В спектакле Малого театра «На всякого мудреца довольно простоты», возобновленном в 1935 году, запоминается и остается в сознании образ Городулина, созданный Климовым. Спектакль не оставляет впечатления, но образ Городулина живет и будет еще жить многие годы. Это, между прочим, лучший критерий, устанавливающий ценность созданной актером роли, — прочность и глубина восприятия.

Городулин Климова входит на сцену легкой, порхающей походкой. На нем белый жилет, щегольской зеленоватый сюртук, тяжелая цепочка часов. Молодящийся, порядком уже подержанный господин в пенсне, с рыжими, отброшенными в сторону баками. Как будто только светский жуир, дамский угодник, болтун, легкомысленный бездельник, довольный собой и окружающими, душа общества, выразитель сытого благодушия и самодовольства. Мягкие, вкрадчивые шаги, широкие барственные жесты. Все время острит. Каждое слово сопровождает дребезжащим утробным смешком. Больше всего гордится своими рыжими бакенбардами, которые без конца расправляет. Рукой смазывает рот и бегло, быстро разглаживает небрежным жестом бакенбарды. Этот повторяющийся жест несколько утомляет, кажется однообразным, но его циническое и вульгарное однообразие вводит нас в сущность образа. Мы начинаем понимать, что Городулин не просто пустой болтун и добродушный пустозвон. Это что-то посерьезнее.

Он смотрит на всех пристально и ласково, прицениваясь к человеку. Сначала он небрежен с Глумовым, подает ему два пальца и не глядит на него. Потом заинтересовывается. Пренебрежительные жесты переходят в суетливые. Когда Глумов перечисляет качества, нужные человеку без протекции, чтобы выслужиться, Городулин оживляется. Этого человека можно использовать! Когда Глумов начинает выдвигаться и становиться полезным, отношение к нему Городулина меняется еще более — он спешит его обнять, записать в клуб, с удовольствием его слушает, наслаждается его способностями, всюду расхваливает.

Вскоре выясняется сущность его добродушия. Он желает всех примирить, сгладить острые углы, всем угодить, он не терпит никаких столкновений и конфликтов, потому что не выносит никакого беспокойства. Он заинтересован только в том, чтоб ему было хорошо, до всего остального ему нет никакого дела. ‹…›

Когда развертывается скандал с опубликованием дневника Глумова, Городулин — Климов разыгрывает замечательную мимическую сцену. Он застыл у стола, ошеломленный и растерянный. Он соображает, как выгоднее ему себя вести. Провалился ли Глумов окончательно, или он еще выплывет? Затем вкрадчивыми, мелкими шагами он выходит вперед и подает Глумову руку: «И все, что вы говорили про нас, то есть про меня, — про других я не знаю, — правда совершенная!» В данный момент Городулину выгодно разыграть благородство.

Глумов пишет в своем дневнике, что Городулин три дня ездил по Москве и всем рассказывал, что он либерал. Климов очень тонко показывает, что либеральное пустозвонство и ограниченная болтовня являются выражением цинической жадности и беспринципного делячества. Городулин может быть и либералом, и консерватором, и народником, — что выгоднее в данный момент.

‹…›С такой же тонкостью, четкостью и комедийной легкостью сделан образ Телятева в «Бешеных деньгах» Островского.

Это светский пожилой шалопай, с барскими надменными манерами, жуир, бездельник, фланер. С виду добродушное и безобидное существо, в темно-коричневой визитке, светло-палевом жилете, полосатых брюках, с цилиндром, белыми перчатками, сиреневым галстуком розеткой. Одутловатое самодовольное лицо с лихо подкрученными русыми усами. Во рту небрежно торчит папироса, в руке подрагивает палочка. Брезглив, презрительно отодвигается от человека низкого общественного круга, но норовит выпить за его счет. С Чебоксаровыми издали раскланивается с приятной, фальшивой, сладкой улыбкой. Держится самоуверенно, беззаботно, все время что-то вынюхивает, как будто чего-то ищет, оглядывается. Читает афишу, опираясь на палку, заложив руки за спину, поджидая добычу. За Лидией Юрьевной ухаживает недостойно, гнусно, воровато. Подносит букет и покорно стоит перед ней, прижимая руку к груди. Прислушивается к необычным, новым разговорам, учуял перемену фронта и моментально сообразил, что этой переменой можно воспользоваться. Разыгрывает удивление переменой обращения и имитирует страсть: «Я наделаю глупостей». Обнимает и целует в плечи и спину и еле спасается от законного брака. Пробует еще раз подобраться к Лидии, когда она вышла замуж. Кокетливо закрывается цилиндром и капризно-тяжеловесным, грациозным тоном признается: «Я не могу жить без вас». Жеманится и распоясывается все более, когда нет преград. Опустошенный, промотавшийся, салонный остряк и селадон, человек в сущности пресытившийся и не способный ни к какому сильному душевному движению, он живет по инерции и пытается выжать из себя интерес к жизни. Но совесть его «так же чиста, как и карманы». Светский дармоед и пройдоха, он не имеет никаких принципов и никакой морали. Он ищет женщин, в которых нет никакой нравственности. Философией никому не советует заниматься, живет сегодняшним днем, срывает цветы удовольствия, занимает деньги и не думает о завтрашнем дне: «а там хоть трава не расти».

Необычайно мягкие краски, а рисунок жесткий, острый и злой. Те же качества умной и тонкой сатиры. «Какой это с виду прекрасный, милый, добрый человек, но какой внутри него навоз! — говорит Климов про Телятева в своей уже цитированной статье. — Вот именно тем-то и хорош Островский, что он простыми и яркими красками рисует самого обыкновенного, казалось бы, человека, хорошо всем знакомого, а потом разоблачает всю его гниль и гадость, вскрывает гнездящиеся в нем страшные вещи».


 

Новицкий П. Климов // Новицкий П. Образы актеров. М.: Искусство, 1941.