Новая встреча с Пудовкиным приносит разочарование, — такое же, как при встрече со старым другом, если после десяти лет разлуки видишь, что за все это время его личность ничуть не выросла, а застыла в прежней точке, и с ним уже не о чем поговорить. В общем и целом, Пудовкин сегодня кажется устаревшим. Это, разумеется, не значит, что в его картинах нет сцен и элементов, и по сей день не утративших былых достоинств. В картине «Мать», в сцене встречи матери с сыном уже после вынесения приговора, столь мастерски применен быстрый монтаж, что за несколько секунд зрителя буквально начинают захлестывать эмоции. В «Конце Санкт-Петербурга» так передано первое впечатление двух бедных батраков от огромного, величавого города, что это можно с полным правом назвать шедевром кинематографической наррации. Многое остается ценным и поныне: распределение масс в пространстве, замечательное чутье на народные типажи, лица которых говорят сами за себя (даже если владельцы не произносят ни слова). Кроме того, Пудовкин нашел несколько приемов, донельзя точно выражающих ту или иную жизненную позицию, — к примеру, властитель в любой ситуации может себе позволить обходиться минимальным количеством жестов. Все эти достижения бесспорны, и не имеет значения, что они частично восходят к Эйзенштейну.

Если, несмотря на вышеперечисленные достоинства, фильмы Пудовкина утратили былое значение, то виной этому — их теоретическая перегруженность или, что то же самое, слабая связь с реальностью.

В отличие от Эйзенштейна, отринувшего теорию во имя действительности, которая сама по себе ведет к революции (по крайней мере, в «Броненосце „Потемкине“»), Пудовкин редко вступает в прямой контакт с внешней реальностью; он использует ее лишь в качестве иллюстрации к теоретическим построениям. Монтаж для него — не столько средство создания драматического напряжения или отображения одновременности событий, сколько способ передать свои мысли, возникающие в связи с той или иной ситуацией. Он монтирует высокие солдатские сапоги с рядами колонн в здании суда не потому, что этот прием автоматически демонстрирует их невольное сходство; он делает это для того, чтобы через их сходство передать жестокость царской власти. Подобными логическими конструкциями буквально кишат все его картины. Художественное мышление Пудовкина гораздо слабее его аналитических способностей; вместо того чтобы вычитывать смысл происходящего из самой реальности, он составляет из ее фрагментов подобие оптической мозаики, с помощью которой хочет сделать наглядным то, что ему представляется смыслом происходящего.

Фильмы, созданные по этому методу, устаревают тем быстрее, чем больше их теоретические основания привязаны к конкретному времени; примером тому может служить «Генеральная линия». Пудовкин глубоко увяз в интеллектуальных предрассудках, время которых уже миновало. А поскольку он, чтобы наглядно воплотить их, бесцеремонно расчленяет и монтирует заново окружающий мир, его произведения становятся уязвимыми вдвойне. Некоторые социальные представления, уместные в свое время, давно уже претерпели коррективы; вечная природная символика в наши дни вызывает только раздражение; догматическая идеализация всего коллективного отошла в прошлое.

Неустанно совершенствуя методику монтажа, чтобы выразить идеи, зачастую сомнительные, Пудовкин только сократил жизнь своих картин. Дыхание оставило их; они превратились в исторические документы.

Кракауэр З. National Zeitung Basel, 1938, 13 September. Цит. по: Киноведческие записки. 2002. № 58.