью оправданы в таких частях «Ивана», как монтаж Днепростроя.
Монтаж, конечно, выполнен режиссером, но мне кажется, что монтаж не мог быть осуществлен, если бы во время съемки он не представлял бы себе отчетливо всего куска в его монтажном оформлении. Нужно было видеть всю целостную, изумительную композицию, чтобы ее осуществить. Кадры Днепростроя — это огромное, потрясающее полотно, где один кадр переходит в другой, образуют непревзойденные монтажные образы — целостные и законченные, несмотря на десятки кадров и кусков, из которых они состоят.
Поражает чудесная передача фактуры — кранов, неба, бетона, — превосходная и технически и художественно игра света. Вспомните, например, как белые ковши летят вниз к черной воде. Чудеснейшая симфония движения ракурсов, света. Это настоящий кинематограф, это большое мастерство, созданное блестящим монтажом Довженко и прекрасной фотографией Демуцкого. Поражают еще своеобразная игра света и тени, через кадр, через несколько кадров. Это пример настоящей кинематографической композиции. Ночной Днепрострой, когда он поражает стоящего у окна Ивана, — пример редкого технического овладения, огромного мастерства, потому что здесь нет ни одного куска, снятого ночью. Это смелая и интересная работа с фильтрами и пленкой, работа, которую можно произвести только при безукоризненном знании своей техники. Это не случайность, это не удачно получившийся кадр — это серия кадров, в которых сознательно и преднамеренно показана и чувствуется вся градация тональностей ночи, — и такой, какой ее никогда не снимали, — полной звуков и движений уже в самом кадре, без фонограммы.
Первые кадры Днепра — ровная свинцовая вода, с редкими льдинками. Чудеснейшие берега, проплывающие мимо вас с отраженными в воде вербами, кадры, может быть, навеянные Гоголем, но кадры, которые не устаешь смотреть на протяжении сотни метров, и главное, кадры, показывающие, как можно и следует работать с кадром в монтаже. На протяжении сотни метров ничего не происходит, нет людей, ничего не движется, кроме льдинок и самого пейзажа, но это Днепр, на котором предстоит заложить и выстроить Днепрострой.
Сколько выразительного смысла представляет каждый кадр «Ивана». Люди, управляющие движением машин, хозяева, рассказанные одним ракурсом. Степь — солнечна, украинская степь, на которой так много происходит, степь, рассказанная одним кадром — длинным, длинным проходом парубков и девчат туда, на стройку, и многое другое. Мне кажется, что если бы мы научились читать чудеснейшую гамму мыслей, чувств, настроений, заложенных в каждом кадре картин Довженко и Демуцкого, нам бы не приходилось жаловаться, что они, эти картины, непонятны.
Головня А. Художники экрана // Пролетарское кино. 1932. № 21-22.