Из дневников Михаила Цехановского
1928 год
17/1, вторник, 121/2 часа ночи.
<...>. Завтра должен быть ответ о новом деле: «мультипликация сказок Маршака». На этом деле строятся наши семейные мечтания. Каждый день об этом говорим, волнуемся, надеемся. <...>
15/VII — 35 г.[1]
В те дни шли переговоры о постановке «Почты». 8 лет тому назад. Я мечтал о кино страстно, как в детстве и юности о живописи и скульптуре. Дух захватывало от желания сделать фильм. Теперь, после некоторых успехов и через 8 лет, и ко мне остыли, и я остыл. Еще в руках у меня большая интересная работа — «Балда». Все, что сделано до сегодняшнего дня, — хорошо, отлично. Еще 5-6 месяцев работы и, возможно, я опять воспряну духом. Но если я окончательно охладею к этому искусству, то для меня ясно, что больше нет ни одного дела, к которому я загорелся бы тем же юношеским огнем. Впереди — пустота. Мне 46 [лет].
4 февраля, суббота.
<...>. Те «щупальцы», те «присоски», которыми я хватал жизнь и которыми держался за жизнь—ничего не хватают. Нет желания. <...>. Какая все сволочь! Все мелкие, дрянные самолюбия мелких дрянных людишек: Житков, Маршак, Лебедев, Шварц. История со сценарием «Почты» надолго запомнится. Эта ничтожнейшая дрянь С. Маршак в продолжении недели ломался, как мог, в завершении всего я взял на себя роль, которую, кажется, не брал еще ни разу в жизни. Чтобы у меня в природе была склонность к подхалимству и пр. — этого сказать нельзя. Здесь, скорее, роковое совпадение: человек, от которого случайно оказался в зависимости, оказался исключительной сволочью. Вот и всё. Это же можно сказать и про Лебедева.
8 февраля, среда.
С утра звонил Маршак, всё о сценарии «Почты». Затем — Мансуров, неизвестно для чего. От этих ненужных разговоров начала болеть голова, нервы развинтились. А еще впереди — всякие грязные делишки.
10/П, пятница.
Вчера Маршак сдал сценарий. Целый день с ним возился. Сволочь. Вечером с Пумпянским писали новый сценарий. Скучно от собственной глупости. Дела не идут, работа не клеится. Нет внутри зерна, которое бы постоянно бродило и развивало центробежную силу.
14/11, вторник.
Нахожусь в остром ожидании — буду ли делать «Почту» для «Совкино»? Предполагаю всякие мерзости со стороны Григора и прочее, но все это лишь «подозрения». <...>.
17/11, пятница.
Всякое событие моей жизни, в конце концов, находит свое завершение и разрешение; я хочу сказать, что всякое, более или менее крупное, событие перемалывается моим характером, хоть в первые моменты кажется, что «кости трещат». Если здесь дело повернется против меня, то нужно будет настойчиво обратиться в Москву, послать ругательное письмо и пр., вплоть до скандала. Слишком стал я податлив, деликатен и инертен. От этого многие «поражения». <...>.
24/II, пятница.
Вчера с Дружининым, начал «обмозговывать» «Почту».
Все идет к тому, что заключу договор месяцев на 6, по 200-300 р. в месяц. Кроме того — и это, конечно, «карьера». Быть кинорежиссером — хотя не входило в мои юношеские мечты — цель почтенная.
Живописец, скульптор, писатель, критик, организатор, педагог — не слишком ли много? Теперь мне кажется, что многие мои предыдущие шаги (динамо-картины, кино-книжки) вели к тому, чтобы мне работать в кино. Конечно, важно найти ту форму, то искусство, в котором можно лучше и полнее себя выразить.
В той же мультипликации можно создавать свои «повести», «трагедии», «комедии», «симфонии» и т. д. Эта работа может увлечь не меньше живописи или скульптуры. Нужно найти свой жанр. Не для детей, не карикатура, а серьезное: подлинно художественной формой выражения должен быть мультипликат.
