Симфоничность драматургии «Ивана Грозного» проявляется, как известно, и в том, что все разделы оратории связаны между собой несколькими лейттемами. В трактовке Домаркаса самой яркой среди них стала та, которую можно назвать темой воли царя Ивана. Появляясь в наиболее значительные моменты (увертюра. «Царем буду», «На костях врагов», финал).
Она не только цементирует музыку, но и подчеркивает главенство центрального героя драмы. Драматургическое чутье дирижера видно в том, как убедительно сочетаются в его прочтении «Ивана Грозного» разные по масштабу структурно замкнутые эпизоды ораторий— от нескольких небольших номеров, объединяющихся обычно повтором одного из них и образующих как бы единицу «высшего порядка» (№ 6 — «Многая лета», № 7— «Океан-море» № 8— «Многая лета»), до сложного и развернутого финала первой части — «На Казань», Строение последнего особенно тесно связано с кинематографическим генезисом всего сочинения (монтаж контрастных образных пластов — знаменитый эйзенштейновский контрапункт — как средство выявления драматического конфликта).
Отсюда, как нам кажется, особая сложность собственно музыкального воплощения этого номера. Но, лишившись «зрительного ряда», музыка Прокофьева в трактовке Домаркаса словно обрела более емкое содержание: проявилось ее «кровное родство» с батальными предшественниками — «Сечей при Керженце» Римского- Корсакова, «Ледовым побоищем» из «Александра Невского», ярче выявились динамика противопоставления образов. (русская и татарская рати), сочетание действенности, событийности картины битвы н тонко прочувствованных моментов «лирических отступлений»
Диденко. Т. : Сов. музыка, 1977, 4 // Иван грозный Сергея Пркофьева/