В конце
Сначала Донской решил стать психиатром, потом юристом. Ему казалось, что на поприще юриспруденции он сможет принести людям наибольшую пользу. Донской окончил юридический факультет, выступал с острыми полемическими статьями по вопросам права. От юриспруденции ниточка потянулась к литературе. Донской написал и опубликовал книгу новелл «Заключенные», потом пьесу, потом сценарий…
Путь Донского в кинематографе начался с написания сценариев, осваивания «азов» кинодраматургии. Потом дирекция кинофабрики разрешила ему поставить фильм. Правда, на бракованной пленке и в декорациях, выстроенных для другой картины, но все же самостоятельный фильм. Это была картина «Жизнь» ‹…›.
Затем последовали фильмы: «В большом городе», «Цена человека» (поставленные им совместно с режиссером М. Авербахом), «Огонь», «Чужой берег» (лучший из них — «Цена человека» — получил премию ЦК Комсомола).
Известность же среди зрителей Донской приобрел своей первой звуковой картиной «Песня о счастье», поставленной им в 1934 году вместе с режиссером В. Легошиным. ‹…›
В
В творческом содружестве с литературоведом И. Груздевым, он написал сценарий своего первого горьковского фильма.
Бывают в жизни художника такие произведения, которые сразу, как бы скачком, «переводят» его из начинающих, из «рядовых» в мастера. Фильм «Детство Горького» показал, что в Марке Донском советское киноискусство имеет мастера высокого класса и своеобразной творческой индивидуальности. ‹…›
Режиссер не просто воскрешал картины русской жизни прошлого столетия, не просто воссоздавал биографические факты детства писателя, а с темпераментом и страстью раскрывал процесс познания мира, который происходил в душе Алеши Пешкова. «Правда выше жалости» — эти горьковские слова избраны были эпиграфом к картине. Неприкрашенная правда жизни предстала на экране — мир убогих, мелочных мещанских интересов, самодурства, издевательства над человеком. Но все это освещалось огромной горьковской любовью к людям, верой в людей, радостным предчувствием будущих великих перемен. ‹…›
В одном из заключительных эпизодов картины было показано, как ребята везут Леньку в «чистое поле», о котором мечтал в своем душном подвале мальчик, а в финале мы видели Алешу Пешкова, шагающего по дороге, покидающего места, где прошло его детство. Он шел к людям, к жизни, чтобы отдать ей, «растворить в ней» все лучшее, что накопилось в его юношеском сердце, — таким обобщающим, полным большого гуманистического смысла был конец горьковского «Детства» на экране.
И дальше, в двух следующих частях трилогии, Донской воскрешал «университеты» жизни, которые прошел молодой Горький по дорогам царской России, постигая и ее «свинцовые мерзости», и ее могучую силу, и величественную красоту ее народа. Снова в полный голос звучали с экрана и горьковская ненависть ко всему уродующему, калечащему жизнь, и великая горьковская любовь к человеку. И хотя картины «В людях» и «Мои университеты» несколько уступали первому горьковскому фильму Донского в художественной цельности и композиционном единстве, — главная мысль трилогии раскрывалась с той же режиссерской страстью.
Новые замыслы экранизации произведений Горького вынашивал Донской, но его работу прервала война. ‹…›
Он принимал участие в создании «Боевых киносборников», а в 1942 году поставил фильм «Как закалялась сталь». ‹…›
… Скованное зимой, безмолвное украинское село, черная цепь изможденных босых пленных на снегу и полные тоски глаза детей, которые неотрывно глядят на них
Героем картины становилось это украинское село — все жители его от мала до велика. В фильме не было второстепенных лиц.
