Кроме Москвина надо особенно отметить трех исполнителей, давших совершенно замечательные экранные образы. Это, во-первых, исполнитель роли Минского Б. П. Тамарин, также выученик Художественного театра; во-вторых, это исполнитель маленькой роли лекаря, покойный заслуженный артист Художественного театра Н. Г. Александров, в нескольких эпизодических сценах сумевший дать такой полнокровный, убедительный и яркий образ провинциального эскулапа, что зритель невольно все время любовался им, неотступно следил за ним даже в тех сценах, где рядом с ним был такой величайший мастер, как И. М. Москвин. Эти дуэтные сцены совершенно незабываемы. И, наконец, надо отметить заслуженного артиста Малого театра Н. Ф. Костромского в роли проезжего генерала в небольшом, но чрезвычайно важном эпизоде, так как именно он особенно четко подчеркивал расслоение на маленьких и больших, тех, кому все позволено, и тех, которые должны покорно выносить всякий окрик, всякий каприз проезжающего начальства. Надо отметить также замечательный грим, который дал великолепный мастер грима Н. Н. Сорокин, гример Малого театра, несколькими штрихами умевший создать исторический и психологический образ.
Единственным исключением от этого принципа подбора актеров была исполнительница роли Дуни В. С. Малиновская. Выбор мой остановился на этой начинающей актрисе до того, как она начала сниматься (она взяла только несколько уроков у О. И. Преображенской), не только из-за ее исключительно удачной наружности, но также главным образом потому, что, пересмотрев буквально сотни молодых актрис московских театров, я не нашел ни одной, которая хоть сколько-нибудь подходила к тому образу Дуни, который сложился у меня на основе изучения Пушкина. А проведя пробную съемку с Малиновской и несколько репетиций вместе с И. М. Москвиным и Б. П. Тамариным, мы надеялись, что благодаря ее природной эмоциональной возбудимости удастся все-таки добиться от нее, хотя бы не в полной мере, того, что надо. Но, конечно, работать с ней пришлось совершенно иными методами, отнюдь не теми, которыми я пользовался при работе с остальными актерами. По существу, с ней пришлось работать так, как работаешь с детьми: если нужно было вызвать на ее лице улыбку, то надо было вызвать в ней настоящую эмоцию, если нужно было, чтобы на лице Дуни выразился интерес, надо было действительно заинтересовать ее чем-то. Так, например, одним из лучших кусков у Малиновской в «Коллежском регистраторе» является безусловно сцена встречи с отцом в Петербурге. В этой сцене она не только исключительно красива, но лицо ее полно настоящей тоски, глаза полны слез. Как же мы добились этого? За 2 — 3 дня до этого Малиновская на съемке, огорченная тем, что я не разрешил ей сниматься с распущенными волосами (а они у нее были действительно очень красивые), расплакалась, как девчонка, раскапризничалась и долго не могла успокоиться. И вот во время съемки сцены встречи точно, но механически срепетировав всю мизансцену, мы, т. е. И. М. Москвин, мой помощник Туманов и я, стали дразнить Малиновскую, напомнив ей неудавшуюся съемку, и довели ее до слез. А так как Москвин в это время начал ее утешать, то и получилось то выражение, которое нужно было по содержанию сцены.
Желябужский Ю. Коллежский регистратор // Искусство кино. 1937. № 2. С. 43-44.