Иногда, когда я начинаю думать и воображать свой мультипликат, у меня «замирает дух», как замирал дух в детстве, когда в руках у меня была глина или уголь. Мне мерещится, что в этой области я могу достичь результатов, которые не снились еще никому из современных мультипликаторов.
В то же время мне представляется такая картина: мощный дуб, ствол, вверху — цветущее дерево: на листьях, в ветвях — ползают букашки, порхают птички, одним словом — жизнь кипит. И вот — в середине дерева червь грызет ствол — день за днем, ночь за ночью.
Раньше работа этого червя сознавалась лишь изредка, как мимолетная грусть, теперь же стало ясным, что за 10-15 лет — червь произвел страшную опустошительную работу. Жизнь — не мила. Вверху еще зеленые листья, солнце, голубое небо, внутри — все изъедено.
25/11, суббота.
Дело с заключением договора близится к концу. Шесть-восемь месяцев дьявольской работы ждут меня у дверей. <...>.
27/III, вторник.
Канитель с мультипликатом «Почты» длится почти два месяца.
Григор — сволочь первого сорта. Буду ли когда-нибудь я независим от всех этих подлецов?
Скучно и противно.
2 апреля, вечер.
В субботу заключил договор с «Совкино» по 1 сентября, добился того, о чем мечтал в последние годы.
Открылся новый путь, чрезвычайно серьезный, чрезвычайно интересный. Если я сумею и смогу его использовать, то дальше открываются широчайшие перспективы в области кино — этого нового великого искусства.
6 апреля 1928 г.
«Запретный плод сладок». Оттого до сих пор я люблю скачки, рулетку и пр. — то, что запрещалось в детстве: «вход детям до 16 лет воспрещен» — значит, интересно, тянет.
Так было и с «авторством». Первая книга: «Пионерский устав» — принесла мне миллион удовольствий.
Авторство в «Радуге» во времена административной работы в техникуме — казалось мне чем-то чрезвычайно «почетным» и для меня трудно достижимым.
Авторство в ГИЗе, у Лебедева также казалось достойной целью.
Работа с Маршаком, Чуковским... все это было «запретный плод».
Все это — пережито и не вполне использовано. Теперь — «Совкино», мультипликатор. Такое дело, в котором уже многие работают и которое многим уже надоело.
4 мая, 12 часов ночи, пятница.
Сегодня была первая съемка «Почты».
Я не привык еще к языку кино, поэтому робок и не уверен, как гусь на льду. Но я его одолею — это элементарно. Следует самому снять метров 100-200.
Чем-то кончу? Каков будет мой первый фильм? Темно и неизвестно. Рассчитываю на свой опыт и чутье.
Фабричная атмосфера прекрасна: дело крепкое и необходимое; это — не Академия художеств, не скучные выставки изо-искусства.
14/V, понедельник.
Работа продвигается вперед. Медленно, очень медленно, но мне кажется — верно. А это главное.
Заснят мальчик (24 м). В четверг снимаю почтальона.
Работа — опиум: она съедает все время и целиком занимает мозг, отвлекая его от «праздных размышлений».
19/V, суббота.
Сколько кадров следует делать в один день, чтобы сделать картину к сроку? По рабочему сценарию их 138, т. е. выходит по одному кадру в день нарисовать и снять, это метра по 3-4. Чепуха! Пахнет грандиозным скандалом. Необходимо сокращать! Жестоко и решительно. Делать только самое существенное. Подразделить сценарий на основные кадры, строить их так, как [если] бы вовсе не существовало других, и только в случае возможности дать все детали.
Сегодня днем проходил из бани по Мойке. На противоположной стороне какой-то дворец и сад. Только несколько дней распустились листья и то еще не совсем. Листья еще маленькие, «клейкие».
Зелень листвы большого, высокого дерева, красное здание и бледно- голубое небо.
