Итак, «поэтическое» начало, образное обобщение, не ушли из фильмов. Они продолжали жить и развиваться и в Условиях победы «прозаического» кино, находя для себя сплошь и рядом убежище в сфере музыки и звукозрительных образов. Но и «поэтическое» направление в чистом виде продолжало развиваться. Безоговорочную верность ему сохранил Сергей Эйзенштейн, вновь заговоривший в полный голос в 1938 году, когда вышел на экраны «Александр Невский». В этой связи может возникнуть вопрос: если происшедшая в начале 30-х годов смена художественных направлений не была случайностью, отражала исторически оправданный поворот советского искусства изображения революции как могучей стихии к показу революционных будней и простых людей, свершающих конкретные революционные деле, то на какой же исторической почве произрос теперь «поэтический» метод Эйзенштейна, вновь восстановивший в своих правах монументальность, гиперболизацию и метафоричность? Это было связано прежде всего с новой — героико-патриотической темой. Высокая патетика, утвердившаяся в качестве отличительной особенности эйзенштейновского стиля еще в «Броненосце «Потемкине», получила теперь пищу в патриотическом подъеме. Нет надобности напоминать, сколь актуальна была для советского искусства второй половины 30- х годов народно-героическая тема.

«Чувство любви к своей Родине, гордость за свой народ, за свою страну, прославление ее своими личными подвигами — все это с необычайной силой проявилось в Советской стране особенно в условиях победы социализма». В то же время тема защиты Родины вставала особенно остро в связи со сгущавшимися на международном горизонте тучами и возрастающей агрессивностью германского фашизма. Интерес к родной истории был одним из показателей как возросшего национального самосознания советского народа, так и его решимости защитить плоды мирного труда от посягательства внешних врагов. Исторические сюжеты разрабатывались в то время во многих произведениях кинематографа м музыки, можно назвать наугад хотя бы ораторию Ю. Шапорина «На поле Куликовом» фильм «Минин и Пожарский» В. Пудовкина. К этому же периоду относится, между прочим, и первое после Великой Октябрьской социалистической революции восстановление на оперной сцене «Ивана Сусанина» Глинки с новым текстом С. Городецкого — свидетельство не только возродившегося внимания к подвигам наших предков, но м восстановления в своих правах классического художественного наследия как предмета национальной гордости. Правда, такой поворот таил в себе опасность чрезмерного м одноcтороннего увлечения стариной, а главное — внешне парадного изображения исторической действительности, затушевывании внутренних социальных конфликтов и преувеличения роли героической личности. Однако подобные тенденции резко обнажились позднее — в военные и послевоенные годы.

Что же касается «Александра Невского», то необходимо решительно оградить одно из лучших произведений советской киноклассики от упреков в подкрашивании истории или в выдвижении на первый план, в ущерб народу, личности полководца. На самом деле Александр, князь, показан в тесной связи с народом, с которым он делит и мирный рыбацкий труд, и тяготы военных походов. Эйзенштейн писал, что авторы (подразумеваются авторы сценария — П. Павленко м сам Эйзенштейн) стремились увидеть его глазами народа, что они вычитывали черты его характера из старинных летописей, к тому же в картине широко показаны в активном действии и народные массы — новгородцы, псковичи, крестьяне. Имеется в ней и ряд сочно выписанных типов. Нельзя забывать о жанровых особенностях картины.

Если подойти к ней с требованиями психологической драмы, то образ главного героя покажется, несомненно, чересчур прямолинейно и однопланово решенным, в образы двух ого соратников — исторического Гаврилы Олексича м полумифического Васьки Буслая — представится до примитивности наивными. Однако и история сватовства к Ольге двух «богатырей», и знаменитая сцена, в которой Буслай на поло боя, один, потеряв оружие, крушит налево и направо тевтонцев вытащенной из упряжки оглоблей, и многое другое, кажется наивным и даже смешным, если упустить из виду, что перод нами — произведение, возродившее на экране черты былинного эпоса. К сожалению, жанровый критерий очень редко применяется в кинематографии (исключение делается, пожалуй, только для комедии).

Эмилия Фрид. : «Музыка в советском кино» // Прокофьев.