Партизанка Олена Костюк, которая вернулась домой, чтобы родить, и в страшных пытках, пожертвовав своим новорожденным, не выдала товарищей; пожилая крестьянка Федосья, взрослый сын которой, убитый гитлеровцами, лежит за селом; молодая, придавленная невзгодами мать троих детей Малючиха и, наконец, сами дети — слишком рано познавшие горе и смерть, не по возрасту серьезные. ‹…›
Донского упрекали порой, что в изображении страданий советских людей, в показе фашистских зверств он нарушил «меру эстетического», был натуралистичен. ‹…› Но разве режиссер ограничивался только этим? Конечно, нет. Он создал фильм о красивых людях, о высоких и прекрасных человеческих чувствах. Символом этой красоты было на экране чудесное, словно мраморное лицо крестьянки Олены — Натальи Ужвий, ясные черты которого не смогли исказить даже пытки.
«Радуга» и другой фильм Донского о войне — «Непокоренные» ‹…› широко демонстрировались на экранах Европы и Америки. ‹…›
Кончилась война. На смену гневным, трагическим образам военных картин в первое же послевоенное произведение режиссера приходит светлая, прозрачная лирика. Донской создает фильм о прекрасной, трудной и счастливой человеческой жизни — свою «Сельскую учительницу» по сценарию М. Смирновой. ‹…›
В своих картинах Донской проводит мысль, особенно ему дорогую: если человек хочет счастья, он должен бороться за правду. В одном из последних фильмов режиссера «Дорогой ценой» по повести М. Коцюбинского — произведении оригинальном, ярком, хотя и во многом спорном, — лейтмотивом служат слова украинской песни: «Если душа хочет вольно жить, пусть за правду воюет».
В послевоенные годы Донской вновь обратился к экранизации произведений любимого писателя. В 1955 году он поставил «Мать» с В. Марецкой в роли Ниловны. ‹…›.
Повесть о Фоме Гордееве, «блудном сыне» русского купечества, Донской воссоздал на экране очень драматично ‹…›. «Обращаться к Горькому вновь и вновь заставляет меня не только любовь к этому писателю, но и неумирающая сила его образов, позволяющая передавать крутые повороты истории, — говорит Донской. — Ведь живы и сегодня Маякины с их заповедью «или всех грызи или лежи в грязи» ‹…›.
Потому не бытописание давно ушедшей купеческой жизни и не история падения гордеевского рода увлекают режиссера. Он рисует душный, косный мир, в котором нет места живому человеческому чувству, где личность попрана, где все подчинено корысти. ‹…›
Проклятьем этому миру и звучит в фильме бунт горьковского Фомы — бессильный, ибо это бунт одиночки, но не напрасный, потому что в нем выплеснулись сокровенные силы русской натуры, как бы изнутри взрывая бесчеловечный жизненный уклад. ‹…›
Да, произведения Донского всегда современны, даже в том случае, когда режиссер воскрешает на экране прошлое. Современен строй чувств его героев и та страстность, активность авторской позиции, которую всегда ощущаешь в картинах этого замечательного художника. Фильмы Донского всегда «узнаешь», не спутаешь с фильмами других мастеров кино. Манера его самобытна. Это режиссер резкий, безжалостный, неуемный и в утверждении и в отрицании. Он не любит полутонов, не терпит беспристрастности, объективизма. Свои произведения он строит на острых контрастах, напряженных страстях. Его поэзия — пламенна, разоблачение — беспощадно. Можно не принимать его индивидуальность, но никак нельзя не видеть ее исключительного своеобразия.
И еще одно интересно. Донской сделал много фильмов. Почти все они получили самое горячее признание зрителей и прессы. Имя талантливого советского художника высоко чтят все прогрессивные кинематографисты мира: его можно увидеть в зарубежных энциклопедиях и словарях, в самых авторитетных исследованиях киноискусства.
Казалось бы, уж можно успокоиться Марку Донскому, успокоиться и писать мемуары! Но Донской меньше всего похож на солидного «мэтра». Дух исканий, экспериментов свойственен этому удивительному человеку. Он ищет и новые темы, и новые образы, и новые кинематографические средства для их воплощения. А в неутомимых поисках — залог творческой молодости. Да, он не отказался даже от увлечений своей юности и одновременно с книгой «Практика режиссуры» пишет другой труд… «Судейство по футболу».
Зоркая Н. Марк Донской // Советский экран. 1960. № 16.