Одно мгновение почувствовалась радость от этого вековечного зрелища и подумалось — это зрелище (природа) трогает, волнует и чарует в молодые годы. Вокруг бегают ребятишки — новая смена нам. И всякой новой смене — еще долго, долго, многие сотни и тысячи лет — эта свежая зелень и бледное майское небо будут «захватывать дух». А наше сердце эти «виды» уже не трогают. Равнодушным, жестоким, скучным кажется нам и голубой зонтик; жалкими, ненужными кажутся деревья в их весеннем наряде.
Есть ли «Почта» — та цель, для которой следует сделать исключительное ударное напряжение? Работать круглые сутки, забыв обо всем остальном.
Да, если я провалюсь с этой постановкой, то провал этот будет страшным. В 40 лет: ничего! Два года бесконечных разговоров о кино — и в результате — провал! Нет, этого не должно быть!
28/V, понедельник.
Хотя до окончания договора осталось 4 месяца, но беспокойство за исход работы тревожит меня и сейчас. От этого исхода зависит слишком многое.
Следовало бы, чтобы каждый день жизни приносил бы что-либо неприятное, что приходилось бы нам преодолевать. Если нет этих неприятностей, то следовало бы их создавать искусственно.
Тренировки воли — необходимы. Без нее мы не в силах будем перебороть самые большие страдания, которые, несомненно, каждому из нас придется испытать. <...>.
А если «Почту» к сроку не кончу? Если затяну ее еще на 2-3 месяца?! Зимой, без денег! Следует установить дисциплину. Момент исключительно оригинален, чтобы им не воспользоваться. А опасность запоздать есть несомненная. Работа слишком велика и трудна!
Ответственность перед самим собой. «Имя художника»! Жуть!
В 1928 г. делал «Почту», пробивался в кино, впереди была полная неизвестность. Так это, очевидно, бывает всегда и со всеми. Весело пробежало 9 лет. Давно кончил «Почту», затем звуковую, затем «Пасифик» и «Гопак». И — стоп. За 8-9 лет — три незначительные работы. Это ли не крушение всех иллюзий!
А в результате — катастрофа с «Балдой» и уход с фабрики. И после ухода прошел уже целый год. А впереди? Черт знает, что за чепуха! 10.8.37 г.
1 июня, пятница.
Вчера и сегодня снимал пуделя, роющего яму в комнате Житкова. Воевал с 1-ой мультгруппой. Воюю с Новиковым. Работа идет туго, но все же идет.
7 июня, пятница.
Вчера — 39 [лет]; голова идет кругом от всякой суеты. Главное — «Почта», судьба которой должна решиться в ближайшие недели. Все, что заснято до сих пор, — мало интересно, а кое-что — плохо.
Работа двигается крайне медленно, угрожающе медленно. Голова целиком занята картиной. Но нет уверенности, что выйдет очень хорошо, что выйдет необычайно хорошо, что картина откроет мне двери в кино и выше. Иными словами — нет того мощного тщеславия, которое побеждает все трудности, которое заставляет делать усилия сверхъестественные и ведет к победе. Нет того, что недоставало мне всегда и что было причиной постоянной половинчатости. Я легко и охотно иду сейчас на компромиссы, на «розыгрыш», на положение «середняка». Вот примеры: скульптура, книга о кино, бокс, плавание, живопись; возможно во всем этом я не достиг даже уровня середняка. В 39 лет в этом можно сознаться.
Нет упористости, нет самообладания, нет силы. Нет длительного плодотворного вдохновения.
Безразличие, апатия, скука.
23/VI, суббота.
То дело, за которое я взялся, — дело большой для меня важности. За три месяца сделано слишком мало и слишком плохо. Не так следует работать.
Не следует так небрежно относиться к делу, за которое платят большие деньги и которое может создать мне в будущем материальную прочную базу. И не только в деньгах дело. Хорошее имя — лучше денег. Провал в этой работе будет для меня несмываемым позором. И если провал возможен, то лишь исключительно по вине лени и небрежности.
