‹…› Я москвич. Родился я в Москве. В Москве учился. В Москве окончил школу. Очень среднюю. По профессии я педагог. ‹…› ...это был пятьдесят первый год — меня не принимал ни один вуз Москвы. И только в педагогическом институте, куда не шли мужчины — мужчин там не было — я один был из четырех таких идиотов... ‹…›
После окончания института я, как честный человек, поехал работать по распределению. Меня распределили довольно далеко. В Архангельскую область. На железную дорогу Москва — Воркута, где в небольшой железнодорожной школе, в поселочке, где жило пятьсот человек, и поселочек сам стоял, построенный среди болот и тайги на шлаке из паровозов, которые сгружали шлак, везя уголь из Воркуты, — в этой небольшой школе я преподавал русский язык, литературу, историю, географию и физкультуру. ‹…›
Моя педагогическая практика продолжалась весьма недолго в связи с тем, что в нашем женском педагогическом институте не было военной кафедры, и всех молодых людей, которые оканчивали этот институт, призывали в ряды советской армии. Куда я и попал, как честный человек. Я прослужил три года. Очень далеко. На севере. В Заполярье.
...Нас посадили в городе Котлас в теплушки и куда-то повезли. Чувствуем, что на север. Так по всему чувствуется. Везли очень долго и наконец привезли в город Кандалакшу, где я провел три года на окраине этого города в батальоне связи. В пятьдесят седьмом году демобилизовался. ‹…› Солдатом сначала служил. Потом выбился в люди. Стал ефрейтором. И закончил свою службу старшим сержантом. И очень горжусь этим. ‹…› Мое звание заслужено своим собственным горбом. Радистом первого класса был. ‹…›
Я решил сменить профессию. В Мурманске на небольшой зверобойной шхуне под названием «Буй» меня уже ждало место радиста. И я приехал после службы в армии на две недели в Москву для того, чтобы повидать родных и близких. Но в этом городе я и осел. ‹…›
В школу возвращаться не хотелось в связи с тем, что профессия преподавателя, как я понял, была не для меня. Я очень быстро хотел получать результаты своих усилий и был крайне нетерпелив. ‹…› Поэтому я стал журналистом — результат довольно близко. Я работал в самых различных изданиях. Стал работать на молодежном радио. ‹…› Потом, в шестьдесят первом году, вместе с моим товарищем, Борисом Абакумовым, мы, едучи из города Наро-Фоминска в автобусе ночном, набросали на пачке папирос «Беломор» примерный план такой жизни, которой нам хотелось бы жить. По работе. И вот из этого плана, из этой коробочки «Беломора» и возникла радиостанция «Юность», известная сегодня уже всем. ‹…›
‹…› Так случилось, что в шестьдесят шестом году (в шестьдесят пятом даже) мне позвонили в редакцию и предложили по телефону сняться в одной из картин режиссера Хуциева. ‹…›
Я думал: «Журналисты часто шутят друг над другом».
Я, правда, приехал на Мосфильм, но с единственной целью — выяснить, кто меня разыгрывает и кто навел.
Но когда я приехал на Мосфильм, то увидел, что все очень серьезно. ‹…› В этой картине я снялся в первый раз, у Хуциева Марлена, в фильме прекрасном совершенно, на мой взгляд, который называется «Июльский дождь».
В этом фильме я играл роль человека, который прошел войну. Тема эта была мне близка. Но мое поколение, которое ехало в последнем вагоне этого военного эшелона, — оно сохранило свое отношение к войне, и эта тема по-настоящему и мне дорога, и просто волнует. Но я сыграл роль такого человека, который, исходя из своих военных лет, военных переживаний, опираясь на них — они стали его духовным фундаментом, — он с большой иронией и неприятием относится к тому, что происходит на его глазах. Какие-то явления карьеризма, приспособленчества. Это была очень интересная и достаточно глубокая роль. ‹…›
У нас кинематограф делится на две категории: фильмы, которые мы смотрим, смеемся, там все ясно. Милые, хорошие, прекрасные фильмы есть. А есть другой кинематограф, когда зритель приходит в зал, и его заставляют думать, подключают к экрану его, грубо говоря, мозги. «Ты и я» является таким фильмом. ‹…›
Эта картина — это трижды трагедия, я бы сказал. Во-первых, она трагедия сегодня уже потому, что ее главных создателей двух уже нет. Нет с нами Геннадия Шпаликова и Ларисы Шепитько. Во-вторых, это трагедия по жанру и по теме, потому что эта картина о том, что талант, как и всякое другое свойство, личное свойство души, в какой-то степени является общественным богатством. Что, потративши однажды талант, уже мало того, что невозможно его приобрести назад, но еще ты обворовываешь очень много людей. Других. Ну и, в-третьих, это произведение достаточно драматично потому, что у него сложилась так судьба. ‹…›
...Лариса постулировала в этой картине язык, который обогнал существующий советский кинематограф на то время, когда картина выходила. В итоге безумных боев картина об интеллигенции — вторая практически после «Девяти дней...», роммовской картины, в итоге безумных боев картина получила здесь, у нас третью категорию. Ниже не существует оценки. ‹…› И одновременно, отправленная в Венецию, она получила в Венеции на Международном фестивале первый приз — большого «Золотого льва». ‹…›
‹…› «Начало» — эта картина была, конечно, поинтереснее. Это картина Глеба Панфилова. По сценарию Габриловича. И Глеб Панфилов пригласил меня на очень хорошую роль. Роль эта замдиректора студии. ‹…›
Я не буду все-таки фамилии называть, но в то время он сейчас не действует, этот замминистра кинематографии, но еще существует при кинематографе, один из замминистров по кинематографии он достаточно черный человек, — принимая эту картину у Панфилова, завлек его в кабинет и спросил: «Кого играет Визбор?»
— Визбор играет замдиректора студии.
— Неправда, он играет меня.
Хотя я его не играл, клянусь! Я видел его в президиуме раз или два.
— В общем, либо в этой картине останется Визбор, либо она будет лежать на полке!
Таким образом, Глеб вырезал эти эпизоды, переделав меня. Там было невозможно от меня избавиться в ряде эпизодов. Да там и сюжетно, в общем, обваливались некоторые куски. Переделав меня в автора сценария... И остались от меня крошки да ножки. ‹…›
Визбор Ю. Монологи со сцены. М.: Гудьял-Пресс, 2000.