Не может быть и не должно быть, чтобы в своей профессии у меня были бы провалы. Тогда в чем же будут заключаться мои достижения?!
И это еще не всё. Ведь об этом деле я трезвонил, и что, если все это окажется пустозвонством! После провала, кажется, не на что уже будет рассчитывать. Всё — испробовано.
Живопись? Скульптура?
В 40 лет — ничего: вот когда всякие доказательства будут излишни.
Три месяца! Что можно сделать в этот срок? Очень и очень много. Но нужен точный расчет времени. Нужно максимальное напряжение сил. И не откладывать более ни одного часа. Работа должна иметь срочный характер. Сон сокращен до минимума, по 5-6 часов. Задача за задачей должны решаться в боевом темпе и с боевым напряжением, — до седьмого пота. И только тогда можно рассчитывать на победу, на хороший успех и получить право на заслуженный, спокойный отдых.
За три месяца сделано ничтожно мало. Нет никаких достижений, ни одного очень хорошего или очень интересного кадра. А это — катастрофично!
Еще не поздно. Еще есть возможность сделать превосходный фильм. Но утеряно слишком много, поэтому оставшиеся три месяца могут быть только жесточайшим боем. Иного выхода нет.
Отступать — некуда, идти же день за днем на верное поражение — это безумие и слабоумие.
Сейчас же необходимо приступить к сложным и интересным кадрам, которые сами по себе были бы шедевром и новым словом в кино.
28/VI, четверг, 311/2 часа ночи.
Понедельник, вторник, среда — прошли безрезультатно. Следует вести дневник с записью исполненной работы (с сегодняшнего дня).
Основные недостатки кадра (почтальон и сосед): 1) очень плох пудель. Там, где шарнир — лучше.
Вообще, в профильных продвижениях, вероятно, шарнир совершеннее, — или необходимо делать множество подменок. Совсем не смешно. Слишком скоро там, где нужно было бы — медленно (сосед подходит к двери).
Вообще, бледно, скучно и неясно.
9/VII, понедельник, утро.
Наглость Маршака — лишнее доказательство тому, что продолжать «жить» издательской работой — трудно и противно.
Единственный, более или менее сносный путь — кино.
10 июля, вторник.
Мне начинает казаться, что я теряю работоспособность. Во всяком случае, того напряжения, внимания, которое изредка я ощущал в себе раньше, — теперь не ощущаю давно. Даже сильного возмущения за свою негодность я не вижу в себе.
Вчера был просмотр «Почты». В общем, сошло на 4. Но недочеты были, и я их вижу больше других. <...>.
1928 (39) — 1949 (60).
Промелькнул 21 год киношной работы — это ли не урок! Но и это еще не весь урок. Что-то еще будет впереди?
13 [июля], пятница.
Кино — это область, в которой в настоящее время легче всего себя проявить. Достаточно сделать хотя бы «чуть-чуть хорошее», чтобы это хорошее было замечено всеми, буквально всеми, начиная с Луначарского и кончая соседом по квартире.
Сейчас этот случай проявить себя у меня есть и глупо будет им не воспользоваться.
Трудно в 2, месяца сделать то, что должен был я сделать в 6 месяцев. 3 — почти прошли даром, по небрежности и лени.
16/VI1, понедельник.
Да, несомненно: технически «Почта» очень слаба. Я начал работать «нахрапом», потонул, не умея плавать.
Способы: 1) подменки, 2) весь лист — подкладной, 3) шарнир.
Мульти требует простейшего приема, удобного для размножения (штрих, заливка — но не тушевка, пунктир, отмывка).
24/VII36 г.
Смешно! Прошло 8 лет. Тогда я начинал «Почту», теперь собираюсь кончать «Балду». А между этими двумя работами — почти ничего. Тогда я работал со свежим чувством (39 [лет]), теперь с подавленным. «Балда» по сравнению с «Почтой» — много сильнее, зрелее. Но сильнее и зрелее не на 8 лет, а намного меньше.
10 августа, пятница. 2 часа ночи.
Работать надо бешено, чтобы в два-три года сделать все, что возможно, ибо дальше будет уже, конечно, поздно. От других, молодых, можно еще ожидать и им прощать первые ошибки, я же обязан дать только вполне зрелую работу, которая будет полностью определять мою ценность.
18/VIII.
<...>. Следует спешить со съемками «Почты»: чем больше я увижу на экране хороших кадров, чем больше будет данных, что картина будет «боевиком», тем сильнее станет моя уверенность и сильнее станет желание довести до конца работу.
22 августа, среда.
Осталось 39 дней до сдачи картины, т. е. почти ничего. Но все же в эти 39 дней необходимо сделать величайшее напряжение, чтобы довести ее до возможно лучшего состояния.
Сейчас присел на диван и задумался. До отъезда Пр[уткова] в Лондон у меня не доделано 28 кадров. До конца картины — минимум 50. Всего кадров — 80. Если взять на кадр по 5-ти дней, то всего 400 дней, т.е. 13 месяцев; если по 2 дня на кадр = 160 дней — 51/2 месяца. 2 дня на кадр!!! В чем же выход, где выход?
Выход: 2 кадра в день!! Чепуха.
1 сентября, суббота.
Конец договора — ровно через месяц. Иногда не сплю по ночам и в бессонные ночи мозг работает напряженно.
5 сентября, среда.
В каком бы я трудном положении не очутился из-за промедления со сдачей картины — следует дотянуть отличное качество картины до конца.
Не сдаваться — до конца.
9 сентября, воскресенье.
За последнее время неожиданно выясняется, что первый мой фильм может выйти хорошим. Такое ощущение. Есть уверенность в себе.
Работаю с большим напряжением, и работа идет. Часто до 5-6 часов ночи, ночью воображение работает почти лихорадочно.
Осталось 3 недели, но срок этот меня не пугает. Многому за эти шесть месяцев я научился и, вероятно, еще многому научусь до конца работы. Но когда конец? Через 1/2 месяца? Через 2, через 2 1/2??
12 сентября, среда.
Следует зорко следить за несоответствием воображаемых кадров с теми, которые в действительности получаются.
Техническая сторона мультипликации, возможно, много труднее, чем это мне до сих пор казалось. Следует экспериментировать, следует иметь какое-то «руководство», «справочник» для получения нужных элементарных эффектов. Это «руководство» составляется из записей, достигнутых опытом знаний.
13/IX, четверг.
Еще только 9-го я думал, что «Почта» может быть удачной и, кажется, горько ошибся: мое воображение убегает дальше моих мультипликационных знаний.
За шесть месяцев я этого дела не одолел. Осталось 2 недели, сделано 50%!
5 октября, пятница,
Срок прошел. Работаю по ночам и вообще делаю большое напряжение, чтобы «одержать победу».
13 октября, суббота, 31/2 часа ночи.
Не помню, сколько уже ночей я провожу за «Почтой». Давно так не работал — со времени техникума. Сначала уставал, теперь вошло в привычку. Какие-то будут результаты? «Боевик» или чепуха? Может быть и то, и другое.
Во всяком случае — многому научился и, если это большое напряжение даст положительный результат, то уже не для кого-то и не для чего-то, а на «мою мельницу».
Есть даже прелесть в этой «окопной» работе: забываешь все на свете и даже самый свет. Это увлечение «чепухой», причем веселой чепухой, — может быть, самое приятное удовольствие в жизни.
«Экзамен» в ближайшие десять дней. Весь сентябрь был горячий, сработал в 100 раз больше, чем за все предыдущие 5 месяцев.
15 октября, понедельник, 1 час ночи.
Сегодня провел целый день на фабрике. В ближайшие дни приступаю к монтажу. С удовольствием помышляю об этом веселом деле.
Вообще, весь номер может получиться забавным. Одного боюсь, чтобы действительность не разрушила моего воображения. Многое кажется лучше, чем оно в действительности. С другой стороны, на свежий глаз — то, к чему я присмотрелся, не так уж плохо. Вообще, очень и очень все это забавно, во много раз забавнее, чем детские книжки.
Я не допускаю поражения, необходимо дожать, насколько хватит сил, даже — больше.
24 [октября], среда, вечер.
Вчера днем был просмотр Пиотровским. Все благополучно. «Фильм — замечательный, европейский», «очень хороший» и пр. Но он еще не окончен. Знания мои за шесть месяцев достигли почти необходимой высоты (в мультипликации) — и фильм в целом должен быть несравненно лучше, чем он выглядит сейчас.
Для пессимизма, для полного отвращения к жизни — причин и фактов слишком достаточно; но следует ли из этого, что... или что из этого следует?
Углублять ли его, стремиться ли проникнуть до самой глубины... и утонуть в нем или «мужественно закрыть глаза».
Знать — и остаться жить. Знать и презирать все «волчьи ямы». Не бояться их...
28/Х, воскресенье, 2 часа ночи.
5 дней прошло после сдачи 1-й части «Почты». Пора взяться за продолжение, но настроение вялое, сонное. Голова работает плохо, воображение спит. «Почил на лаврах», на маленьких, ничтожных «лавришках».
Три дня подряд хожу в кино, ем, пью, живу в свое удовольствие — отдыхаю после месячной напряженной работы. Получил деньги, оттого дни идут спокойно...
На ночь читаю письма Ф[едора] Д[остоевского], страстные, нервные, но уже — мертвые, никому не нужные.
Нет твердой веры, что и это «новое дело» — кино — поднимет меня на высоту, о которой наивно мечталось в детстве. Нет большого желания, не привлекает, ничего не привлекает. Распущенность телесная, вялость тела, от этого — апатия.
2 ноября, пятница, 2 часа ночи.
Десять дней прошло со сдачи 1-й части. Работаю — мало, хотя энергия растет. Сделал массу эскизов. Теперь вопрос техники, времени, чтобы довести работу до конца.
Вечером был в Центральном] Д[оме] Искусств]. В[ера] — рисовала. Я сел за шахматы и убил 3-4 часа.
Дождь, мокро, сыро. Жаль терять время, но зачем мне это время, твердо не знаю. <...>
6 декабря, четверг, 1/2 часа ночи.
Недели пробегают с веселой быстротой; дней я уже не замечаю — это спицы колеса на быстром ходу. По «Почте» — все сроки пропустил, но так как работаю «боевик», то не беспокоюсь об исходе. Работа идет с большим напряжением, провалов почти нет.
Сегодня узнал, что Пиотровский сватает меня за Тимошенко — еще новый номер. Интересно, чем вся эта затея с кино кончится?
24 декабря, понедельник, 3 часа ночи.
«Почта» стоит на крепких ногах. И в первой и второй части есть превосходные кадры, есть и просто хорошие, и их много. Плохих мало, и их необходимо беспощадно уничтожить. В этом я иду настойчиво вперед и не поддаюсь панике. Теперь уже несомненно дело близится к окончанию.
И теперь особенно следует держать ухо востро. Сцепить как можно крепче всё в одно целое.
Вещь должна быть целостной, и тогда все будет спасено. Тогда лучшие кадры будут крепко стоять на своем месте. Общее движение картины ни на миг не должно прерываться. Содержание, сущность картины в этом случае есть чистое движение, т. е. «Почта» есть абсолютный фильм, насколько движение есть сущность киноискусства.
В сцепке всех кадров по движению и есть задача по окончанию картины. Тема пустяковая, она не может быть типичной. Все удовольствие от картины должно состоять лишь [из] ощущения непрерывного разнообразного движения: то в движений самого письма, то в движении поезда, то парохода, туннеля, отдельных предметов и пр. и пр.
Движение прерывается лишь веселыми стишками и короткими комедийными вставками.
Отличные кадры: 1) движущееся письмо, 2) гусеница, 3) паровоз, дымы, столбы, 4) звездное небо, 5) рекламы, 6) туннель, 7) качка — профиль, 8) качка — фас.
Через несколько дней — конец году. Девять месяцев потрачено на «Почту». Это первый случай в моей жизни, что на одно дело, причем дело почти «художественное», мною потрачено так много времени и сил. Каков будет результат? Он должен быть «блестящим» — не иначе. Если в последний момент я струхну и не дожму до конца, не «нокаутирую», то повторится старая, не раз уже бывшая со мной история — выпустить дело тогда, когда оно было почти доведено до конца.
Нет, на этот раз я не упущу и дожму. Этот месяц — январь 1929 года — должен быть самым напряженным. Никакой пощады своим слабостям, лени, небрежности.
Наступает момент вылазки, — жестокой последней атаки, — когда решается вопрос: победа или поражение...
А потом отдых и новая работа. Потом двери должны быть открыты на широкий путь киноискусства.
1929 год
9 января, 1929 г., 3 часа ночи.
Днем после съемки заснул на 2 часа и видел во сне мастерскую на Петрозаводской. Проснувшись, вдруг страшно отчетливо понял начало моих ученических годов.
В 11, 12, 13-м годах — я умел очень мало, работал вяло, без цели. Все, что я делал, было безусловно слабо, все мои скульптуры, в том числе и всё, что я делал в Париже.
Только торс — первая более или менее удовлетворительная работа. Но ничего цельного, крепко задуманного, — во мне не было. Я работал только с натуры и работал скверно. Правда, уже в первые годы в Академии под влиянием Ционглинского я сдвинулся с места, но дальше не пошел.
Парижские работы — это бесформенные мешки с картошкой и это — в 18-19 лет!
В Москве (24, 25, 26 гг.) — лучше, многое хорошо, но опять-таки сильного внутреннего заказа не было — это несомненно. Я не умел работать. Легко отвлекался, отдавал свое время, силы и внимание другим делам, другим заботам (семья). И за все время — по сей день — не сделал даже пустяка, вполне законченного, хоть сколько-нибудь ценного.
Теперь по заказу (25-29 годы) — вот уже 3 года работаю с большим напряжением, но больших успехов не достиг. «Почта» — также халтура, как и все книжки (многие — ужас!).
16 января, вторник.
Вчера был просмотр неполной 2-й части «Почты». Монтируя ее, я впервые ощутил «прелесть» монтажа, движения и полета: вставляя натурные куски в Лондоне и соединяя волну и берег Бразилии.
Качка, паника и авария также производят отличное впечатление. Вообще, вчерашним — 15.1.1929 г. — просмотром я остался очень доволен.
В целом вещь получится превосходной. Могла бы быть и лучше, но для первого раза — ничего лучшего требовать от себя невозможно, или, вернее, чтобы выровнять ее, доделать начальные промахи, нет времени.
На других картина также производит хорошее впечатление: «картина европейского масштаба» (Пиотровский).
21 января, понедельник.
Кончаю «Почту», но еще не кончил. Сидим без света, без денег и без определенности в будущем, или, вернее, определенно то, что и в будущем не будет легче.
От «Почты» — смутное чувство. Какова ее судьба — трудно сказать. Ждет ли ее успех, или она пройдет незамеченной?
Картина — не плоха, хотя есть плохие места, которые следовало бы исправить. Во всяком случае, за эти 9-10 месяцев мультипликацию я одолел, как когда-то одолел литографию. Но в общем — скучно.
Ким С., Дерябин А. Дыхание воли. Дневники Михаила Цехановского. // Киноведческие записки. Москва. 2001, № 54
Примечания
- ^ Цехановский, разбирая старые дневники иногда добавлял свои комментарии «из будущего» к старым записям